Страница 30 из 36
Тем не менее подобно Наполеону, любившему удачливых генералов, миллионы американцев считали, что им нравится удачливый президент. Ему не повезло получить пулю при покушении на его жизнь в 1981 году, но повезло, что она не задела его сердце. При этом он сумел подтвердить хорошее чувство юмора и увеличить свою популярность, сообщив жене: «Дорогая, увернуться не получилось», – и обратившись к медикам, вкатывающим его в операционную, со словами: «Надеюсь, вы все – республиканцы». Обаяние и оптимизм Рейгана очень понадобились ему, когда он одобрил очевидно вероломную сделку, от которой позже пришлось открещиваться как от случайной ошибки. Действительно, «афера Иран-контрас» обвалила рейтинг поддержки Рейгана до 47 %, но в сложившихся обстоятельствах и это было неплохо. Его ситуация была лучше, чем у лишенного обаяния Ричарда Никсона, чье участие в Уотергейтском скандале можно, наверное, считать проступком меньшего масштаба. Что касается Рейгана, то он разрешил тайно поставлять оружие Ирану в надежде на то, что это поможет освобождению американских заложников, удерживаемых в Тегеране. «Замечательная идея» заставить иранцев переплачивать и перекачивать дополнительную прибыль на нужды никарагуанских «контрас» пришла в голову Оливеру Норту[284]. Все это предприятие было не только противозаконным, но и бездарно состряпанным. Тайно поставленное оружие попадало не к иранским «умеренным» радикалам, а непосредственно в руки экстремистов, которые и способствовали захватам американских заложников[285].
Подобно Наполеону, любившему удачливых генералов, миллионы американцев считали, что им нравится удачливый президент.
Однако этот постыдный эпизод отошел на второй план в сравнении с крупнейшим достижением Рейгана: его ролью в окончании «холодной войны», случившемся в конце 1980-х с появлением во главе Советского Союза человека, с которым можно было, как выразилась Маргарет Тэтчер, «иметь дело». В начале 1980-х годов было невозможно представить себе Рейгана, мирно прогуливающимся по Красной площади в компании генерального секретаря КПСС или выступающего с речью перед студентами МГУ, стоя под огромным портретом Ленина. Тем не менее именно это и происходило летом 1988 года. В конечном счете, популярность Рейгана и во время, и по окончании его президентства является еще одним свидетельством того, насколько важно для политического лидера умение апеллировать к эмоциям и чувствам, которые часто оказываются сильнее самых убедительных аргументов.
Если судить об успешности президента по единственному критерию – его популярности в конце двух сроков пребывания на посту, то самым успешным за последние пятьдесят лет окажется Билл Клинтон. Это не самый приемлемый критерий оценки – например, рейтинги Трумэна в опросах общественного мнения претерпевали постоянные взлеты и падения, а в последние два года его пребывания в должности были на особенно низком уровне, но с течением времени оценка его деятельности резко возросла[286]. Что касается Клинтона, то он не был «силой» в том же смысле, что и Джонсон, поскольку его влияние на конгресс было существенно меньшим. Бóльшую часть времени он сталкивался с неослабевающе враждебным республиканским большинством во главе с Ньютом Гингричем. Переубеждать таких людей, как Гингрич, было бесполезно, но у Клинтона не получилось наладить хорошие отношения с заслуженным деятелем Демократической партии Дэниелом Патриком Мойнихэном в те времена, когда тот еще возглавлял сенатский комитет по финансам[287]. Во время первого срока провалился знаковый законопроект Клинтона о здравоохранении, подготовка которого была доверена его жене Хиллари. Достижения Клинтона во внешней политике были неоднозначными, но в течение второго срока он был намного более успешен в проталкивании через конгресс постепенных изменений во внутренней повестке. Он сумел оставить своему преемнику подарок в виде сбалансированного бюджета, сохранив при этом программы медицинской помощи Medicaid (для малоимущих) и Medicare (для среднего класса), поборником которых он являлся.
