Страница 40 из 82
Вообще, несмотря на острую критику, многие походы, в том числе против светских правителей и еретиков, были достаточно популярны и привлекали немало мирян, которые с искренним энтузиазмом участвовали в таких экспедициях и получали за это индульгенции и прочие привилегии. В XIII в. те, кто присоединился к направленному к Святой Земле крестовому походу Людовика Святого, могли с тем же воодушевлением сражаться позже на стороне его брата Карла Анжуйского в сицилийских войнах. Участники экспедиций против гибеллинов в XIV в. не считали их менее престижными, чем войны того же времени против турок или крестовые походы в Испанию. И даже те, кто вместе с Яном Гусом осуждал возглавляемый папой поход 1412 г. против Ладислава Неаполитанского, могли в то же время поддерживать войны против гуситов. Оценку средневековыми христианами «внутренних крестовых походов» трудно назвать однозначной. Было бы упрощением говорить о каком-то едином и цельном мнении о них западнохристианского мира.
Все же походы против еретиков и светских государей пап имели совсем иной, даже с канонической точки зрения, статус, чем, например, экспедиции в Палестину, которые воплощали изначальные религиозные идеалы, связанные с паломничеством. Такие походы считались более заслуженными, чем направленные против светских государей папские войны, которые порождали вечные споры. Вплоть до конца XV в. Святая Земля занимала важное место в воображении западных христиан. Даже когда все самые важные христианские реликвии оказались на Западе и в Европе возникли многочисленные местные центры паломничества, где средневековые миряне могли поклоняться новым святыням, образ Иерусалима не померк, как и не прекратились паломнические путешествия на Восток. Палестина по-прежнему рассматривалась как «наследственное владение» Христа, а задача отвоевания у мусульман Гроба Господня считалась главным долгом христианина. Этой цели, как считалось, были подчинены все другие крестовые походы, которые велись на юге и на севере Европы. Даже борьба христианской Европы против турок рассматривалась как этап на пути решения сверхзадачи — возвращение Иерусалима, захваченного мамлюками. Мечта об отвоевании священного города помогала сосредоточиться на спиритуальном, моральном и искупительном аспекте войны против неверных.
Тем не менее в глазах современников святое дело крестового похода часто портили папы, использующие священную войну как повод для сбора денег. Со временем не только денежные поборы, но и насилие, с которым неизбежно были связаны военные действия, становится объектом критики.
Священное насилие как таковое критиковали уже вальденсы, катары и другие еретики — инквизиторы не случайно интересовались их отношением к крестовому походу. Но осознание того, что применение насилия в военно-религиозных экспедициях принесло огромный вред христианской вере, постепенно происходит и в лоне самой ортодоксальной Церкви. Еще в середине XII в., в разгар Второго крестового похода, знаменитый клюнийский аббат Петр Достопочтенный в своем сочинении «Против секты сарацин» предлагал бороться против иноверцев «не оружием, но словом», побуждая их принять христианскую веру. Его призывы были услышаны много позже. В 1219 г., во время Пятого крестового похода, св. Франциск Ассизский, как мы помним, пожелал проповедовать Евангелие неверным и ради этого встречался с султаном Аль-Камилем, которого пытался склонить к христианству своими пламенными речами. С тех пор учение о мирном обращении иноверцев в христианство получает все большее признание, особенно во францисканской среде. В XIV в. известный средневековый ученый монах Рамон Льюль (ум. 1315) высказывал подобные идеи, в частности, в своем полемическом трактате «Книга о конце» (Liber de fine) и стремился воплотить их на практике. Идею миссии одобряли и доминиканские монахи — среди них были и испанский теолог и знаток церковного права Рамон Пеньяфорт (ум. 1275), пытавшийся убеждать мусульман и евреев в истинности христианства своими проповедями, и доминиканский монах Гийом Триполитанский, изучавший в своем трактате «О статусе сарацин» (De statu Sarracenorum) ритуалы и верования мусульман с целью склонить их к христианству. Невероятно, но планы миссионерской деятельности все же чаще всего сочетались с идеями крестового похода. Францисканец Рамон Льюль, писавший о необходимости миссии, является автором и вполне традиционного трактата «О возвращении Святой Земли», а Рамон Пеньяфорт, выступавший против насильственного обращения иноверцев, вместе с тем проповедовал крестовый поход в Испанию. Хотя миссионерские идеи все больше укоренялись в западнохристианском обществе, нельзя сказать, что их распространение привело к отказу от применения силы в отношении иноверцев. К началу XIV в. стало ясно, что миссия не удалась, а расширение знаний о мусульманском мире вряд ли сделало средневековое общество более толерантным. Именно тогда известный доминиканский монах, епископ Смирны Гийом Адам пишет свое сочинение «О способах искоренения сарацин» (De mode Sarracenis extirpandi), в котором обвиняет мусульман во всевозможных проступках — от коварства до «содомского греха», и, надо сказать, его негативные взгляды разделяют многие западные христиане. Все эти примеры убеждают нас в том, что идеи миссии сами по себе не могли вытеснить крестовый поход.
