Другой барабанщик

Гарольд удивленно посмотрел на него. Гарри понял, о чем тот думает, и, отвечая, не стал врать:

– Знаю, Гарольд, я вроде как тоже должен к ней зайти. Но что-то мне не хочется. А ты загляни к ней на минутку. Если бы я пошел с тобой, пришлось бы сидеть и лясы точить до заката. Так что уж окажи папе услугу. А если она про меня спросит, скажи, у меня неотложное дело в магазине Томасона. Лады?

Но Гарольд никуда не собирался идти, а все глядел на него снизу вверх серыми глазами, похожими на осколки серой бутылки.

– Да, Гарольд. Она мне тоже не нравится. Но я старше тебя и знаю про нее такое, что мне совсем не нравится. – И тут мальчик кивнул – Гарри это понравилось – с таким выражением лица, будто думал: да все я знаю, и все понимаю, и пойду туда один, лишь бы спасти папу от тягот, потому что мои тяготы – это тяготы всего лишь мальчика, а отцовские – это тяготы взрослого мужчины, то есть больше и мучительнее. После чего развернулся и побежал по Ли-стрит.

Гарри сидел на лошади и наблюдал за сыном, в синем комбинезоне и в бело-синей полосатой футболке, с длинными песочного цвета волосами, в точности как у него самого, закрывавшими уши и падавшими на серые глаза, и всем своим видом он был похож на маленького заключенного, сбежавшего из тюрьмы. Гарри смотрел мальчишке вслед, пока тот не свернул за угол, и поехал к магазину Томасона.

Но теперь, стоя на веранде и слушая вполуха ленивое ворчание мужчин, ведущих беседу (мистера Харпера не было, и некому было придать тему и смысл их бессвязной болтовне), он испытал чувство вины: «Ну вот, я как будто отправил собственного сына в логово львицы. У мальчишки поболее отваги, чем у меня. Бог – свидетель, мне приходится не подпускать сорокалетнюю стерву со сломанным бедром к себе на пушечный выстрел. Отправил к ней собственного сына. Когда он вернется, надо будет купить ему что-нибудь вкусненькое».

Он прислонился к своему столбу. На столбе не было таблички с его именем, но, кроме него, никто к этому столбу не прислонялся, он не принимал участия в разговоре и смотрел вдоль улицы на статую генерала и ждал, когда из-за угла появится сын.

Сквозь плотную ткань рубашки и куртки он почувствовал прикосновение к плечу чьей-то пухлой руки.

– Ты куда отправил мистера Лиланда, а, Гарри? – спросил Томасон, его лучший друг среди всех этих мужчин. Высоко на его груди сидел рабочий фартук, смахивающий на замызганное вечернее платье без бретелек.

– Отправил его к мисс Риккетт. Она…

– Мог бы и не говорить. Ты не думаешь, что он еще слишком мал для этого? – Он широко усмехнулся. – А то, похоже, он размером не вышел наполнить эту кастрюлю. Да что там, не у каждого из нас хватит размера ее наполнить!

За их спинами мужчины расхохотались.

– В любом случае, – заметил Гарри, – я еще не так низко пал, чтобы захотеть ее наполнить. И, кстати, я понятия не имею, какого она у нее размера. – И он локтем слегка ткнул Томасона в живот, а потом рассмеялся. – По крайней мере, поэтому я его к ней и послал. Не хочу ее подпускать к себе близко.

– А ты за него не боишься? Ты же хочешь воспитать его приличным мальчиком, нет? – спросил Томасон с наигранной озабоченностью.

– Ничего она ему не сделает. Ну, может, даст чего-нибудь сладенького.

– Так и я о том же! Она обнимет его и скажет, чтобы он пришел к ней лет через шесть, и когда он станет большим и красивым, как его папаша, она покажет ему кое-что о-очень особенное!

Мужчины опять рассмеялись.

– А, заткнись! – Гарри, не слишком осерчав, отвернулся и снова поглядел на улицу. И тут он увидел сына: вынырнув из-за угла, мальчик бежал к веранде.

– Ну, вот и он. – Томасон хлопнул Гарри по плечу. – Бежит со всех ног! Уверен, на сей раз он ей не дался. Правда, этот мальчуган всегда бегает. Во всяком случае, энергия в нем прямо-таки бурлит.

Он отвернулся и снова занял привычное место у стены.

