Типы лидеров

С точки зрения американского посла в Москве Джека Мэтлока, дело было не только в том, что неподходящие эксперты давали Вашингтону неподходящие советы, но и в желании Буша укрепить наиболее слабые места своего политического тыла. Поскольку отличная репутация Рейгана в стане правых республиканцев делала его практически (хотя и не полностью) неприкосновенным для критики со стороны однопартийцев, Буш, как считает Мэтлок, ощущал необходимость «успокоить правое крыло Республиканской партии» и «оградить себя от критики правых, устроив демонстрацию силы»[210]. Хотя в некоторых случаях внешнеполитические проблемы и становятся источниками внутрипартийных разногласий, по сравнению с эпохой «холодной войны» они отодвинулись на задний план. Все возрастающая значимость социальных проблем (аборты, школьная молитва, однополые браки) в американской политике способствовала ослаблению партийных структур[211]. Еще задолго до того, как эти тенденции стали очевидными, американский комик Уилл Роджерс заметил: «Я не принадлежу к организованной политической силе – я член Демократической партии»[212].

В период между выборами американского президента можно сместить только через импичмент. У премьер-министров парламентских демократий подобные гарантии отсутствуют. В случае утраты доверия своей партии, особенно если это парламентская партия, их можно заменить. Мобилизация достаточно большой группы парламентариев-однопартийцев для постановки вопроса о смещении руководства на голосование – более простая задача по сравнению с коллегией выборщиков, где представлены более широкие круги электората, в том числе и рядовые члены партии. Австралия – яркий пример страны, где подобные вопросы целиком и полностью зависят от парламентариев и где хватает случаев, когда партии заставляют своих лидеров уходить даже с премьерских постов[213].

Последним таким случаем была замена в июне 2013 года Джулии Гиллард на Кевина Рудда в качестве лидера лейбористов и, следовательно, премьер-министра. Это было обратное повторение: всего за три года до этого Гиллард, в то время заместитель лидера партии, сместила с поста Рудда[214]. После потери лидерства и премьерства в 2010 году Радд продолжил работу в правительстве в должности министра иностранных дел, но ушел в отставку в феврале 2012 года и спровоцировал внутрипартийную борьбу за руководство, пытаясь вернуть себе премьерский пост. Несмотря на то что в то время он был более популярен в стране, чем первая женщина-премьер, Рудд потерпел полное поражение от Гиллард. Наиболее влиятельные министры «искренне и горячо» критиковали результаты работы и его поведение в бытность премьером, подразумевая, что «большинство членов кабинета не хочет видеть его премьером ни при каких обстоятельствах»[215]. По-прежнему не соглашаясь с лидерством Джулии Гиллард, Рудд и его сторонники спустя чуть больше года организовали еще одно голосование. Однако в марте 2013 года он в самый последний момент «объявил о снятии своей кандидатуры, сказав, что у него нет нужного количества голосов»[216]. Но не прошло и трех месяцев, как политик решил, что теперь голосá у него есть, и вновь поставил вопрос на голосование, а затем выиграл партийные выборы. Рудд – бывший дипломат со знанием китайского языка – считается «ужасно умным», но его «авторитарный стиль руководства» в роли премьера привел к тому, что «его возненавидели во многих ячейках его собственной партии»[217].

В полном соответствии с прогнозами смена руководства лейбористской партии не повлияла на общий результат всеобщих выборов, состоявшихся в сентябре 2013 года. Сразу же после возвращения Рудда на премьерский пост в опросах общественного мнения он опережал не только Гиллард, но и лидера оппозиции Тони Эбботта. При этом как партия лейбористы отставали, хотя разрыв постоянно уменьшался. К началу сентября, когда должны были пройти выборы, рейтинги последнего были выше, чем у Рудда, но дело было не в популярности или непопулярности каждого из этих лидеров. Избиратели были настроены против правящей Лейбористской партии, поскольку сама она была ослаблена внутренней борьбой, а долговременный экономический успех Австралии начал показывать признаки неустойчивости. Всем этим сполна воспользовалась оппозиционная Либеральная партия, которая к тому же затронула чувствительную струнку своей более жесткой позицией в иммиграционной проблематике. Возвращение Рудда на пост премьера оказалось совершенно неуместным – страна отнеслась к этому безучастно, а в его партии произошел очередной раскол. Сразу же после проигранных выборов он объявил о своем уходе с поста лидера партии.

