Любовь в мятеже

Два месяца спустя

Во всём была виновата охота, затеянная Его Величеством. Джонатан, будто чувствовал, что грядёт нечто нежелательное, и хотел остаться во дворце, да только никто бы ему не позволил. Поэтому, сцепив зубы, ранним мартовским утром под моросящим дождиком Джонатан вместе с полусотней других придворных направлялся в близлежащий лес. Чуть впереди красовалась на своей лошадке леди Элизабет и иногда оборачивалась, бросая на него игривые взгляды. Джонатан делал постное лицо и отводил глаза.

Обычно, когда шла охота, Джонатан держался позади, присутствуя среди прочих энтузиастов только из необходимости, а когда все бросались за спущенными собаками, Джонатан отставал, чтобы спокойно прогуляться по тропинке в ожидании остальных. На этот раз, однако, забывающая о нём, как правило, на время охоты леди Элизабет замешкалась, оглянулась снова, — и её кобылка, словно обезумев, понеслась напролом через стену деревьев — совершенно в противоположную сторону от той, куда поехали остальные. Никто, кроме Джонатана, казалось, испуганного крика леди Элизабет не услышал. Сжав поводья, он вонзил шпоры в бока своего коня и во весь опор бросился вслед за ней.

Элизабет скоро перестала визжать, и лошадь её успокоилась, так что Джонатан без труда их нагнал.

— Что случилось? — спросил он обеспокоенно.

— Всё хорошо, — мило улыбнулась она. — Вы знаете, здесь есть охотничий домик. Совсем рядом. Мне нужно немного передохнуть.

Выглядела она чересчур спокойно, учитывая, что только что пережила, и ориентировалась на местности подозрительно хорошо. Джонатан не смог бы сказать точно, где они теперь находятся, а она знала. И про охотничий домик знала.

— Я бы хотел успеть поучаствовать в охоте, — с притворным сожалением вздохнул Джонатан.

— Бросьте, — отмахнулась Элизабет, решительно направляясь вперёд, — я заметила, что вы не любите охоту.

Джонатану не оставалось ничего, кроме как последовать за ней.

— Тогда вы должны были также заметить, — решил он говорить начистоту, — что я не хочу иметь отношения с фавориткой короля.

— Я не фаворитка короля, — фыркнула Элизабет недовольно. — Уже нет.

В самом деле, короля и леди Элизабет теперь почти не видели вместе. Ходили слухи, однако, что они всё ещё встречаются по ночам, но на людях Его Величество предпочитал общество другой леди.

— Тем не менее, я не могу рисковать, — упрямо заявил Джонатан.

Элизабет остановилась, посмотрела на него, как на ребёнка, и вздохнула:

— Вам кажется, что не можете. Вы этого хотите, а если вы этого хотите, то вы можете пойти на риск. Почему вы боитесь отдаться на волю своим чувствам? Вы не делаете ничего плохого, — приблизилась она к нему, вопрошающе заглядывая в глаза. — Его Величество считает так же, как я. Он не думает о том, правильно ли любить другую, когда ты женат, или завести любовницу, не порвав с предыдущей...

— Quod licet Jovi... (лат. Что позволено Юпитеру...)

Элизабет положила пальцы на его губы и прошептала:

— Я знаю латынь, глупый мальчик. А ещё я знаю кое-что о «Науке о любви».

— Не сомневаюсь, — пробормотал Джонатан.

— Я говорю об Овидии, — улыбнулась леди Элизабет, отворачиваясь и продолжая свой путь. — Он писал: «Если кому от любви хорошо — пускай на здоровье любит».

Джонатан сомневался, что потом ему от такой любви хорошо будет.

— Мы должны жить нынешним днём, любить сегодня, потому что завтра... завтра может случиться что угодно, и время будет упущено. А, вот и домик. Право, лорд Сэвидж, вы утомляете меня своей несгибаемостью.

— В таком случае, почему вы всё ещё говорите со мной?

— Вы мне нравитесь. А я нравлюсь вам. Я хочу помочь вам стать более свободным в выражении своих чувств. Трусости в любви не место, поверьте.

— Я осторожен, а не труслив, — возмутился Джонатан.

— Как бы вы это ни называли, — отмахнулась Элизабет, спешиваясь и привязывая свою лошадь к столбику. — Пойдёмте, лорд Сэвидж. Я научу вас...

Элизабет совершенно запудрила ему голову! Она была настолько соблазнительна, а её откровенные речи одновременно приводили в ступор и в ещё большее возбуждение, что он не смог держать себя в узде. Не прошло и десяти минут, как они оказались на удивительно гостеприимной меховой шкуре, расстеленной у разожжённого камина, полностью голыми и готовыми вот-вот слиться воедино...

— Ваше Величество! — внезапно вскрикнула Элизабет под ним, глядя широко раскрытыми глаза за его спину.

Джонатан медленно обернулся и смачно выругался. Разумеется, про себя. На пороге стоял сам король, а рядом с ним — та самая леди, с которой его часто видели в последние дни. Оба выглядели, по меньшей мере, изумлёнными открывшейся им картиной.

— Вон, — наконец выговорил король дрожащим, верно, от ярости голосом. — Одевайтесь, любезная леди Элизабет, и — вон!

Джонатан подскочил резвее своей почти что любовницы и был уже полностью одет, когда она только пыталась затянуть своё платье. Он помог ей под тяжёлым взглядом короля, и леди Элизабет, будто враз позабыв о своих громких словах, выбежала из домика, низко опустив голову. Король, тем временем, прошептал что-то на ухо своей спутнице, и та тоже вышла. Некоторое время в домике царило молчание. Джонатан чихвостил себя на чём свет стоит и одновременно придумывал оправдания.

Генрих тяжёлой поступью приблизился к нему, остановился напротив и, смерив ещё одним взглядом, громко расхохотался. Джонатан открыл рот: то ли, чтобы приступить к оправданиям, то ли просто от удивления. О чём мог говорить смех короля? Возможно, он только что придумал новую пытку или изощрённую казнь? Такое и впрямь может развеселить человека, которому всё позволено!