Клинтону сильно вредило неослабевающее внимание к его частной жизни со стороны СМИ, оппонентов-республиканцев и неуемно враждебного специального прокурора Кеннета Старра, особенно усилившееся после скандала с Моникой Левински в 1998 году. Тем не менее к концу своего второго срока он подошел с самыми высокими рейтингами одобрения деятельности президента со времен рейтингов Кеннеди на момент его убийства[288]. Интеллект и впечатляющее владение деталями политической обстановки сочетались в Клинтоне с выдающимися бойцовскими качествами и ораторским мастерством. Он внушал оптимизм. Он умел вызвать сочувствие и сопереживание, что во многом объясняет не только его выживаемость на президентском посту (перед лицом попыток подвергнуть его импичменту), но и то, что он сохранял популярность, невзирая на постоянные злобные нападки прессы, телевидения и беснующихся политических противников. Одной из главных опор его популярности было внимание к экономике и ощущение экономического благополучия, существовавшее в Америке 1990-х годов. Тем не менее его президентство, непосредственно совпавшее с окончанием «холодной войны» и ее последствиями, стало также и президентством упущенных возможностей. В целом симпатизирующий ему биограф Джо Клайн заканчивает свою характеристику сомнительным комплиментом: «Он остается наиболее убедительным из политиков своего поколения, хотя это не так уж и много»[289].
Ограничения, накладываемые на президентскую власть в Америке, вариации во властных отношениях между различными президентами и упрощенчество, характерное для мнения о неуклонном нарастании президентской власти в рамках существующей политической системы, важны не только сами по себе. Они дают основания проявлять осторожность в использовании термина «президентализация» для описания предполагаемого нарастания власти премьер-министров в парламентских демократиях. Другая причина, по которой использование этого термина представляется ошибочным, состоит в том, что в существующих ныне системах с двумя главами исполнительной власти наблюдается широкое разнообразие распределения полномочий между президентом и премьер-министром. В некоторых из них, в том числе во Франции, президент преимущественно является старшим политическим партнером, хотя это в большей степени относится ко внешней, а не внутренней политике. В других странах, например в Германии, Израиле и Ирландии, это устроено иначе. Канцлер Германии, премьер-министр Израиля и «Тишек» (премьер-министр) Ирландии являются бесспорными руководителями ветви исполнительной власти, в то время как президент – глава государства – имеет высокий статус и практически лишен властных полномочий.
Премьерская власть и стиль руководства – в британском варианте
Обратившись ко второму главному примеру этой главы, а именно к Великобритании, мы также увидим, что мнение о постоянном возрастании властных полномочий премьер-министра на протяжении последних ста и более лет является чрезмерным упрощением. Зигзагов в этом плане более чем хватало. Если придерживаться расхожего взгляда на сильного премьера как на человека, постоянно вмешивающегося в самые разнообразные политические вопросы, диктующего свою волю коллегам и принимающего многие важнейшие решения лично, то Дэвид Ллойд Джордж был могущественнее остальных, причем не только во время Первой мировой войны и непосредственно после ее окончания, но и в период между своей отставкой в 1922 году и назначением на пост премьер-министра Невилла Чемберлена в 1937-м (за этот период главами правительства побывали Эндрю Бонар Лоу, Рамси Макдональд и Стэнли Болдуин).
284
Там же, p. 78.
285
Там же, pp. 77–80.
286
Alonzo L. Hamby, ‘Harry S. Truman: Insecurity and Responsibility’, in Greenstein (ed.), Leadership in the Modern Presidency, pp. 41–75, at pp. 73–74.
287
Joe Klein, The Natural: The Misunderstood Presidency of Bill Clinton (Hodder & Stoughton, London, 2002), pp. 123–124.
288
Klein, The Natural, pp. 179–180. Рейтинг одобрения деятельности Клинтона на посту президента к концу его второго срока был на уровне 60 %, а опрос избирателей по поводу того, как бы они вновь проголосовали на выборах 1996 года, показал «практически те же результаты: 46 % за Клинтона, 36 % за Доула и 11 % за Перо». (Ibid., p. 180). «Спецгонителем» Старр назван в Drew Westen, The Political Brain: The Role of Emotion in Deciding the Fate of the Nation (Public Affairs, New York, 2008), p. 372.
289
Klein, The Natural, p. 209.