Мальчишка уже добежал до магазина. Он остановился, посмотрел по сторонам, потом устремил взгляд в сторону хребта Истерн-Ридж, где что-то привлекло его внимание. Он всмотрелся повнимательнее, кинулся через улицу и взбежал на веранду.

– Папа, грузовик едет! – Одновременно он протянул руку и сунул отцу в ладонь три длинные темноватые сигары, сужающиеся к концу.

– Где ты это взял?

– Мисс Риккетт дала мне и сказала, что это для тебя, и еще она сказала, что ты бы разок зашел ее проведать. – Он замолчал, поглядел в дальний конец улицы, словно ждал кого-то. – Грузовик едет.

Мужчины позади него за его спиной прыснули. А Гарри взял сигары и опустил в нагрудный карман рубашки. Потом повернулся к мужчинам: – А она вам, ребята, когда-нибудь посылала гостинцы? – И сделал вид, что ужасно горд.

– Папа, я видел грузовик. Он был… – И тут за его спиной показался грузовик – большой, черный, с квадратным кузовом, в котором лежали горой белые кристаллы, которые тряслись и поблескивали в утренних лучах солнца. Когда колеса со скрежетом затормозили, из кузова на мостовую высыпалась часть груза – с таким сухим хрустом сыплются в плошку поджаренные хлопья из коробки. Кое-кто из собравшихся на веранде подошел к ее краю и заслонил глаза от солнца ладонью. Гарри положил мальчику руку на голову, когда шофер, скрипя полотняными штанами по кожаному сиденью, подвинулся вправо и высунулся из окна:

– Где дом Калибана?

– Туда по дороге, через полторы мили. – Гарри шагнул вперед и, протянув руку, положил ее на опущенное стекло. – Не пропустишь. Дом похож на три белые коробки, составленные вместе. А что везешь? Каменную соль?

– Думаю, это не твое дело, если только твоя фамилия не Калибан! – Мужчины на веранде хохотнули, а шофер на секунду замялся, не осознав, что чуть было не обозвал Гарри негром. – Но ты прав. Говоришь, туда по дороге? Три белые коробки?

– Именно. Значит, соль?

– Точно! Соль. Ему нужна соль. И я везу ему соль. Значит, туда по дороге? Белые коробки?

– А зачем ему такая пропасть соли? Не знаешь?

– Не знаю. Он заказал. Десять тонн. Ежели у него есть деньги, у меня есть соль. Говоришь, полторы мили?

– Именно.

– Хорошо. – Шофер поднял стекло, но рукоятка не работала, и стекло поднялось только до половины. Он со скрипом отъехал по сиденью обратно за руль и завел мотор. Грузовик затарахтел по мостовой, и из-под его колес справа и слева взметнулись тучи пыли.

– Странно, зачем этот черномазый покупает столько соли. Десять тонн соли. – Томасон повернулся к Гарри. – Пойдем, покажу тебе кое-что. – Он улыбнулся и жестом пригласил Лиланда зайти в магазин. Мальчик последовал за ними.

Зайдя внутрь, хозяин магазина полез под прилавок и выудил бутылку виски и два толстодонных стакана. Гарри нагнулся над банкой соленых огурцов. Стоящий рядом с ним Гарольд поднялся на цыпочки и, нахмурив лоб, сквозь упавшие на глаза вихры стал глядеть на банку с шоколадными драже на нижней полке.

– Послушай, Томасон, дай-ка мне вон тех штучек на пять центов!

Я же ему ничего не сказал про это, так что никто не может меня упрекнуть, но я же дал себе обещание. И этого довольно.

Томасон взял большой мерный ковшик, зачерпнул им шоколадных драже из банки, взвесил – там было всего десять шариков – и сложил конфеты в пакетик. Гарри взглядом попросил Томасона отдать их сыну, который взял пакетик с затаенным восторгом, от радости не в силах вымолвить ни слова. И сразу начал их поедать, открывая и сразу закрывая пакетик после того, как брал новый шарик, точно от попадания в пакет свежего воздуха шоколад мог испортиться.

Гарри снова обернулся к хозяину магазина:

– Интересно, зачем ему столько соли?

Томасон разлил виски по стаканам и пожал плечами:

– А черт его знает. Наверное, для своей фермы. А иначе зачем ему заказывать столько.

Гарольд оторвал восхищенный взгляд от конфет:

– Папа, а Такер, о ком вы говорите, – это тот хороший ниггер? – И Гарри почувствовал, как мальчик дергает его за штрипку штанов.

Томасон перегнулся через прилавок и заговорил с мальчуганом: