Страница 3 из 4
– А я, дедушка, не могла улететь вместе с другими. У меня одно крылышко попорчено…
– Ах, глупая, глупая! Да ведь замёрзнешь тут или Лиса тебя съест! Да…
Старичок подумал-подумал, покачал головой и решил:
– А мы вот что с тобой сделаем: я тебя внучкáм унесу. Вот-то обрадуются… А весной ты старухе яичек нанесёшь да утяток выведешь. Так я говорю? Вот то-то, глупая…
Старичок добыл Серую Шейку из полыньи, положил за пазуху
Старичок добыл Серую Шейку из полыньи, положил за пазуху. «А старухе я ничего не скажу, – соображал он, направляясь домой. – Пусть её шуба с воротником вместе ещё погуляет в лесу. Главное: внучки вот как обрадуются…»
Зайцы всё это видели и весело смеялись. Ничего, старуха и без шубы на печке не замёрзнет.
Лесная сказка
I
У реки, в дремучем лесу, в один прекрасный зимний день остановилась толпа мужиков, приехавших на санях. Подрядчик [1] обошёл весь участок и сказал:
– Вот здесь рубите, братцы… Ельник отличный. Лет по сто каждому дереву будет…
Он взял топор и постучал обухом по стволу ближайшей ели. Великолепное дерево точно застонало, а с мохнатых зелёных ветвей покатились комья пушистого снега. Где-то в вершине мелькнула белка, с любопытством глядевшая на необыкновенных гостей; а громкое эхо прокатилось по всему лесу, точно разом заговорили все эти зелёные великаны, занесённые снегом. Эхо замерло далёким шёпотом, будто деревья спрашивали друг друга: кто это приехал? Зачем?…
– Ну, а вот эта старушка никуда не годится… – прибавил подрядчик, постукивая обухом стоящую ель с громадным дуплом. – Она наполовину гнилая.
– Эй ты, невежа, – крикнула сверху Белка. – Как ты смеешь стучать в мой дом? Ты приехал только сейчас, а я прожила в дупле этой самой ели целых пять лет.
Она щёлкнула зубами, распушила хвост и так зашипела, что даже самой сделалось страшно. А невежа-подрядчик не обратил на неё никакого внимания и продолжал указывать рабочим, где следовало начать порубку, куда складывать дрова и хворост.
Что было потом, трудно даже рассказать. Никакое перо не опишет того ужаса, который совершился в каких-нибудь две недели. Сто лет рос этот дремучий ельник, и его не стало в несколько дней. Люди рубили громадные деревья и не замечали, как из свежих ран сочились слёзы: они принимали их за обыкновенную смолу. Нет, деревья плакали безмолвными слезами, как люди, когда их придавит слишком большое горе. А с каким стоном падали подрубленные деревья, как жалобно они трещали!.. Некоторые даже сопротивлялись, не желая поддаваться ничтожному человеку: они хватались ветвями за соседние деревья во время своего падения. Но всё было напрасно: и слёзы, и стоны, и сопротивление! Тысячи деревьев лежали мёртвыми, как на поле сражения, а топор всё продолжал своё дело. Деревья-трупы очищались от хвои, затем оголённые стволы разрубались на равные части и складывались правильными рядами в поленницы дров. Да, самые обыкновенные поленницы, которые мы можем видеть везде, но не всегда думаем, сколько живых деревьев изрублено в такую поленницу и сколько нужно было долгих-долгих лет, чтобы такие деревья выросли.
Уцелела одна старая ель с дуплом, в котором жила старая Белка со своей семьёй. Под этой елью рабочие устроили себе балаган [2] и спали в нём. Целые дни перед балаганом горел громадный костёр, лизавший широким, огненным языком нижние ветки развесистого дерева. Зелёная хвоя делалась красной, тлела, а потом оставались одни обгоревшие сучья, топорщившиеся, как пальцы. Старая Белка была возмущена до глубины души этим варварством [3] и громко говорила:
– Для чего всё это сделано?… Кому мешал красавец лес? Противные люди! Нарочно придумали железные топоры, чтобы рубить ими деревья… Кому это нужно, чтобы вместо живого, зелёного леса стояли какие-то безобразные поленницы? Не правда ли, старушка Ель?