Проблемы Рудда во время его первого премьерского срока предвосхитило его заявление о том, что после прихода к власти членов кабинета министров будет выбирать он сам, а не парламентская фракция партии[218][219]. Австралийцы раскритиковали такое изменение, исходя из того, что тогда и члены кабинета, и все желающие получить государственные должности станут «лизоблюдами». Один из австралийских сенаторов заметил, что «при старой системе правительственная скамья принадлежала всем. А сейчас передняя скамья находится в полной единоличной собственности лидера». Один из министров, работавший с ним во время первого срока, сказал: «В его [Рудда] идеальном мире все решения принимаются им самим»[220]. Во многих других парламентских демократиях существуют более сложные системы выбора нового партийного руководства, предоставляющие главам правительств больше возможностей для защиты, но, теряя поддержку фракции, они ставят свое будущее под угрозу. Поэтому желание премьер-министра решать все вопросы самостоятельно является неразумным и недемократичным.

Из-за своего нежелания попасть в тиски своих высокопоставленных коллег и тем более рядовых членов партии, некоторые лидеры, не отличающиеся беззаветной преданностью демократическим нормам, ставят себе в заслугу то, что они не принадлежат ни к одной партии. Пример генерала де Голля, который не только был «вне партий», но и прежде всего совершенствовал, а не подрывал французскую демократию, является исключением, подтверждающим правило. Лидеры, провозглашающие свою внепартийность, чаще обнаруживаются в странах, выходящих из-под авторитарного правления, и, дистанцируясь от партийной принадлежности, они способствуют тому, чтобы отказ от авторитаризма был, мягко говоря, неполным. В России и Борис Ельцин, и Владимир Путин с гордостью подчеркивали, что они – президенты всего народа, не скованные или испорченные партийными интересами. Поступая так, они невольно или вполне сознательно оказали развитию демократии в постсоветской России медвежью услугу. (В течение некоторого времени Путин был председателем прокремлевской партии «Единая Россия», не являясь ее членом.) Роль президента или премьер-министра демократического государства как лидера нации, действующего в интересах всего народа, как он их понимает, не может умалить его принадлежность к политической партии. Угрозой нарождающейся демократии является не партийность главы исполнительной власти, а слабые или неумелые политические партии. То, что глава исполнительной власти не является партийным лидером или даже членом партии, девальвирует роль партий и, следовательно, наносит ущерб построению демократических институтов.

Лидеры и формы правления

Институты, несомненно, влияют на то, что способны делать лидеры, а их решения, в свою очередь, отражаются на институтах. То, какую форму правления – президентскую, парламентскую или президентско-парламентскую – выберет для себя страна, находящаяся в процессе перехода от жестко авторитарного режима, будет иметь определенные последствия. Существует обширный список трудов, посвященных сравнительному анализу преимуществ президентского и парламентского строя для развития демократии. Многое свидетельствует в пользу того, что парламентаризм в большей степени способствует расцвету демократии по сравнению и с президентской, и с президентско-парламентской системой (в последней полномочия высшей исполнительной власти поделены между президентом и премьером)[221]. Президентско-парламентская система встречается на политическом ландшафте все чаще. Сегодня такое раздвоение исполнительной власти присутствует более чем в пятидесяти странах[222].

210

Jack F. Matlock, Jr, Reagan and Gorbachev: How the Cold War Ended (Random House, New York, 2004), p. 314.

