Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 40

«В воскресенье перед постом на Масленице, ровно в двенадцать часов ночи, трубач трубил отбой, и по желанию Папа танцы прекращались, даже если это было среди фигуры котильона».

На балу. Рис. Николая I. 1840-е гг.

Говоря об отношении к танцам Николая I, следует иметь в виду, что в его жизни бывали разные времена. Так, в годы молодости он совершенно не избегал балов и прочих развлечений. Та же Филькельмон упоминает (16 февраля 1830 г.): «…на этом бале Император очень лихо отплясывал со мной буйный танец. Порой он выглядит невероятно молодым и просто очаровывает»[203]. В январе 1833 г. очередная фиксация: «В последнее время он очень похорошел. А также помолодел и много танцует»[204].

Однако, описывая балы зимнего сезона 1838 г., дочь императора Ольга Николаевна констатирует, что Николай Павлович уже «танцевал, в виде исключения, только кадрили»[205]. Его дочь в мемуарах несколько раз повторила, что ее отец «принимал балы как неприятную необходимость, не любил их»[206]: «Папа терпеть не мог балов и уходил с них уже в двенадцать часов спать, в Аничкове чаще всего в комнату рядом с бальной залой, где ему не мешала ни музыка, ни шум». Дочь царя даже пыталась как-то объяснить произошедшую перемену: «В этой нелюбви Папа к балам и танцевальным вечерам был виноват дядя Михаил, который не желал, чтобы офицеров приглашали на них по способностям к танцам, а напротив, этими приглашениями поощряли бы их усердие и успехи в военной службе. Но если на балах не было хороших танцоров – не бывало и дам. В тех случаях, когда удавалось сломить упорство дяди Михаила, он появлялся в плохом настроении, ссорился с Папа, и для Мама всякое удовольствие бывало испорчено»[207], однако это впечатления ребенка или молодой девушки, записанные спустя много лет.

Соратники Николая I оценивали отношение императора к балам несколько по-иному. Так, барон М.А. Корф отмечал, что Николай I, будучи человеком «очень веселого и живого нрава», предпочитал парадным балам «небольшие танцевальные вечера, преимущественно в Аничковом дворце», на которых бывал даже «шаловлив», и на протяжении многих лет охотно принимал участие в танцах[208]. Думается, правы оба. Николай Павлович с годами стал избегать участия в тяжеловесных парадных балах, но дома в Аничковом, в привычной обстановке, «среди своих», танцевал охотно.

Попутно замечу, что к 1840-м гг. у Николая Павловича, жестко замкнувшего на себя вертикаль власти, видимо, вполне сформировался синдром «капитана корабля». Этот вполне устоявшийся термин означает повышенную личную ответственность, приводящую к формированию представления, что все дела сначала остановятся, а затем рухнут без личного участия капитана. Император, буквально погребенный делами, работал на износ, и та же Ольга Николаевна вспоминала, как ее отец засыпал за вечерней молитвой. Николай I совершенно не зря именовал себя «каторжником Зимнего дворца», и в 1840-е гг. он уже предпочитал сон развлечениям. Вероятно, поэтому Николай Павлович с ностальгией вспоминал беззаботные дни молодости, проведенные в стенах Аничкова дворца.

Домашние любительские спектакли и маскарады были важной частью дворянского досуга, включая императорские резиденции. Следует иметь в виду, что формат домашних спектаклей мог быть самым разным: от самостоятельных действ, до заполнения пауз во время балов. Важной особенностью этих действ было то, что они и при Николае I, и при Александре III проходили в совершенно неформальной атмосфере, что называется, «без чинов».

В Аничковом дворце в разное время и с разным составом участников, конечно, устраивались домашние любительские спектакли, которые зрители смотрели с живейшим участием, прощая все огрехи, поскольку на сцене были только «свои», – это некий вариант дворцовых «капустников». Причем этими «своими» могли быть не только родственники, но и служащие Аничкова дворца. Например, 24 октября 1825 г. Николай Павлович записал в дневнике: «Елена, спустились в Арсенал, любительский спектакль, библиотекарей и пр., сносно, потом ужинали и играли в лото».