– Я ничего не знаю и ничего не понимаю, – грустно ответила Ель, вздрагивая от ужаса. – Моё горе настолько велико, что я не могу даже подумать о случившемся… Лучше было погибнуть и мне вместе с другими, чтобы не видеть всего, что происходило у меня на глазах. Ведь все эти срубленные деревья – мои дети. Я радовалась, когда они были молодыми деревцами, радовалась, глядя, как они весело росли, крепли и поднимались к самому небу. Нет, это ужасно… Я не могу ни говорить, ни думать!.. Конечно, каждое дерево когда-нибудь должно погибнуть от собственной старости; но это совсем не то, когда видишь срубленными тысячи деревьев в расцвете сил, молодости и красоты.
Люди, срубившие деревья, почти совсем не говорили о них, точно всё так было, как должно быть. Они заботились теперь о том, как бы поскорее вывезти заготовленные дрова и уехать самим. Может быть, их мучила совесть, а может быть, им надоело жить в лесу, – вернее, конечно, последнее.
Уцелела одна старая ель с дуплом, в котором жила старая Белка со своей семьёй
К ним на помощь явились другие. Они в несколько дней сложили приготовленные дрова на воза и увезли, оставив одни пни и кучи зелёного хвороста. Вся земля была усыпана щепками и сором, так что зимнему ветру стоило больших хлопот засыпать эту безобразную картину свежим, пушистым снегом.
– Где же справедливость? – жаловалась Ветру старая Ель. – Что мы сделали этим злым людям с железными топорами?
– Они совсем не злые, эти люди, – ответил Ветер. – А просто ты многого не знаешь, что делается на свете.
– Конечно, я сижу дома, не шатаюсь везде, как ты, – угрюмо заметила Ель, недовольная замечанием своего старого знакомого. – Да я и не желаю знать всех несправедливостей, какие делаются. Мне довольно своего домашнего дела.
– Ты, Ветер, много хвастаешься, – заметила в свою очередь старая Белка. – Что же ты можешь знать, когда должен постоянно лететь сломя голову всё вперёд? Потом, ты делаешь часто большие неприятности и мне и деревьям: нагонишь холоду, снегу…
– А кто летом гонит к вам дождевые облака? Кто весною обсушит землю? Кто?… Нет, мне некогда с вами разговаривать! – ещё более хвастливо ответил Ветер и улетел. – Прощайте, пока…
– Самохвал!.. – заметила вслед ему Белка.
С Ветром у леса велись искони [4] неприятные счёты главным образом зимой, когда он приносил страшный северный холод и сухой, как толчёное стекло, снег. Деревья к северу повёртывались спиной и тянулись своими ветвями на юг, откуда веяло благодатным теплом. Но в густом лесу, где деревья защищали друг друга, Ветер мог морозить только одни вершины, а теперь он свободно гулял по вырубленному месту, точно хозяин, и это приводило старую Ель в справедливое негодование, как и Белку…
II
Наступила весна. Глубокий снег точно присел, потемнел и начал таять. Особенно скоро это случилось на новой поруби, где весеннее солнце припекало так горячо. В густом лесу, обступавшем порубь со всех сторон, снег ещё оставался, а на поруби уже выступали прогалины; снеговая вода сбегала ручьями к одному месту, где под толстым льдом спала зимним сном Речка Безымянка.
– Что вы меня будите раньше времени? – ворчала она. – Вот снег в лесу стает, и я проснусь.
Но её всё-таки разбудили раньше. Проснувшись, река не узнала своих берегов; везде было голо и торчали одни пни.
1
Подрядчик – руководитель работ.
2
Балагáн – деревянная постройка.
3
Вáрварство – грубость, жестокость.
4
Искони – издавна.