211

B. Guy Peters, Institutional Theory in Political Science: The ‘New Institutionalism’ (Pinter, London and New York, 1999), p. 115. Хотя партийные структуры несколько ослабли, приверженность партиям не сошла на нет. Последние данные говорят о том, что среди американских граждан она, наоборот, «усилилась за два предыдущих десятилетия». См.: Lavine, Johnston and Steenbergen, The Ambivalent Partisan, p. 2.

212

Peters, Institutional Theory in Political Science, p. 115.

213

Австралийский политолог Джудит Бретт отмечает: «С 1990 года лейбористам дважды удавалось смещать популярных у избирателей премьер-министров, и Джон Ховард усиленно старался избежать подобной угрозы в течение своего последнего премьерского срока». См.: Brett, ‘Prime Ministers and their Parties in Australia’, in Paul Strangio, Paul ’t Hart and James Walter (eds.), Understanding Prime-Ministerial Performance: Comparative Perspectives (Oxford University Press, Oxford, 2013), pp. 172–192, at p. 177.

214

Neil Hume, ‘Rudd ousts Gillard as Labor leader’, Financial Times, 27 June 2013.

215

Brett, ‘Prime Ministers and their Parties in Australia’, p. 189.

216

‘Australian PM Gillard in reshuffle after “unseemly” vote’, http://www.bbc.co.uk/news/world-asia-21920762, 25 March 2013.

217

Financial Times, 25/26 February 2012; ibid., 28 February 2012. Джудит Бретт отмечала у Рудда его «недоступность для коллег по парламенту, манию все контролировать и грубость со всеми – от членов правительства до стюардесс». (Brett, ‘Prime Ministers and their Parties in Australia’, p. 188). С точки зрения аналитика Австралийского национального университета Эндрю Хьюза, Джулия Гиллард «была очень эффективна как премьер-министр. Но до австралийской общественности это не дошло». Он добавляет: «Проблема в том, как она пришла к власти. Она висела и продолжает висеть на ней тяжким грузом» (Financial Times, 22 March 2013). Один из австралийских политических комментаторов, Эрик Дженсен, писал вскоре после недолгого возврата Рудда на премьерскую должность: «Рудд стоит на руинах правительства, разваленного в немалой степени его же усилиями». Дженсен отмечал, что многие министры предпочли работе с Руддом отставку, а один из прежних лидеров лейбористов призывал исключить его из партии. См.: Jensen, ‘The people’s psychopath’, New Statesman, 5–12 July 2013, p. 14.

218

Издатели недавнего сравнительного анализа деятельности премьеров отмечают, что еще до победы австралийских лейбористов на выборах 2007 года «Рудд дал понять, что не будет руководить правительством с оглядкой на партию», и заявил, что вместо выборов министров парламентской фракцией будет назначать их сам. (Strangio, ’t Hartand Walters, Understanding Prime-Ministerial Performance, p. 8). После поражения лейбористов в 2013 году выборы правительства и теневого правительства парламентскими фракциями были восстановлены.

219

В Великобритании коллег по кабинету подбирают себе премьер-министры и от лейбористов, и от консерваторов, но вплоть до 2011 года теневой кабинет лейбористов избирался парламентской фракцией. Через год после того, как Эд Миллибэнд сменил Гордона Брауна, этот выбор был передан в руки лидера.

220

Этим сенатором был Стив Хатчинс; член кабинета говорил на условиях анонимности. (См. информативную статью A

221

См., в частности: Arend Lijphart (ed.), Parliamentary versus Presidential Government (Oxford University Press, New York, 1992); Alfred Stepan, Arguing Comparative Politics (Oxford University Press, Oxford, 2001), esp. Part III, ‘The Metaframeworks of Democratic Governance and Democratic States’; и Robert Elgie, Semi-Presidentialism: Sub-Types and Democratic Performance (Oxford University Press, Oxford, 2011).

222

В Elgie, Semi-Presidentialism (p. 24) перечислены пятьдесят два государства с президентско-парламентским устройством (по состоянию на декабрь 2010 года).