Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 4



Тем временем как китайская сторона уже утром объявила о восстановлении исторической справедливости, возвращении своих исконных земель и назначила дату референдума по вопросу присоединения Сибири и Дальнего востока к Китаю, Москва лишь вечером разродилась заявлением о коварной агрессии, призвав мировое сообщество ее осудить. Понятно, какой результат референдума можно было ожидать, учитывая, что китайцев к 2041 году в Сибири и на Дальнем востоке было уже в четыре раза больше, чем русских. Поэтому в феврале китайский Новый год они праздновали уже на бывшей российской земле, официально присоединенной к Китаю на основании законного с их точки зрения референдума. Не зря говорили, что лучше китайцев никто не копирует. Вот и скопировали они у русских присоединение Крыма к России в 2014 году с помощью «вежливых зеленых человечков». Только на этот раз человечки были желтые и не особенно вежливые.

Как российская официальная пропаганда не пыталось первое время скрыть ужасающие потери с обеих сторон, до населения все равно доходила информация о боевых столкновениях, восстаниях, беженцах и партизанской борьбе. В Москве, Ленинграде, других крупных городах прошли многотысячные демонстрации против олигархии, продавшей Сибирь и Дальний Восток, но все они были разогнаны гвардейцами. Российское правительство тогда еще пыталось по-хорошему договориться с китайским об «отступных», но те вскоре поняли, зачем платить, если можно все забрать даром. Не трогали они пока только шахты с ядерными ракетами, опасаясь ответного удара или подрыва и космодром «Восточный», также охраняемый ракетчиками.

От этих грустных мыслей Ивана отвлек звонок коммуникатора. Поскольку все иностранные слова в России были официально заменены на русские, смартфоны переименовали в коммуникаторы, но чаще их называли по-старому мобильниками.

Иван увидел на экране фото родителей и нажал зеленую кнопку. Включилась видеосвязь, родители хором поздравляли его с днем рождения, желали всего самого-самого, он благодарил в ответ, но видел, что лица у них какие-то настороженные и озабоченные.

– Ты хоть приезжай к нам в этом году, с Машенькой вместе – повторяла в который раз мать, – может в последний раз увидеться доведется, а то вот что в мире делается.

– Приедем, приедем, я отпуск в августе уже согласовал, а у Маши каникулы еще будут. У нее последний год остался в школе, мы решили свадьбу сыграть, когда ей 18 исполнится, в ноябре.

– Ой, хоть бы дождаться, – заплакала мать. Отец стал ее успокаивать, потом они скомкано распрощались и отключились.

Иван встал, прошел в маленький санузел и встал под прохладный душ. Окончательно проснувшись, вытерся махровым полотенцем и начал бриться. Из зеркала на него глядел темноволосый, молодой, кареглазый парень, с уже пробивающейся кое-где щетиной.

– Родители-то как постарели, – подумал Иван, нанося пену из баллончика себе не лицо. Опять почувствовал к ним какую-то жалость и укор к себе. Зачем он уехал из родного города, мог и на Сталинградский тракторный устроиться, его как раз тогда восстановили, а сейчас уже говорят, танки делают. Но тогда Машку бы не встретил, тут же вспомнил он, опять почувствовав укол совести теперь с другой стороны, будто между двух огней оказался.

Иван вернулся в комнату, включил кофеварку, достал из холодильника упаковку завтрака быстрого приготовления и засунул ее в микроволновку. Пока еда разогревалась, включил жк-панель на стене. На самом главном официальном канале шло очередное политическое шоу. Теперь основной темой стала не Украина, НАТО и США, а китайская агрессия. До правительства дошло, наконец, что никаких отступных не будет и начало разогревать народное возмущение. Хотя несколько месяцев до этого всячески пыталось его притушить, банило блогеров в Рунете, сообщавших правду о зверствах оккупантов и даже сняло с должностей нескольких генералов и офицеров, хоть как то пытавшихся организовать оборону.

Ведущий Канарейкин, стоя в позе Наполеона во френче цвета «хаки» с почти натуральным возмущением поливал пометом китайское руководство, предавшее дружбу между «братскими народами». Присутствовавшая массовка выражала единодушное мнение, что не сегодня, так завтра китайский народ проснется и скинет ненавистное правительство, вернет России ее исконные земли и все заживут счастливо как раньше.



