Почему я?

На боковых полках терлись боками бутылочки со свежевыжатыми соками, я такие видел в супермаркете, но никогда не покупал, потому что их стоимость там просто «зашкаливала». А тут, пожалуйста, наслаждайся, Олежек. В общем, мой холодильник представлял собой филиал скатерти-самобранки. А какой в нем был запах! Отвал башки. В данный момент я испытывал такой же неописуемый восторг, как туземец племени тумба-юмба, первый раз увидевший конкистадоров, принесших ему в дар стеклянные бусы. «Ой-е… ну ни хрена себе метаморфозы, прикольно», – наконец вымолвил я, сглатывая слюну. Интересно, как это они делают и за чей счет этот банкет? Хотя какая на фиг разница, плевать, потом разберемся. Сейчас я буду есть, и пусть весь мир будущего подождет, и все. Я плотоядно облизнул губы, думая с чего начать. Тут встрял мой внутренний голос, выплыл хрен знает из каких глубин сознания и попытался корчить из себя высококультурного «чувака».

– Олег, – говорил он мне, – погоди, соблюдай правила приличия, возьми тарелочку, вилку, нож. Аккуратно положи себе немного, сядь за стол и съешь все это культурно и красиво.

– Знаешь что, иди-ка ты в жопу, чего там годить, а культуркой своей можешь подтереться! – огрызнулся я, запуская обе руки в волшебный шкаф, хватая с полок все, до чего мог дотянуться: ветчину, сыр, помидоры, виноград, и поочередно запихивая себе все это в рот.

– Как тебе не стыдно! – воскликнул внутренний голос, закрыл лицо руками и отвернулся.

– Стыдно у кого видно, – парировал я. – И вообще, заткнись и не мешай.

Бо-о-оже!

Какая это была вкуснятина, мне кажется, я такого в жизни никогда не ел. Я глотал, еле успевая пережевывать. Еда была потрясающая. Вкус каждого продукта невообразимо яркий, индивидуальный, а переплетение вкусов давало ни с чем не сравнимое многообразие: сахарно-сладкий мускатный виноград мешался с остро-пряным, солоноватым сыром с вяленой, пахнущей дымком ветчиной, сладостный спелый помидор с тончайшей кожурой при легком соприкосновении с губами просто взрывался как бомба, заполняя рот своей божественной мякотью. Нет, точно, мои вкусовые рецепторы сроду ничего подобного не испытывали и не едали. После того как я заморил червячка, набив свое брюхо все до отказа, теперь уже не спеша подбирал чем запить, придирчиво просматривая по очереди каждую бутылочку с соком. Это что за густая оранжево-желтая жидкость. Манго? А что, пусть будет манго. Попробуем, как оно на вкус. Сорвав пробку, чокнулся с холодильником.

– Будь здрав! – И в один присест выдул всю бутылку с прохладным, сладковатым, густым, безумно вкусным соком. – Неплохо. Совсем неплохо. А вот сейчас мы заварим кофейку, полакомимся тортиком и только после этого приступим к отбору кандидатов.

Поставив дымящуюся кружку с ароматным кофе и блюдце с довольно-таки мощным куском шоколадного торта на письменный стол возле компьютера, я опустил свою задницу на стул, уставившись на экран монитора. Там, как напоминание о невыполненной работе, обжигающе ярко горя, били по глазам девятнадцать иконок, за каждой из которых стояла человеческая жизнь.

– Нет, – сказал я себе. – В начале кофе с тортиком, без этого никак нельзя, без этого мозги в правильном направлении ни за что не заработают. Только потом дело.

Разумеется, подсознательно сам себе я уже давно признался, что, конечно, кофе со сладким тут ни при чем и что я нарочно тянул резину, обманывая себя, что мне просто необходим кофе. Невероятно сложно вот так сесть за комп и нажатием клавиши сделать выбор: кому-то даровать шанс, а кого-то так и оставить в прошлом, на пороге собственной смерти, там, где он канет в вечность, обратится в прах и через некоторое время даже лоскутка воспоминаний о нем не останется. Я же не Господь Бог, чтобы вершить их судьбы. Только лишь потому, что где-то там, на уровне подсознания, мне покажется, что один кандидат на членство в группе лучше другого, более достоин, чтобы продолжать жить, а вдруг я совершу ошибку, предоставив возможность не тому человеку, а более достойный умрет. Вот это дилемма, и что самое противное – решать ее все равно придется мне, никуда не денешься.

Безжалостно вспарывая толстый слой шоколадной глазури, покрывающей торт, я отщипнул десертной вилочкой солидный кусище от кондитерского чуда и отправил его себе в рот, на блюдце в месте разлома торта остался жирный шоколадный развод от крема. Безусловно, это был шедевр – в меру сладкий, в меру мягкий и в тоже время в меру твердый и одновременно деликатный, пропитанный бисквит с прослойкой кисленького клюквенного варенья, которое привносило особую нотку. Глоток горячего кофе – это «пипец»… Я откинулся назад и даже прикрыл глаза от удовольствия, наслаждаясь послевкусием и параллельно собираясь с духом, как человек, который готовится прыгнуть с тарзанки в глубокое ущелье.

«А может, на завтра все отложить? – промелькнула мыслишка в голове. – Утро вечера, так сказать, мудренее, а сейчас посидеть, расслабиться, «комедь» какую посмотреть, а утром уже отдохнувшим взяться с новыми силами. Но тут опять неизвестно откуда выполз мой, сука, внутренней голос, и был он со мной необычайно строг и жесток.

– А что изменится завтра, Олег? – требуя незамедлительного ответа, вопрошал он. – Легче тебе завтра не будет это сто пунктов, а наоборот, станет еще тяжелее, потому как время чтобы подобрать людей и сделать верный выбор останется еще меньше, так что соберись, тряпка, нечего тянуть волынку! Немедленно взял себя в руки и приступил. Действуй!

«Ну, пожалуй, ты прав…» – я тяжело вздохнул и подсел поближе к монитору. С чего же или, правильней будет сказать, с кого же начать, и как вообще рассматривать этих самых кандидатов, пока абсолютно мне незнакомых людей, но на которых в скором будущем я должен буду всецело полагаться и доверять им как себе, а они в свою очередь должны будут не только доверять мне, но и безоговорочно подчиняться, беспрекословно выполнять все мои приказы, нравится им это или нет. При этом, ни на секунду не задумываясь, насколько правильны и обоснованы мои распоряжения и требования, принять меня как командира и человека, который в последующем будет распоряжаться их жизнью, их судьбой.

Мы, пережившие собственную смерть, вырванные из прошлого, как страницы из книги, осколки ушедшей эпохи, у которых остались при себе лишь личные воспоминания, и никогда больше, как бы этого ни хотели, не имеющие возможность вернуться в свою среду, в свою реальность, к своим родным, близким друзьям, потому что там, в прошлом, нас ждет только смерть и забвение. Мы должны стать единым организмом, как я понял, мы очень сильно отличаемся от людей, живущих в этом будущем, и вряд ли когда-нибудь мы станем с ними равными, и они пустят нас в свой мир. Пропасть между нами по мировоззрению, по менталитету, наконец, по знаниям слишком огромна, это все равно что притащить в двадцать первый век питекантропа из эпохи раннего палеолита и ждать, что он проникнется и начнет вести себя прилично, в соответствии с нормами и устоями современного цивилизованного общества.

Хотел бы я посмотреть на «чувака», который рискнул бы пригласить питекантропа на праздничное застолье по случаю дня рождения своей дражайшей супруги. Очень интересно, как бы повел себя «питек», посмотрев на шикарно накрытые столы, полные разнообразной снеди, на вкусно пахнущих, скорее раздетых, чем одетых с его точки зрения самок, а теперь представьте, если бы этот гость из прошлого еще и винишка хлебанул кувшинчик-другой. Скорее всего, в итоге радушный хозяин, пригласивший столь экзотического гостя, стоял бы, шаркая ножкой, с бледным видом и пытался хоть как-то оправдаться перед своей благоверной, бьющейся в истерике, перед ее оттраханными в хвост и в гриву подругами и их мужьями, находящимися в интенсивной реанимации с проломленными доисторической дубиной черепами, и втирал бы им, что то-типа: «Конечно, наш друг питек немного хамоватый и не совсем как бы культурный, но в общем и в целом он славный, очень славный парень, поэтому не судите его строго. И вообще, терпимей надо быть, толерантней, что ли». Ну вы меня понимаете. Такое же положение наверняка и с нами. И хотя мы-то себя считаем достаточно цивилизованными, но в глазах людей будущего являемся пещерными людьми, недалеко ушедшими от того самого питекантропа. Поэтому нас здесь с распростертыми объятиями никто принимать не будет. У нас, кроме друг друга, никого больше нет и никогда не будет, так что выбранные мною люди ни в коем случае не должны утомлять и раздражать друг друга, понимать друг друга с полуслова, подходить друг другу, как края заточенных до микрон пластин, наш отряд должен стать единым механизмом, семьей.