Модератор

– Погоди, я приехал тайно. Никто не должен узнать, кто я, особенно при моем напарнике – Вильяме.

– Что-то случилось? Мы так долго тебя ждали…

– Я расскажу все, но сейчас я хочу повидаться с родителями.

Губы Люси сжались. Она вмиг растеряла всю свою радость от встречи.

– Федя, п-папа…– она не могла закончить фразу. Но Федор всё понял.

Он пошатнулся – сбылось худшее из его предположений, о котором он старался даже не думать. Он снова обнял сестру, теперь уже защищая её от горя. Она дрожала, и эта дрожь передалась самому Федору.

«Это невозможно, невозможно!» – кричал внутренний голос. «Что произошло? Почему?», сердце безумно колотилось, он хотел получить все ответы прямо сейчас, но состояние Люси не оставляло ему ни единого шанса.

«Почему я не остался? Почему меня не оказалось рядом, когда я был действительно нужен?» – каждый вопрос вырывался тихим стоном и слезами.

Ещё одна страшная мысль накрыла Федора, едва не сбив его с ног. Губы по собственной воле пришли в движение:

– Как мама?

Его сердце было готово разорваться, если бы впитало ещё хоть каплю горя.

– Она ждет тебя. – сказала Люся шепотом. Она вытерла слезы с покрасневших глаз. – Каждый день, смотря в даль, она ждёт.

– А бабуля?

– Ей стало трудно ходить, но она постоянно старается что-нибудь делать по дому, – Люся слегка улыбнулась. – Так и не может усидеть на одном месте.

– Пойдем быстрее. Я ждал десять лет.

Когда Федор вошел за порог, ликованию домашних не было предела. Они плакали и смеялись, щедро изливая чувства, накопившиеся за долгое десятилетие разлуки.

Все вместе они сели за стол, и лишь одно пустующее место не давало покоя Федору. Он обязательно узнает, как умер Руслан, но позже, чтобы хоть немного продлить радость встречи.

Три женщины: мама, бабушка и сестра не сводили с него глаз. Они, как и Федор, сотни раз прокручивали в голове эту встречу, представляли, как он вырос и возмужал, и вот теперь он сидит рядом, жив и здоров.

Его засыпали вопросами. Федор рассказывал и о своем путешествии, скрывая волшебство, пропитавшее весь остальной мир, за пределами их деревеньки. В его устах Мегаполис превратился в деревянную Москву, машины преобразились в повозки, а Сеть стала библиотекой. Он на ходу сочинял то, что они хотели услышать, стараясь не ляпнуть чего лишнего.

Он забыл про профессора, и про их миссию. Он слушал и говорил. И хотя он не мог быть искренним с семьей, рассказывая то, что по-настоящему удивляло и поражало его в городе, тепло печи и семейный уют опьяняли его. Лишь один вопрос мешал полному счастью – «Что же случилось с отцом?» Василиса чувствовала его напряжение и собравшись силами, начала печальный рассказ:

– Три года назад было очень холодно, и земля стала бесплодной. Почти весь урожай погиб. Мы недоедали, на счету была каждая кроха, и к середине зимы наши скудные запасы закончились. Вся деревня голодала…

Лицо Василисы осунулось, на нем проступили морщины, которых Федор раньше не замечал, её глаза потускнели, и Федор представлял испытания, выпавшие на их участь.

– Федя, ты хорошо питался в городе?

– Да, очень.

– Как же хорошо, что ты уехал, – произнесла она потухшим голосом. – Хорошо, что тебя не тронуло наше горе…

Федор ощутил, как глаза и кожа вокруг задрожали – ещё и одно слово или взгляд, и он заплачет. Низким голосом он ответил:

– Я должен был остаться и помочь! Не стоило уезжать. – Он плотно сжал кулаки.

Василиса обняла его.

– Руслан вместе с другими мужчинами пошли на охоту, – она крепко закрыла глаза, слова застывали в горле.

Они заплакали. Грудь Федора тяжело поднималась, но воздуха не хватало. Он чувствовал, что задыхается.

– Я… Я п-просила его остаться, но он сказал, что иного выхода н-нет…

Отчаянье душило Федора. Он больше никогда не увидит своего отца и не расскажет ему все, что узнал. Все его путешествие в город оказалось напрасным, ведь его не оказалось рядом, когда был действительно нужен.

