Страница 1 из 13
Книга 3
Часть 11
Глава 1. Льдинки
Алёша, по-прежнему потерянный, ушёл в свой Склиф, а я набрал номер Наташи, она в это время уже на работе. Я не звонил несколько дней, я был в Н-ске неделю назад. Наташа ответила сразу. Приняла поздравления, поздравила и меня тоже с нашим с ней общим праздником, а потом сказала, помолчав несколько секунд, и чуть приглушив голос:
– Ты… Кирилл, ты не приезжай… не приезжай, как собирался…
– Что случилось? – мне стало не по себе от её странного голоса и холодных слов.
– Ничего. Всё вернулось на круги своя. Не волнуйся, тебе не надо уже жениться на мне.
У меня похолодело под сердцем:
– Наташа… что ты сделала? – спросил я, осипнув.
– Сделала. Так что живи как жил.
– Зачем ты так, Наташа?
– Пока, Кирилл, Алёше я позвоню ещё…
Вот так, захлопнула дверь перед моим носом… Я не обольщался. Не думал, что мы можем быть по-настоящему счастливы или близки с Наташей, мы никогда особенно не сближались, слишком разные по темпераменту, взглядам, устремлениям, предпочтениям в самых мелких вещах, нам с ней трудно было ужиться даже, когда нам было едва за двадцать, что уж говорить про теперешние годы…
Но ребёнок… Наташа… Всё же не выдержала возможного провинциального осуждения или вовсе не хотела его сразу? Или… Ах, Наташа… Как нехорошо стало на душе… как славно всё было несколько часов назад, когда мы втроём сидели за столом и угощались тортом, специально заказанным мной для сегодняшнего утра! Как счастлив я был видеть двух самых дорогих для меня на свете людей, моего сына и ЕЁ, Лёлю… быть с ними, радоваться тому, что им вновь хорошо со мной. Что всё прощено, но ничего не забыто, не отпущено, «все видят»… Ах, Наташа…
Что теперь будет с Алёшей и Лёлей, только бы он не натворил глупостей, не признался бы только! Кто это простит из женщин… тем более жена… Если она уйдёт опять… Что я стану делать, если они опять разойдутся?!..
Диагностические выскабливания я сделала безупречно, дай Бог, чтобы у этих женщин не оказалось каких-нибудь тяжёлых диагнозов вроде рака. Гистероскопию на новом эндоскопе тоже провела на «отлично», что называется, но это уже не в первый раз.
Следующая пациентка вошла как раз, когда из смотровой вышла даже акушерка. Мне показалась странно знакомой эта девушка, но только первые пару минут я не узнавала её, потом воспоминания встрепенулись в моей голове – это же та самая девушка, немного рыхлая красивая блондинка, что так нахально вешалась на Лёню когда-то возле Склифа.
Что она… на аборт пришла?..
– Фамилия ваша? – спросила я.
– Нарышкина, Ольга Викторовна. Я … это же вы… – вот чёрт, узнала меня… – вы жена Алексея… Моего Лёши!
– Вашего?! – я задохнулась от возмущения и от того как болезненно сжалась моя душа от этих слов: «моего Лёши»…
– Отпустите его! – вдруг вылупив большие белёсые глаза, запричитала девушка, называющая Лёню «мой Лёша». – Он из-за вас меня на аборт заставил идти! А я его люблю, и он меня любит, он просто думает, вы узнаете и опять с его отцом станете… ну… крутить…
Меня затошнило, ударило, будто в голову: «крутить».… Лёня рассказывает об ЭТОМ ей, этой девушке?! Это предполагает серьёзные отношения… Очень серьёзные, чтобы Лёня мог такое рассказать, то, чего даже друзьям не говорил…
– Вы такая красивая, вы, наверное, добрая, отпустите Лёшу, я ему сыночка рожу… Не заставляйте его… Ему так стыдно, он страдает из-за того, что вы и Кирилл Иваныч…
Боже мой… да замолчишь ты…
– Он хороший, он меня так любит. Он говорил, что у нас всё будет, только он вас не хотел… ну, обидеть… Отпустите Лёшу! Ему со мной будет лучше. С вами он стыдится, что вы с его отцом, не может вам сказать, а сам… он только об этом и думает, как вы унижали его… Не спит ночами…
Боже мой, сжалься, убей меня сейчас… жаль, что не убил раньше, пока я не слышал ещё всего этого…
Я постаралась начать говорить:
– Вы… Ольга Викторовна, вы идите. Аборт не надо делать, вообще… не волнуйтесь… Ребёнка Алексей всегда хотел, – я встала из-за стола. – Вы идите, на учёт встаньте по беременности, наблюдаться надо. И про аборты больше не говорите, малыш всё слышит…
– Елена Николаевна!.. – она хлопает большими ресницами.