В начале XIV в. критике подвергается, как мы видели, не только идея священного насилия, но и идея руководства Церковью крестовыми походами. Эта критика идет, конечно, со стороны светской власти, и ее высказывают прежде всего идеологи светских государств. Стремясь умерить притязания папства на мирскую власть, представители средневековой политической мысли настаивают на создании новой «христианской республики» (res publica Christiana), в которой Церковь, объединив свои цели с государственными, предоставила бы государству, в частности, капетингской монархии, возглавить крестоносное движение — таково содержание политических проектов Пьера Дюбуа и Гильома Ногаре. Но чтобы светская власть, а не папа возглавила военно-религиозные экспедиции, нужны были радикальные изменения. Крестовый поход, как нам известно из предшествующего изложения, был инструментом папской власти и рассматривался как обязанность «викария Христа». Заместить папу как руководителя крестоносного движения означало бы изъять из сферы его власти финансовые институты крестового похода и тем самым подорвать его влияние. Именно это мы и наблюдаем в позднее Средневековье — деятельность по организации крестовых экспедиций действительно постепенно перемещается в светскую область. В это время происходит расширение власти династических государств, укрепляется их суверенитет и контроль над военной деятельностью государства, в том числе крестоносной. Рост могущества светских государств нередко препятствует организации крестовых походов. Так, монархи могли помешать продаже индульгенций или взиманию поборов на крестовый поход, могли не поддержать крестовую проповедь, как это сделал в 1345 г. занятый конфликтом с англичанами Филипп VI, или запретить использовать военные силы своих государств — так поступила Венеция в 1366 г., не разрешив Пьеру де Лузиньяну использовать ее флот. Укрепляя власть, светские правители стремятся прежде всего утвердить свои права облагать подданных налогами. Папству становится все труднее собирать «крестовые деньги» с государств, которые не вовлечены в крестовый поход, — те рассматривают это как посягательство на свою верховную власть и казну. Постоянные споры между папами и монархами о «крестовой десятине» приводят к тому, что право ее сбора со временем передается светской власти, и монархи черпают из этого источника не меньше, чем папы, хотя современники склонны обвинять в растратах именно Святой Престол.
Постепенно светские государи, используя церковные поборы, стремятся сами направлять борьбу против неверных. Это хорошо видно на примере Испании, где даже право собирать деньги на экспедицию, предоставляемое в соответствии с крестовой буллой (bula de la cruzada), со временем передается королям. Тем не менее крестовый поход остается ключевым атрибутом папской власти — в частности, средством противостояния возникшему после Великой схизмы соборному движению, которое ставило авторитет вселенских соборов выше папского. Критика светскими государями крестового похода касалась, как и в других случаях, не самого института, но преимущественно идеи руководства папой военно-религиозными экспедициями.