– Даже не смешно, – ответил вслух телевизору Иван, ведь все знали, какие огромные участки российской земли выделило китайское правительство всем, участвовавшим в агрессии, уж они от этого никогда не откажутся. Да и количество китайцев, вложившихся в этот захват деньгами, и переехавших на новые земли исчислялось десятками миллионов. Как раньше зажить уже точно не получится.

– А Канарейкин то уже даже без тросточки, – только сейчас заметил Иван и вспомнил, как еще недавно тот вел свои передачи, сидя в инвалидном кресле, потом опираясь на красивые дизайнерские костыли, – как он говорил, «пострадал за правду от украинских националистов» в своем роскошном итальянском поместье.

– Сколько же лет ему, – подумал Иван, глядя на засохшего старика с пергаментной кожей, но до сих пор бодрого, с глазами, горящими праведным огнем. Он помнил его с рождения, засыпал под его передачи вместо «спокойной ночи, малыши». До сих пор Канарейкин был одним из немногих россиян, сохранивших как свое второе итальянское гражданство, так и имущество за границей. Недаром назвался там «артистом», может, поэтому и не считал его там никто пропагандистом, а с шоумена какой спрос.

Переключил экран на Рунет, поискал свежие ролики еще не арестованных блогеров и удивился, увидев Красную Балаклаву. Этого знаменитого парня арестовали еще три месяца назад за то, что показывал интервью с беженцами из Сибири и Дальнего востока. Может, подменили? Нет, голос тот же, глаза вроде те же. Значит, не расстреляли, держали в тюрьме, знали, что пригодится. Ветер переменился, понадобилось снова, как в 1812 и в 1941 превращать войну империалистическую в отечественную.

В репортаже Красной Балаклавы показывали какой-то кошмар: обожженные дети, женщины, раненные старики на носилках рассказывали, с каким трудом им удалось вырваться из китайского рабства, где их заставляли без отдыха работать за похлебку и каким издевательствам подвергали.

– Что-то новенькое, – подумал Иван, запивая кофе уже съеденный синтетический омлет с ветчиной, – раньше в новостях рассказывали, как китайское правительство заботится об оставшихся на бывшей родине россиянах, принявших китайское гражданство, какую пенсию выплачивает старикам, почти вдвое больше российской. Да и зарплата у оставшихся намного превышала ту, которую они получали, живя в России. Поэтому никто и не удивлялся, что количество беженцев не превысило за прошедшую зиму двадцати процентов россиян, живших на оккупированной территории.

После разговора с родителями осталось какое-то тревожное чувство. А когда закончился репортаж даже холодок пробежал по спине. Неприятное предчувствие сковывало движения и постепенно вводило мозг в ступор. Иван посмотрел на часы, время до встречи с друзьями в ресторане еще было, и решил сходить в заводской бассейн поплавать. Убрал посуду в автоматическую мойку, оделся, собрался и вышел из комнаты.

На улице уже по-летнему палило солнце, на небе ни облачка, чирикали воробьи, громко ворковали и водили хороводы голуби. Из раскрытых окон их общаги раздавалась музыка, слышались женские крики и ответная мужская ругань. Общежитие было семейное, и Иван стал мечтать, как после их свадьбы с Машей он будет жить здесь с ней, а не с вечно храпящим Виталиком, со временем они так же будут переругиваться с ней по утрам. Бассейн располагался через улицу напротив и в комплекс с ним входил фитнес-центр с тренажерными залами, который построил Горьковский автозавод для своих сотрудников.

Пройдя через турникеты и взяв на стойке персонала полотенца, Иван прошел в раздевалку и столкнулся там с Серегой из соседнего цеха.

– Здорово, Ванек, – почему то шепотом поздоровался тот и, удостоверившись, что их никто не слышит, прямо в ухо прошептал, – сегодня поздно ночью возвращался от девушки своей, видел огромный состав с танками и БТР, шел на восток к Борскому мосту через Волгу, что-то серьезное начинается, мне кажется.