Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 36



Тем не менее подобно Наполеону, любившему удачливых генералов, миллионы американцев считали, что им нравится удачливый президент. Ему не повезло получить пулю при покушении на его жизнь в 1981 году, но повезло, что она не задела его сердце. При этом он сумел подтвердить хорошее чувство юмора и увеличить свою популярность, сообщив жене: «Дорогая, увернуться не получилось», – и обратившись к медикам, вкатывающим его в операционную, со словами: «Надеюсь, вы все – республиканцы». Обаяние и оптимизм Рейгана очень понадобились ему, когда он одобрил очевидно вероломную сделку, от которой позже пришлось открещиваться как от случайной ошибки. Действительно, «афера Иран-контрас» обвалила рейтинг поддержки Рейгана до 47 %, но в сложившихся обстоятельствах и это было неплохо. Его ситуация была лучше, чем у лишенного обаяния Ричарда Никсона, чье участие в Уотергейтском скандале можно, наверное, считать проступком меньшего масштаба. Что касается Рейгана, то он разрешил тайно поставлять оружие Ирану в надежде на то, что это поможет освобождению американских заложников, удерживаемых в Тегеране. «Замечательная идея» заставить иранцев переплачивать и перекачивать дополнительную прибыль на нужды никарагуанских «контрас» пришла в голову Оливеру Норту[284]. Все это предприятие было не только противозаконным, но и бездарно состряпанным. Тайно поставленное оружие попадало не к иранским «умеренным» радикалам, а непосредственно в руки экстремистов, которые и способствовали захватам американских заложников[285].

Подобно Наполеону, любившему удачливых генералов, миллионы американцев считали, что им нравится удачливый президент.

Однако этот постыдный эпизод отошел на второй план в сравнении с крупнейшим достижением Рейгана: его ролью в окончании «холодной войны», случившемся в конце 1980-х с появлением во главе Советского Союза человека, с которым можно было, как выразилась Маргарет Тэтчер, «иметь дело». В начале 1980-х годов было невозможно представить себе Рейгана, мирно прогуливающимся по Красной площади в компании генерального секретаря КПСС или выступающего с речью перед студентами МГУ, стоя под огромным портретом Ленина. Тем не менее именно это и происходило летом 1988 года. В конечном счете, популярность Рейгана и во время, и по окончании его президентства является еще одним свидетельством того, насколько важно для политического лидера умение апеллировать к эмоциям и чувствам, которые часто оказываются сильнее самых убедительных аргументов.

Если судить об успешности президента по единственному критерию – его популярности в конце двух сроков пребывания на посту, то самым успешным за последние пятьдесят лет окажется Билл Клинтон. Это не самый приемлемый критерий оценки – например, рейтинги Трумэна в опросах общественного мнения претерпевали постоянные взлеты и падения, а в последние два года его пребывания в должности были на особенно низком уровне, но с течением времени оценка его деятельности резко возросла[286]. Что касается Клинтона, то он не был «силой» в том же смысле, что и Джонсон, поскольку его влияние на конгресс было существенно меньшим. Бóльшую часть времени он сталкивался с неослабевающе враждебным республиканским большинством во главе с Ньютом Гингричем. Переубеждать таких людей, как Гингрич, было бесполезно, но у Клинтона не получилось наладить хорошие отношения с заслуженным деятелем Демократической партии Дэниелом Патриком Мойнихэном в те времена, когда тот еще возглавлял сенатский комитет по финансам[287]. Во время первого срока провалился знаковый законопроект Клинтона о здравоохранении, подготовка которого была доверена его жене Хиллари. Достижения Клинтона во внешней политике были неоднозначными, но в течение второго срока он был намного более успешен в проталкивании через конгресс постепенных изменений во внутренней повестке. Он сумел оставить своему преемнику подарок в виде сбалансированного бюджета, сохранив при этом программы медицинской помощи Medicaid (для малоимущих) и Medicare (для среднего класса), поборником которых он являлся.

