Страница 24 из 52
Серьезно, я не знал, что делать с этим динамо по имени Дженсен Маккензи. То она флиртовала со мной, то вела себя так, будто я ее брат. Что бы ни случилось, ее реакция удивляла меня, у нее острый ум и такой же острый как бритва язык. Редко кто мог вывести меня из себя или сделать из меня дурачка, но ей это удавалось каждый божий день.
Я не мог понять, или я завидовал, что она лучше меня, или влюблялся в нее.
Поэтому, когда она примостилась у меня на плече, я решил, что лучше не искать в этом какой-то смысл (возможно, я был не прав) и положил руку на спинку дивана, позволив ей лечь поудобнее. Немного поерзав, она наконец прижалась ко мне щекой и задрала ноги на подушку сбоку.
«Третий лишний» только начался, и хотя фильм был немного пошлым, но все же достаточно забавным, да и Джен его еще не смотрела. Спустя полчаса моя рука затекла, а Джен уснула. Я был в этом уверен, потому что она перестала смеяться, а бутылка пива в ее руке опасно накренилась. Я допил его и поставил ее пустую бутылку на пол, к уже стоящим там двум моим.
Попытка пошевелить рукой не удалась, я ее почти не чувствовал. Был только один способ вытащить руку и не разбудить при этом мою соведущую, свернувшуюся на мне калачиком.
Я обнял ее за плечи, и она в очередной раз удивила меня, крепче прижавшись к моей груди. На автомате я чмокнул ее в макушку.
Не на автомате моя рука начала подавать признаки жизни и мне пришлось приложить все усилия, чтобы не прикоснуться к Дженсен. Пальцы так и тянулись чуть сдвинуть ее руку в сторону от груди, одна только мысль сделать это обеспечила мне второй стояк за вечер и как минимум четвертый за сегодняшний день.
Фантастика.
Когда фильм закончился, я аккуратно подхватил Джен на руки и отнес в кровать, накрыв одеялом, чтобы она не замерзла.
Дженсен спала крепко, практически не шевелясь. Возбуждение и переизбыток пива заставили меня убрать волосы с ее лба и мягко прикоснуться губами к коже.
Она вздохнула и пробормотала что-то похожее на «спокойной ночи, сладкий».
Не знаю, как долго я стоял, облокотившись о дверной косяк и смотрел, как она спит.
***
В среду утром стало немного легче. Дженсен проснулась самостоятельно и уже принимала душ, когда прозвонил мой будильник. Я выпустил собак на улицу через кухонную дверь и поставил вариться кофе, ни на секунду не задумываясь о том, что шастаю по дому в одном нижнем белье. Она была внизу в ванной. Мы с моим утренним стояком находились в безопасности.
Помните, что говорят о предположениях?
Я задержался на кухне, прислушиваясь, не начнут ли собаки скрестись в дверь, чтобы я их впустил, и, видимо, кофеварка шумела слишком громко, чтобы я мог услышать, как в душе выключилась вода. И как Дженсен вышла из ванной.
Мне надоело ждать собак, я открыл заднюю дверь и позвал их. И конечно, именно в этот момент Дженсен вошла с криком «Доброе утро, Та… ой, извини!»
Собаки проскакали друг за другом через кухню в гостиную. Убедившись, что они забежали, я обернулся. Дженсен выглядела какой угодно, только не сожалеющей. Она все еще стояла на пороге, уставившись на меня с открытым ртом.
На ней было только белое полотенце, ее кожа была все еще розовой после душа, а волосы растрепались и торчали в разные стороны.
Я наблюдал, как ее глаза путешествуют вниз по моему телу, устремляясь южнее пупка. И я не говорю куда-то южнее, потому что точно знаю, на что она смотрела. Я ощущал ее взгляд, словно ласковое прикосновение. Так-младший немного застеснялся, наслаждаясь вниманием, но даже издалека я увидел, как широко открылись ее глаза.
Я не мог прекратить ухмыляться.
— Продолжай так смотреть, и он помашет тебе ручкой.
Ее губы, возможно, сказали:
— Не льсти себе. — Но яркий румянец на щеках говорил совершенно другое.
Прежде чем она смогла развернуться и уйти, я прошел мимо нее и спустился вниз, чтобы принять холодный — очень холодный — душ.
К тому времени как я вышел, Джен, казалось, отошла от произошедшего, хотя, даже на протяжении всего нашего эфира, она смотрела куда угодно, но не мне в глаза, и румянец не покидал ее щек.
Прекрасно. Не одному же мне здесь страдать.
У меня была назначена чертова терапия после обеда, и если я буду зависать дома с Джен, мне точно не станет легче говорить. После окончания нашей смены я решил пойти прямиком в тренажерный зал. Я был дерганым, нервным и полным решимости вспотеть до смерти. Напряжение между мной и Дженсен росло, и мне позарез нужна была разрядка.
Кроме того, у нее был блестящий новенький ключ, и она могла сама позаботиться о себе.
Как обычно, я поработал с тяжелым весом, слегка уменьшив нагрузку, поскольку не появлялся в зале в течение недели, и планировал добить себя на беговой дорожке. Я выбрал ту же программу, что чуть не угробила мое колено, воткнул наушники, чтобы отвадить всех желающих поболтать (включая Тессу, к которой неожиданно стал совершенно равнодушен) и с легкостью пробежал полный цикл. Затем повторил снова, остановившись за несколько минут до конца полной сорокапятиминутной программы, когда мои бедра уже начали кричать и умолять меня остановиться. Одежда была насквозь мокрой, пот стекал с волос, и все мысли о сексе вылетели прочь из голов (ы).
Чтобы подстраховаться, я принял еще один холодный душ.
На консультацию я приехал немного раньше назначенного времени. Я не пытался произвести впечатление на доктора Ческа, просто закончил тренироваться и не хотел болтаться в зале просто так. Тесса глазела на меня, и мне было как-то неуютно.
Хм. Стоило упомянуть об этом в разговоре с доктором, чтобы показать, что я усвоил ее слова.
Но я быстро забыл об этом, когда мне навстречу вышел мужчина и представился как доктор Боб Купер. Оказывается, с этого момента он был моим терапевтом.
— Доктор Ческа считает, что вам полезнее будет поговорить со мной, чем с ней.
Я еле сдержался, чтобы не фыркнуть и сохранить невозмутимое выражение лица. Единственный, кто от этого выигрывает — это сама доктор Ческа.
Мы расположились в его кабинете (как ни странно, он был обставлен точно так же, как у доктора Ческа) и он спросил, помогает ли мне дневник.
Я признался, что забываю его вести.
Он велел мне сделать хотя бы одну запись до пятницы, и сказал, что собирается просмотреть ее, но вчитываться не будет. Главным образом, он хотел убедиться, что, по крайней мере, я пытаюсь использовать дневник, как способ терапии, поскольку эти записи предназначены только для меня, чтобы я имел возможность записать и проработать все, что происходит со мной в течение недели.
Я не мог прекратить ухмыляться. Если бы он только знал.
Каким-то образом наша беседа свелась к вопросу о корнях моего отношения к женщинам, и, в частности, о том, как я лишился девственности.
Я рассказал ему историю моих взаимоотношений со всеми девушками из кавер-группы Бон Джови и как я был их «секс-стажером».
— Это было круто, я думаю, — сказал я в ответ на его вопрос о том, что чувствовал тогда. — Имею в виду, большинство ребят в старшей школе должны умолять своих подруг заняться сексом, и обычно это происходит на заднем сиденье автомобиля или где-то еще, но так же неловко и глупо. Мне не пришлось проходить через это. Как и разбивать сердца и ссориться.
— Но, Так, — спросил он, — что вы думаете об этом теперь, учитывая, как сложилась ваша жизнь?
Вау. Похоже на обвинение, доктор.
— Вы так говорите, будто моя жизнь ужасна. Но это не так. Я люблю играть на постоянно меняющемся поле. Никаких обязательств. Никаких разногласий. Никаких разбитых сердец.
Я не знал его достаточно хорошо, чтобы признаться, мысль об обязательствах начинала казаться мне не такой уж и плохой. Как и признаться, что сейчас начал думать, может, я действительно что-то пропустил, теряя свою невинность с кучей женщин, которые в последнюю очередь думали обо мне.