Найди меня

— Так вот почему ты не отговаривал меня от аборта, — с тоской прошептала она. — А я ведь и правда не знала, чьего ребенка носила. Тогда, десять лет назад. Не знала. А ты был уверен, что не можешь иметь детей. И выкидыши… Какая же ты сволочь, Бондаренко. Я ведь изменила тебе впервые, когда врачи вынесли мне приговор — бесплодие. По твоей милости, видимо. Решил сделать виноватой меня. А сам… Ты убивал собственных детей, Влад.

Он ударил ее. Ладонью, наотмашь. Аня ощутила солоноватый привкус крови. Облизала языком разбитую губу. В прищуренных глазах Влада плескалась черная муть ненависти. Боже, с кем же она жила столько лет?! Жила и не замечала ничего. Аня усмехнулась. Сама виновата.

— Я любил тебя. Думал, ты другая. А ты…Ты была такая же, как София. Ты тоже любила его. Этого жалкого офицеришку, который женщину удержать не может, — он притянул ее к себе. Аня не сопротивлялась. Да и что она могла, примотанная к стулу скотчем? — За что? За что ты его так любишь?

— Мы могли быть семьей, — вместо ответа говорила Аня. — У нас могли быть дети. Двое. Трое. Семья, — последнее слово она выговорила по слогам. — И я бы любила тебя и наших детей. Но ты ведь ничего не сделал, чтобы я тебя полюбила.

Влад стоял в противоположном углу комнаты, невидящим взглядом смотря куда-то поверх ее головы.

— Надеешься, что он придет и спасет тебя, — он не спрашивал, утверждал. — Он не придет, потому что очень скоро станет ненавидеть тебя. Ненавидеть и желать только одного — убить тебя.

Больше они не разговаривали. Аню заперли в спальне с одной кроватью и зарешеченными окнами. Она перебирала в голове слова Бондаренко. Об Арсении, о его матери и Илье. Что-то Влад сказал такое, настораживающее. Что-то, что связывало их всех. Ее, Арсения, Соню, Влада и Илью. Что-то такое…

И она поняла — что, когда к ней в комнату привели Арсения. Поняла, как только увидела его — точное отражение Ильи. Короткие волосы, немного светлее, чем у Ильи, но с тем же пепельным отливом. Такой же разрез глаз, форма губ, носа. Он даже двигался как Илья, поправлял волосы, поворачивал голову, улыбался. И почему она раньше не замечала? Только взгляд другой: не детский, холодный, пронзительный, черный, как сама ночь. И план родился в ее голове моментально. Недаром она была писательницей криминальных романов. Пришла пора применять свою фантазию на практике. Она должна была спасти Арсения, во что бы то ни стало. Спасти не просто ребенка, а сына Ильи.

Они проговорили пару часов. Вернее, говорила Аня, а Арсений отвечал языком жестов. Аня понимала не все, о многом догадывалась, но почти всегда верно. Потом она рассказала Арсению об Илье. Все как есть. На новость о том, что Илья может быть отцом Арсения, мальчик никак не отреагировал. Она назвала Арсению адрес Ильи, отдала ключ от его квартиры, висевший на цепочке вместе с золотой подковой, и свою сережку. Потом они разыграли, что у Арсения случился приступ, в существовании которого ее убеждали врачи закрытого интерната, да и сам Влад. И Аня видела однажды такой приступ, спровоцированный, как теперь она уже знала, лекарствами, которыми безбожно накачивали ребенка годами.

Инсценировка удалась. Когда на Анины крики влетели охранники, то увидели, как обезумевший Арсений в мертвой хватке сжимает Анину шею. Его оттащили с трудом, один раз даже ударили, а потом увели. Куда, Аня не знала, но Арсений ранее заверил ее, что знает, как сбежать. Главное, нейтрализовать Аниных надзирателей и пробраться в подвалы. А потом Аня узнала, что Арсению удалось-таки сбежать.

И теперь молила Бога, чтобы с мальчиком все было хорошо. Чтобы он успел найти Илью. По крайней мере, Бондаренко его не нашел. Аня знала это наверняка. Когда Влад узнал о побеге, тут же отправил своих головорезов на поиски Арсения. Их не было долго, а когда вернулись — Влад пришел в бешенство. Аня слышала, как он орал. А потом он пришел к ней и избил ее. До потери сознания. Сам. Очнулась Аня уже не в спальне особняка с зарешеченными окнами, а в темном, жутком подвале без окон и с железной дверью.

