Страница 13 из 40
Естественно, очень много места в записях будущего императора занимала его супруга – Александра Федоровна. Они вместе обедали и ужинали, записи «обедали вдвоем» и «ужинали вдвоем» повторяются постоянно – это их семейный уклад, когда супруги могли остаться наедине и обсудить любые вопросы без лишних ушей. Как только пригревало («ужены, на балконе, 15 градусов в тени»), открывались окна в сад, и супруги «обедали вдвоем у окна» (14 апреля 1825 г.). После обеда супруги часто ложились отдохнуть вместе или врозь: «обедали вдвоем, спал один» (14 января 1822 г.); «прилег с женой в спальне, спал» (21 апреля 1823 г.). По молодым годам занимались любовью: «…обедали вдвоем, после предположения о беременности жены… чай, один на двоих, перед чаем (F.L.s.)» (9 января 1822 г.); «мои[135], ужинал с женой, раздел ее, она ложится, (f.l.s.), уехал в час пополуночи» (18 января 1822 г.); «приехал в 11 часов, жена в постели (f.l.s.) (f.l.t.d.), много разговаривали» (12 марта 1822 г.). 31 декабря 1822 г. Николай Павлович записал в дневнике: «…у жены, слезы, успокоил, тяжелое решение воздерживаться от Е, пока она не захочет».
Именно в Аничковом дворце Александра Федоровна 30 августа 1822 г. родила свою вторую дочку – Ольгу. За неделю до этого события в Аничков доставили «9 кормилиц из Царского Села», которых осматривала акушерка Александры Федоровны «г-жа Гесс», забраковав всех, ибо «все нехороши» (24 августа 1822 г.).
Как следует из письма Александра I (26 сентября 1822 г.) к сестре Марии Павловне, роды случились преждевременными: «Вы, любезная Сестрица, должно быть, не знали, судя по дате Вашего письма, о преждевременности благополучных родов Александрин. Несмотря на такую поспешность, только что родившийся маленький человечек чувствует себя хорошо и обещает стать со временем красавицей, мне бы хотелось, чтобы она была такой же милой, как и Ее Сестрица»[136].
Великая княжна Ольга Николаевна.
Худ. П.Ф. Соколов
Великая княжна Александра Николаевна.
Худ. П. Ф. Соколов
Николай Павлович в своих записках довольно подробно описал эти волнующие минуты, поскольку лично присутствовал на родах, держа жену за руку: «Жена разбудила в 2 часа, у нее боли, посылаю за Крайтоном, г-жой Гесс, Лейтеном… пишу Матушке, приезжает, приезжает Гесс… прибирают спальню… я один с Гесс, в 4 ч. 1/4 все разрешилось, без сильных болей и без криков, маленькой Ольгой. Да будет имя Господне тысячекратно благословенно за сие новое подтверждение Его бесконечной благости… маленькая кричит, как лягушка, молитва в спальне, жена целует малютку, все выходят, спустился проведать детей, показываю им Ольгу… поменял сорочку… Императрица уходит, Матушка уходит, у меня болит голова и боли в сердце, Лейтен и Крайтон, дают мне рвотное, стошнило четырежды очень сильно, задремал в знаменной комнате, вернулся к жене, дремлет, спрашивает детей, смотрит на них всех, уходят… все устроено с курьерами»[137].
Сама Ольга Николаевна также упоминала в воспоминаниях, явно пользуясь семейными преданиями, что роды были преждевременными: «Мое появление было таким неожиданным, что Бабушка [Императрица Мария Федоровна], срочно вызванная из Таврического дворца, нашла меня уже лежащей в постельке моего брата Александра, так как не было даже времени приготовить мне колыбель и пеленки. Я родилась третьей и увидела свет в Аничковом дворце в Санкт-Петербурге».
На следующий день в дневнике появилась весьма характерная для будущего императора запись: «…красивая кормилица малышки» (31 августа 1822 г.). Любовь к супруге и внимание, беспрестанно оказываемое ей, совершенно не мешало Николаю Павловичу постоянно фиксировать наличие симпатичных женщин в своем окружении, совершенно вне зависимости от их социального статуса, и заниматься, как он сам говорил, «васильковыми дурачествами»: «…ужены, видел через двери представления дам, хорошенькая М. Солова» (23 марта 1824 г.). Опять-таки по молодым годам, брутальность великого князя время от времени выливалась в семейные недоразумения: «сцена ревности в театре» (18 апреля 1822 г.); «разделся, ужены, ссора, один в церковь, обедня, вышел, к жене» (28 января 1823 г.).