– В тот год голодали не только люди, – Василису трясло, и Федор ощущал на себе её боль. Сейчас он жалел больше её, нежели отца. – В-волки…

Это слово пронзило Федора, его тело зудело изнутри, а голова горела в агонии. Он живо представил группу мужчин, пробирающихся под снегом, холодных и голодных, и стаю таких же волков. В иных обстоятельствах все могло сложиться иначе.

«Почему меня не было рядом!» – укорял себя он. Он читал про убитых охотников бессчетное число книг, но он и представить себе не мог, что эти истории оживут так близко.

Боль отступала, и на её место пришел гнев. Федор мысленно ругался: «Будь проклят этот искусственный мир, где люди живут, как животные, потом и кровью расплачиваясь за хлеб», он знал, что такие беды в резервациях случаются слишком часто. «Будь проклята цивилизация, утопающая в роскоши, держащая людей в таких условиях ради своей прихоти». Он ненавидел весь мир, и больше всего – себя самого. «Я должен был оказаться здесь раньше, научить людей, вывести их или хотя бы принести им еды, сделать хоть что-то».

– Я-я должен был быть рядом с ним… Почему…

– Федя, ты не виноват, – Василиса гладила его по голове и осыпала поцелуями. – Кто знает, не погиб бы и ты вместе с ним?..А я знала, чувствовала, что у тебя все хорошо.

– Я себя не прощу! – произнес он твердо.

– Федечка, ты здесь ничем не смог бы помочь… – Василиса старалась говорить тепло и убедительно, – а если бы я увидела ещё и твои страданья, я бы не выдержала… Лишь ожидание тебя дало нам сил справиться со всеми бедами.

– Мама, я люблю тебя, – он прислонил свою колючую щеку к её влажной щеке, и крепко держал её в объятиях, боясь отпустить хоть на мгновение. Она оказалась такой маленькой и слабой – совсем не той, кем он её запомнил.

Они тихо общались на отвлеченные темы, глядя то на стены, то друг на друга. Немного отойдя от потрясения, Федор вернулся к профессору. Он не терял время – общался на улице с жителями, изучал и записывал местное творчество – частушки, песни, и поговорки. Когда они встретились взглядом, Вильям отвел его в сторону:

– Френк, ты где пропадал так долго? Удалось что-то найти?

– Да, я разузнал про недавние проблемы, с которыми сталкивались жители.

– Надеюсь, ты составляешь подробные записи. А я совершил весьма любопытное открытие – местный фольклор продолжает развиваться, отражая текущие переживания жителей, при этом трепетно храня следы прошлых поколений. Вот, глянь-ка – этой песенке почти семьсот лет,– он показал неразборчивые записи в блокноте, в стиле врачебных рецептов. – Местные жители до сих пор поют её вместе, незначительно изменив некоторые слова, и добавив два новых куплета. Да одна эта песня может рассказать больше, чем десятки археологических раскопок!

Федор с детства знал эту песенку. Мама часто пела её на ночь, и её слова звучали в голове ещё до того, как он научился разговаривать. А совсем скоро эта песня станет темой очередной диссертации фанатичного филолога.

Но не песня беспокоила его – он не знал, что делать дальше. Его план рассыпался на куски, если изначально он собирался раскрыть семье истину об их мире и вытащить их в Мегаполис, то теперь он сомневался. Его семья, его деревня – всего лишь памятник, монумент прошлому, ожившая страница учебника истории.

– Я нашел место, где можно заночевать, давайте продолжим завтра?

– Хорошо, но не забывай о конспирации! – произнес профессор отрешенно. Он явно погрузился в размышления – в его голове уже вызревала новая историческая работа. – Выходи на связь с крайней необходимости и осторожностью, чтобы тебя никто не увидел. Завтра на рассвете встретимся здесь.

– Хорошо, до завтра.

Федор вернулся к домой. Мимо прошел маленький мальчик во главе со стадом коз. Мальчик улыбнулся и поздоровался, хотя Федор и не знал его. В памяти пронеслось все его недолгое безмятежное детство, когда все было легко и просто.

Освященный последними лучами солнца, дом выглядел слабым и незащищенным. Федор рассматривал узоры на бревнах, образующих стены дома. Окруженный сотнями верст нетронутой природы, построенный из дерева и соломы, он ненадолго переживет своих хозяев, со временем он сгниет, если не сгорит ещё раньше. Он станет землей, той самой, кормившей его, скроется под новыми растениями и спустя несколько лет от него не останется и следа.