Аня молилась, стараясь хоть как-то отвлечься от выламывающей боли во всем теле, и злилась. На Илью за то, что он так легко отступился от своей женщины, своего сына. Как он мог? Он, кто все время бредил семьей, детьми. Как мог бросить беременную женщину в лапы этого чудовища? Почему не выяснил, что у него есть сын? Почему допустил, чтобы Арсению так искалечили жизнь? Почему? И тут же ругала себя. Илья мог ничего не знать о сыне. А она! Она-то знала! Знала и молча смотрела на его мучения. Как она могла допустить, чтобы Влад издевался над ним? Почему не забрала Арсения из интерната? Почему не усыновила его? Могла ведь, если бы захотела. А она не захотела. Просто закрыла глаза на все — не ее проблема. Снова струсила. Жалкая, ничтожная трусиха. «Тварь дрожащая», — вспомнился ей Достоевский. Она усмехнулась и тутже скривилась от боли в разбитой губе, рассеченной шрамом щеке. А ведь все могло быть иначе, если бы она хоть раз рассказала Илье правду. И плевать на собственные нежные чувства. Она больше не станет бояться. Никого. Ни за что.

Лязг замка заставил ее вздрогнуть от неожиданности. Она сжалась, затравлено посмотрела на дверь. Страх, который Аня так тщательно изгоняла из своей души еще минуту назад, липкой змеей вполз в ее сознание, стоило только увидеть своего мучителя. Он замер на пороге, освещаемый тусклым светом из-за двери. Аня не могла толком рассмотреть его, только лицо. Ту половину, что обезображивали оспины. И ухмылку. Мерзкую, скользкую. Он не шевелился, плотоядно рассматривая Аню. Видимо, представлял, какую из мерзких своих фантазий воплотит с ней. От этой мысли Ане стало совсем гадко. И вдруг ярость острой молнией ослепила разум. Неистовство затопило кровь.

Она же дала себе обещание никого и ничего не бояться! И не станет! Даже если это будет стоить ей жизни. Ярость придала сил. Аня даже почувствовала, как кровь приливает к голове, проясняя затуманенные страхом мысли.

Теперь уже ясным взглядом она посмотрела на не двигающегося с места Зомби и заметила в его руке бутылку. Дверь он не запер, что только на руку, как и бутылка. Он не приходил раньше, хотя Аня сидела в этом подвале достаточно долго. Еду приносили ей раз семь, значит, как минимум прошло двое суток. Максимум — неделя, если кормили раз в день. Не деликатесами конечно, но есть можно было. И она ела, чтобы не лишиться сил, которые ей сейчас очень пригодятся. За то время Зомби к ней не приходил, хотя мог. Возможностей у него хоть отбавляй воспользоваться такой доступной и желанной добычей. Вероятно, его не пускали к ней. Берегли. Аня криво усмехнулась, вспомнив, как Влад бил ее. На «берегли» походило мало, но Аня допустила эту мысль. И если он пришел сейчас, выходит, перестали беречь. Дали отмашку делать с ней все, что угодно. Сам Бондаренко вряд ли бы стал наблюдать за таким. На миг Аня усомнилась, но потом кивнула сама себе. Не стал бы — это ниже его достоинства.

Кое-как поднявшись на негнущихся ногах, она встала так, чтобы свет из коридора падал и на нее, и начала раздеваться. Пальцы дрожали, не слушались, когда она пыталась расстегнуть блузку. Но она справлялась. Зомби не подходил, только изредка потягивал что-то из бутылки. Аня старалась не думать, что этот извращенец с ней сделает, если она допустит ошибку. Совладав, наконец, с пуговицами, Аня скинула с себя блузку, обнажив синюшнее с кровоподтеками тело. Зомби довольно хрюкнул и ринулся к ней. Аня опомниться не успела, как оказалась прижатой к стене. Несколько секунд он просто смотрел на нее, изучал похотливым взглядом, облизывался. Аня ощутила, как желудок сжался в комок, к горлу подкатила тошнота. Закусив губу, она простонала от омерзения. Но Зомби воспринял иначе и улыбнулся.

— Плохая девочка, — прохрипел он, обдав Аню кисловатым запахом алкоголя, и провел языком по ее рассеченной щеке.

Аня не шевелилась, стараясь ничем не выдать отвращение, только прикрыла глаза. Зомби опустился на шею, по-прежнему прижимая Аню к стене своим массивным телом. Руками не трогал. А Ане хотелось, чтобы он дал волю рукам и выпустил бутылку. Ей нужна эта бутылка! Она схватила его свободную руку и положила себе на грудь. Зомби рыкнул от удовольствия и сильно сжал, до боли. Аня застонала, обхватив пальцами его вторую ладонь. Когда он выпустит бутылку, она поймает и тогда…