В пушкиноведении известен костюмированный бал, состоявшийся в Аничковом дворце 4 января 1830 г. Дело в том, что Екатерина Тизенгаузен, игравшая на балу маску Циклопа, увековечена А.С. Пушкиным в стихотворении «Циклоп»: «Язык и ум теряя разом, / Гляжу на вас единым глазом: / Единый глаз в главе моей. / Когда б судьбы того хотели, / Когда б имея сто очей, / То все бы сто на вас глядели» (1830).

Николай Павлович, как свидетельствуют мемуаристы, сам не чурался любительской сцены и не раз принимал участие в домашних спектаклях. Также в этих спектаклях принимали участие дети и внуки императора.

Своеобразной формой домашних спектаклей являлись костюмированные балы, также бывавшие в Аничковом дворце. Началась эпоха маскарадов в резиденции осенью 1818 г. и продолжалась до середины 1830-х гг. Например, в январе 1835 г. в Аничковом дворце состоялся маскарад, «тематически» воспроизводивший эпоху Павла I. А.С. Пушкин, присутствовавший на этом маскараде, записал в дневнике (8 января): «6-го бал придворный (приватный маскарад). Двор в мундирах Павла 1-го; граф Панин (товарищ министра) одет дитятей. Бобринский— Брызгаловым (кастеляном Михайловского замка)… Государь – полковником Измайловского полка, etc. В городе шум. Находят все это неприличным»[209].

Камергер Вюртембергского двора граф Цеппелин, великий князь Николай Николаевич и С.П. Фредерикс в театральной сценке. Худ. А.Ф. Чернышов. 1848 г.

Хорошо известны обстоятельства знаменитого китайского маскарада, проведенного в стенах Аничкова дворца 14 февраля 1837 г.

Очевидец праздника Н.Г. Беккер запечатлел одну из сцен маскарадного действа. В центре – узнаваема фигура Николая I в костюме мандарина в шапке с павлиньим пером и нашитым на халат квадратным китайским знаком отличия – буфаном. Замечу, что император сам формировал свой образ, оплатив костюм из собственной гардеробной суммы. В марте 1837 г. уплачено: костюмеру театра Балте за китайское маскарадное платье – 865 руб.; парикмахеру Вивану за китайский парик с косицей – 70 руб.; мастеру Тимофееву за китайскую шапочку – 40 руб., всего 975 руб.[210] Консультативные услуги для желающих оказывали костюмеры Дирекции императорских театров, которые еще помнили предания о временах Екатерины II с ее увлечением стилем «шинуазри» (от фр. chinoiserie), или китайщиной.

Особо следует отметить, что не только интерьеры, но и слуги Аничкова дворца были также тематически оформлены и одеты. Сценарий маскарада детально прописали и отрепетировали. Началось действо в Белой столовой торжественным шествием к китайскому трону под балдахином. О размахе маскарада свидетельствует число его участников – семь особ Императорской фамилии и 118 представителей петербургской аристократии.

Возможность участия в костюмированных балах в Аничковом дворце, как и участие в балах, – знак царской милости, на эти маскарады приглашались избранные. Например, когда после траура по смерти А.С. Пушкина его жена Наталья Николаевна возобновила светскую жизнь, ее пригласили участвовать в маскараде в Аничковом дворце, где она «была одета „в древнебиблейском стиле“, длинный фиолетовый бархатный кафтан, почти закрывавший широкие палевые шальвары, на голове покрывало из легкой белой шерсти»[211] – это приглашение – форма проявления участия со стороны императорской семьи к молодой, многодетной вдове.

203

Долли Филькельмон. Дневник. 1829–1837. Весь пушкинский Петербург. М., 2009. С. 99.





204

Долли Филькельмон. Дневник. 1829–1837. Весь пушкинский Петербург. М., 2009. С. 249.

205

Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825–1846. Николай I. Муж. Отец. Император. М., 2000. С. 247.

206

Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825–1846. Николай I. Муж. Отец. Император. М., 2000. С. 247.

207

Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. 1825–1846. Николай I. Муж. Отец. Император. М., 2000. С. 223.

208

Корф М. Записки. М., 2003. С. 79–80.

209

Пушкин и Зимний дворец. Каталог выставки. СПб., 1999. С. 12.

210

ОР РНБ. Ф. 650. Оп. 1. Д. 1070. Л. 26. Гардеробные суммы Николая I за 1836–1837 гг.

211

Цит. по: Аксельрод В.И., Буланкова Л.П. Аничков дворец – легенды и были. СПб., 1996. С. 70.