Как мы видим, в ночь родов Александры Федоровны в Аничковом дворце побывали обе императрицы: Мария Федоровна и Елизавета Алексеевна. Повторю, что Николай Павлович непосредственно присутствовал при родах супруги и сильно перенервничал, его даже четыре раза стошнило, такая реакция на стрессы характерна для великого князя. Также у супругов было «готово» имя для новорожденной. При этом наверняка имелось и имя на случай рождения мальчика. Сорочка, в которой Николай Павлович прижимал новорожденную, потом хранилась в семье, что было данью старой дворцовой традиции. Из спальни, в которой проходили роды, Александра Федоровна вышла только 11 сентября 1822 г.: «жена переходит в свой кабинет». А 28 сентября 1822 г. «Блок с бирюзовой диадемой и грушами для моей жены, к жене, отдал ей это» – это традиционный подарок супруге «за ребенка». Добавлю, что у супругов в резиденции была общая спальня и кровать. Но иногда они спали врозь, и Николай Павлович всегда фиксировал это. Например, когда в декабре 1822 г. Александра Федоровна заболела ветряной оспой, он лег на походной деревянной раскладушке: «кровать ломается, смеялся, спал на полу» (7 декабря 1822 г.).
Возвращаясь к родам Александры Федоровны в Аничковом дворце (30 августа 1822 г.), приведу отрывок из письма Александра I к сестре Марии Павловне от 10 сентября 1822 г.: «Вы должно быть уже знаете, что моя невестка сделала мне к этому дню очень милый подарок, счастливо разродившись девочкой, которую нарекли Ольгой. Мать и ребенок чувствуют себя хорошо»[138]. Напомню, что 30 августа – это день тезоименитства Александра I, так что Александра Федоровна действительно преподнесла Александру I подарок. В свою очередь император отдарился. Как упоминает Ольга Николаевна: «По своем возвращении Государь привез мне, как подарок к крестинам, бокал из зеленой эмали и такую же чашу, которые я храню до сих пор. Когда он снова увидел Мама во всей прелести ее юности, с ребенком на руках подле отца, смотревшего на нее с гордостью и любовью, бездетный Государь был необыкновенно тронут и сказал: „Было бы ужасно и непростительно, если когда-либо в жизни один из вас разочарует другого. Верьте мне, существует только одно истинное счастье – семья. Берегите ее священный огонь“».
Когда летом 1825 г. в семье великого князя должен был родиться четвертый ребенок, хозяйственники Аничкова дворца подготовили для него комнаты: «в Петербург… к себе, Блок, Дилдин, видел комнаты для будущего младенца, в детских комнатах, разделся… обратно в Царское» (30 мая 1825 г.). Кстати, вопрос о том, где будет рожать Александра Федоровна, стал темой отдельного семейного «сражения». Дело в том, что приближающиеся роды не были поводом менять график традиционных переездов семьи из резиденцию в резиденцию. Поэтому, когда Николай Павлович, накануне переезда в Царское Село (19 апреля 1825 г.), сообщил матушке, что они хотят, чтобы роды состоялись в Аничковом дворце, это вызвало неудовольствие вдовствующей императрицы: «у Матушки, говорил, на ее вопрос сообщил ей, что хочу, чтобы моя жена рожала здесь, неудовольствие»; «Матушка на меня дуется» (20 апреля 1825 г.); «объяснился с Матушкой, кое-как успокоил» (21 апреля 1825 г.). И, тем не менее, «решили ехать завтра в Царское Село» (23 мая 1825 г.).
135
Имеются в виду адъютанты.
136
Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Извлечения из семейной переписки великой княгини Марии Павловны. Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 гг. М., 2017. С. 255.
137
Записные книжки великого князя Николая Павловича. 1822–1825 гг. М., 2013. С. 110.
138
Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Извлечения из семейной переписки великой княгини Марии Павловны. Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 гг. М., 2017. С. 253.