Клинтону сильно вредило неослабевающее внимание к его частной жизни со стороны СМИ, оппонентов-республиканцев и неуемно враждебного специального прокурора Кеннета Старра, особенно усилившееся после скандала с Моникой Левински в 1998 году. Тем не менее к концу своего второго срока он подошел с самыми высокими рейтингами одобрения деятельности президента со времен рейтингов Кеннеди на момент его убийства[288]. Интеллект и впечатляющее владение деталями политической обстановки сочетались в Клинтоне с выдающимися бойцовскими качествами и ораторским мастерством. Он внушал оптимизм. Он умел вызвать сочувствие и сопереживание, что во многом объясняет не только его выживаемость на президентском посту (перед лицом попыток подвергнуть его импичменту), но и то, что он сохранял популярность, невзирая на постоянные злобные нападки прессы, телевидения и беснующихся политических противников. Одной из главных опор его популярности было внимание к экономике и ощущение экономического благополучия, существовавшее в Америке 1990-х годов. Тем не менее его президентство, непосредственно совпавшее с окончанием «холодной войны» и ее последствиями, стало также и президентством упущенных возможностей. В целом симпатизирующий ему биограф Джо Клайн заканчивает свою характеристику сомнительным комплиментом: «Он остается наиболее убедительным из политиков своего поколения, хотя это не так уж и много»[289].

Ограничения, накладываемые на президентскую власть в Америке, вариации во властных отношениях между различными президентами и упрощенчество, характерное для мнения о неуклонном нарастании президентской власти в рамках существующей политической системы, важны не только сами по себе. Они дают основания проявлять осторожность в использовании термина «президентализация» для описания предполагаемого нарастания власти премьер-министров в парламентских демократиях. Другая причина, по которой использование этого термина представляется ошибочным, состоит в том, что в существующих ныне системах с двумя главами исполнительной власти наблюдается широкое разнообразие распределения полномочий между президентом и премьер-министром. В некоторых из них, в том числе во Франции, президент преимущественно является старшим политическим партнером, хотя это в большей степени относится ко внешней, а не внутренней политике. В других странах, например в Германии, Израиле и Ирландии, это устроено иначе. Канцлер Германии, премьер-министр Израиля и «Тишек» (премьер-министр) Ирландии являются бесспорными руководителями ветви исполнительной власти, в то время как президент – глава государства – имеет высокий статус и практически лишен властных полномочий.

Премьерская власть и стиль руководства – в британском варианте

Обратившись ко второму главному примеру этой главы, а именно к Великобритании, мы также увидим, что мнение о постоянном возрастании властных полномочий премьер-министра на протяжении последних ста и более лет является чрезмерным упрощением. Зигзагов в этом плане более чем хватало. Если придерживаться расхожего взгляда на сильного премьера как на человека, постоянно вмешивающегося в самые разнообразные политические вопросы, диктующего свою волю коллегам и принимающего многие важнейшие решения лично, то Дэвид Ллойд Джордж был могущественнее остальных, причем не только во время Первой мировой войны и непосредственно после ее окончания, но и в период между своей отставкой в 1922 году и назначением на пост премьер-министра Невилла Чемберлена в 1937-м (за этот период главами правительства побывали Эндрю Бонар Лоу, Рамси Макдональд и Стэнли Болдуин).

284

Там же, p. 78.

285



Там же, pp. 77–80.

286

Alonzo L. Hamby, ‘Harry S. Truman: Insecurity and Responsibility’, in Greenstein (ed.), Leadership in the Modern Presidency, pp. 41–75, at pp. 73–74.

287

Joe Klein, The Natural: The Misunderstood Presidency of Bill Clinton (Hodder & Stoughton, London, 2002), pp. 123–124.

288

Klein, The Natural, pp. 179–180. Рейтинг одобрения деятельности Клинтона на посту президента к концу его второго срока был на уровне 60 %, а опрос избирателей по поводу того, как бы они вновь проголосовали на выборах 1996 года, показал «практически те же результаты: 46 % за Клинтона, 36 % за Доула и 11 % за Перо». (Ibid., p. 180). «Спецгонителем» Старр назван в Drew Westen, The Political Brain: The Role of Emotion in Deciding the Fate of the Nation (Public Affairs, New York, 2008), p. 372.

289

Klein, The Natural, p. 209.