– Идите…
– Вы добрая! Спасибо вам! – улыбается, зубы толстые…
Наконец-то её вынесло из кабинета, не успела я перевести дух, вообще вернуться к реальности, как вошла моя преподаватель:
– Что это женщина шарахнулась? Передумала аборт делать?
– Передумала, – сказала я. – И я, Анна Романовна, передумала… вернее и не думала… Я не буду делать этого. Никогда. Считаете это непрофессиональным, выгоняйте. Я могу, и буду делать всё, но ЭТО я делать отказываюсь.
Анна Романовна прищурила чёрные глаза:
– Что это ещё?!
Я стою, думая о том, как бы мне поскорее вырваться отсюда, скорее, на воздух, я задыхаюсь… «Я Лёше сыночка рожу»… «Ему так стыдно»… «Отпустите Лёшу»… А Анна Романовна ещё спрашивает, почему я отказываюсь убивать детей, вот «Лёшиного», например…
– Хорошо подумала?
– Очень хорошо подумала, – я смело встретила её взгляд, подняв голову.
Она ещё несколько мгновений сверлила меня взглядом, но не злым, не раздражённым, а чуть ли не гордым и восхищённым?.. Анна Романовна, отпустите, на воздух, ради Бога…
– Насчёт «всё могу», ты не зарывайся, Легостаева, Елена Николаевна, – она нарочито отчётливо проговорила мои имя и отчество, – ты ещё только начинаешь превращаться во врача, только окукливаешься, а выйдет ли из кокона бабочка с прекрасными крыльями, мы ещё посмотрим… – в уголках глаз брызнуло что-то, как лучики улыбки. – Тэк-с… Иди сейчас домой. Подумай пару дней. Надумаешь работать, придёшь. Сейчас ничего не говори. Иди.
– Я…
– ИДИ! – почти рыкнула Анна Романовна, длиннорукая, похожая на мясника моя неутомимая и всегда жизнерадостная куратор, впервые сделавшаяся такой строгой.
Но сейчас я не думаю о том, что, возможно прикончила свою карьеру, я думаю о том, что я смогла настоять на своём в этом деле.
О Лёне я не могу думать. Мне так больно, что это выше моих сил сейчас думать о нём, о том, что я нарисовала себе несуществующий мир и в нём пребывала… Господи, ты делаешь нас слепыми и глухими, когда хочешь наказать… Ведь я видела её, много раз видела у Склифа… а эти звонки… Лёня… как ты жил-то в этом аду?
Жить на две половины, ничего хуже нет. Как ты это вытерпел? На аборт послал девочку, этакий грех на душу берёшь, ради чего, Лёня… нет, не могу, не сейчас, не могу…
Я вошла в квартиру, рассчитывая никого не застать. Но Кирилл оказался дома. Я это поняла не сразу. Я, босая, не чувствуя ступнями холодного пола, прошла в нашу с Лёней комнату. Нашу… что теперь может быть «наше»…
Кирилл заглянул в открытую дверь:
– Ты почему вернулась? Не заболела?
– Кирюша… – выдохнула она, будто с облегчением, – ты дома? – я так рада видеть его, его добрый взгляд, обеспокоенный, искрящийся. Хотя бы что-то не изменилось пока в этом мире…
Лёля выглядит странно, бледная и рассеянная, смотрит, как будто соскучилась… не так как всё последнее время, когда за Алёшей она вовсе не видела меня, а тут подошла ко мне и обняла:
– Как хорошо, что ты дома, – она положила голову мне на грудь под шею, макушкой под подбородок, босиком она сразу значительно меньше меня… – как же хорошо, что ты есть, Кирюша, милый…
Она подняла лицо, продолжая прижиматься ко мне:
– Ты ещё любишь меня? Или всё похоронил? – она смотрит на меня тёмно-синими блестящими глазами.
– Ты уверена, что хочешь это знать? – улыбнулся я.
Что толкает её сейчас в мои объятия? Про Алёшкины шашни узнала? Что дальше будет?.. а не всё ли равно?!
– Знать?.. Я хочу почувствовать это! – её рука, всегда такая…как прикосновение воздуха, прохладной воды в жару… едва касается, будто она кончиками пальцев, ладонью хочет почувствовать, словно увидеть моё лицо… – Я так тебя люблю! Ты это знаешь?.. Нет, подожди…послушай! Я не знаю, как это происходило и продолжает происходить, почему это происходит, что за обратная сторона Луны, моя любовь к тебе… Я тебя люблю с того дня, как… помнишь, мы встретились в Н-ске летом?.. даже, если ты не помнишь, это не имеет значения, помню я и буду помнить… с того дня я не могла не думать о тебе и не понимать, что хочу тебя… Я всегда, с первого мига стыдилась и бежала от этого, но всегда желала всего, что было после. Всегда буду тебя любить! Ты меня прости…