Страница 6 из 31
Когда Элеонора вышла на крыльцо, ей пришло в голову, что перед встречей с детьми следует заехать в циалианскую резиденцию возблагодарить святую за Норину беременность. Ее спутник, несомненно, доложит Пьеру, где и зачем она была. Пьер знает, что она была тесно связана с Шарлоттой. Надо показать, что ее ничуть не расстроила замена бланкиссимы на Ее Иносенсию.
Элеонора окликнула кучера:
- Мы едем в обитель Святой Циалы.
- Да, сигнора, - ответил тот, - нам сказали.
2895 год от В.И.
Ночь с 19-го на 20-й день месяца Сирены
ТАЯНА
Разумеется, пьянка затянулась до глубокой ночи. Прекрасные данны удалились еще вечером, и мужчины гуляли на свободе. Царка лилась рекой. Александр, поняв, что пить вровень с хозяевами у него не выйдет, а обижать их нельзя, придумал незаметно сливать свою долю в здоровенную миску с остатками каких-то солений. Разоблачения арцийский король не боялся: никто из гуляк и не подумает убирать со стола, а женщинам с утра все равно, что и как мыть. Время летело незаметно. За последние месяцы Александр впервые оказался среди людей и был этому рад, хотя ему и не хватало Ликии, уведенной хозяйкой.
В усадьбе, куда Барсук привез нежданных гостей, их встретили с распростертыми объятиями, правда, Сандеру показалось, что хозяин, приходившийся Стаху двоюродным братом, рад был любому поводу для гулянки. То, что пить и есть в Таяне любят и умеют, Александр понял, едва лишь взглянув на обитателей поместья. Все, как на подбор, высокие, статные, с крепкими белыми зубами и улыбками во все лицо.
Таянцы разрывались между правилами учтивости, запрещавшими расспрашивать гостей, и любопытством. То, что пришельцы говорят правду, подтвердили четыре отряда следопытов, несмотря на зиму, неустанно стерегшие границу. Сандер сразу понял, что здесь идет война, и их с Ликией безоговорочно записали в "свои", причем именно потому, что пришли они через Тахену. Нужно будет расспросить Ликию, она явно знает о Таяне больше, чем рассказывала.
Александр был не прочь поговорить со своей колдуньей немедленно и не только о местных обычаях, но это было невозможно - хозяева только начинали веселиться по-настоящему. Откуда-то взялся инструмент, напоминающий гитару, но без женственного изгиба посередине. Немедленно разгорелся спор: одни требовали петь одно, другие - другое. Тагэре не знал ни одной из названных песен и просто рассматривал своих сотрапезников, вполуха слушая изрядно выпившего Стаха, долго и путано объяснявшего, как они по осени гоняли каких-то "рогатых" и как те были вынуждены убраться в какую-то Биллану. Сандер уже знал, что сам Стах в юности служил под началом Стефана Завгороднего, который был горбат, и куда больше, чем дан Александр, но был такой великий воин, что все против него - тьфу! Пыль и прах!
Про дана Завгороднего Тагэре слышал уже раз двадцать, и это его не обижало, отнюдь! Похоже, горбатый Стефан был местной легендой, а в таянцах угадывались прирожденные воины. Уж это-то он понял сразу. Как и то, что пока одни пили, другие караулили.
В Таянской Фронтере жили, как живут рядом с войной. Когда за окном простучали копыта, сидящие в мгновение ока оторвались от царки и жареного мяса и схватились за сабли, готовые немедля куда-то мчаться и с кем-то драться, но приехавшие не были вестниками беды. Первым в комнату вошел давешний Золтан, который, едва сбросив заиндевевший плащ, потянулся к кубку, а вторым был... Луи Трюэль в таком же белом полушубке и рысьей шапке, что и таянцы. Александру показалось, что он все-таки напился, так как этого просто не могло быть. Луи опомнился первым и, не заботясь о том, сколько ног ему пришлось отдавить, бросился к Александру.
- Виват! - завопил Стах. Все гости, торопливо наполнив свои немалые кубки, шумно вскочили и заорали что-то не совсем понятное, но явно одобрительное и приветственное. Кто-то громко предложил немедленно заколоть еще одного кабана, кто-то требовал царки, кто-то загорланил приветственную песню, с готовностью подхваченную доброй дюжиной луженых глоток
- Они всегда так, - улыбнулся Луи, но голос его подозрительно дрогнул: - Жабий хвост! Неужели же это ты?!
- Жабий хвост! Я! - Александр неожиданно для себя самого глупо расхохотался, видимо, царка взяла свое. В карих глазах Трюэля вспыхнуло удивление, он что-то попытался сказать, а потом тоже прыснул, а рядом как в бочку громыхнул ничего не понимающий, но всегда готовый порубиться или посмеяться дан Барсук.
2895 год от В.И.
Ночь с 19-го на 20-й день месяца Сирены
АРЦИЯ. МУНТ
Этот обморок был первым в жизни Элеоноры Гризье, по праву гордившейся и своим здоровьем, и своей выдержкой. Судьба ее никогда не баловала, но нет обстоятельств, с которыми нельзя спорить. Вдова заштатного барона поднялась на трон, и никто не знает, каких трудов ей это стоило. Все списали на ее красоту и легкомыслие Филиппа. О, тогда она и впрямь была хороша, а молодой король сходил с ума от высоких блондинок, но вовремя попасться ему на глаза оказалось непросто. Еще сложнее было раз за разом говорить "нет", не оскорбляя и не отталкивая.
Отец, мать, братья ничего не понимали, требуя, чтоб она отперла Тагэре дверь спальни. Если б она это сделала, Филипп бы бросил ее, как бросал всех своих любовниц. Родные не смели и помыслить, что безродная Элла может стать королевой, а она ею стала, а потом удержала свою удачу, даже когда годы стали брать свое. Филипп хотел развестись и жениться на Дариоло Кэрне, но она договорилась с Шарлоттой, и та выдала мирийку за Артура Бэррота. Этот удар был первым из обрушившихся на нее и ее семью.
Филипп умер, оставив протектором брата, замысел Жореса немедленно короновать наследника и с благословения Церкви стать регентом провалился, а наследный принц принял сторону дяди. Королева-мать взяла себя в руки и помирилась с горбуном, но потом случилось самое страшное: ее брак был незаконным, она оказалась не матерью короля, а всего лишь постаревшей фавориткой. Впору было опустить руки, но она не сдалась, и вот ее дочь на троне и ждет ребенка. Если она родит сына, Пьер будет не нужен, но, чтобы довести дело до конца, нужно быть здоровой. Этот обморок - нехороший признак, нужно посоветоваться с несколькими медикусами. Неприятно, что ей стало плохо в храме, Анастазия должна считать мать королевы здоровой.