Страница 18 из 21
Все заседания Секретариата в мое время проводил М. А. Суслов и только в период его редкого отсутствия – А. П. Кириленко. Секретариат управлял отделами жестко и безоговорочно. Многие его решения готовились и становились достоянием узкого круга лиц, причастных к его подготовке. Случалось, и нередко, что появлялись решения Секретариата ЦК КПСС, которые принципиально оценивали деятельность какого-либо центрального идеологического учреждения, и в них содержались даже серьезные выводы, а работники отдела при этом оказывались в полном неведении, им обычно поручалось лишь исполнение.
Происходило это потому, что немалая часть решений готовилась узким кругом лиц и принималась без обсуждения, посредством лишь индивидуального голосования секретарей. Помню, в июле 1976 года неожиданно, без всякого участия отдела пропаганды было принято решение Секретариата ЦК КПСС «О работе агентства печати „Новости“», в котором его работа оценивалась крайне отрицательно, в итоге освобождались от работы председатель правления И. И. Удальцов и его первый заместитель А. И. Власов. Одновременно ликвидировались службы фотоинформации и телевидения, проводилось значительное сокращение аппарата, и более 50 наиболее квалифицированных работников увольнялось из агентства по особому списку, до сих пор так и неизвестно, кем составленному. Помню, как трудно было скрыть недоумение, когда этот список персонально мне вручил М. В. Зимянин, ставший только что секретарем ЦК. На мой наивный вопрос: «Откуда этот список?» – М. В. Зимянин ответил, что он не уполномочен ставить меня в известность, думаю, так оно и было. А вот поручение пригласить всех, кто оказался в этом черном списке (как я догадывался, составленном службами КГБ), и поставить в известность об увольнении, по существу, без каких-либо оснований – это секретарь ЦК был уполномочен мне доверить. Помню, какие внутренние муки испытал я в этих беседах, стараясь не обидеть этих, как я чувствовал, ни в чем не повинных людей и в меру своих возможностей помочь им перейти на другую работу. Мне было приятно, что после этих не очень радостных встреч со многими из них: А. Власовым, В. Некрасовым, В. Шевченко, В. Катиным – у меня сохранились добрые отношения.
К чему я веду речь? К тому, чтобы попытаться ответить: кто же управлял партией? Лев Оников, в прошлом партийный функционер, отвечая на этот вопрос в одном из апрельских номеров 1992 года газеты «Правда», поделился на этот счет некоторыми суждениями. В них он делит всю внутреннюю структуру партии на четыре основные части. Первая – это рядовые члены партии, ее самая многочисленная часть – 18,7 миллиона человек. Вторая часть – члены руководящих (выборных) органов от райкома и до ЦК республиканских компартий – 439 тысяч человек. Третья часть – секретари партийных комитетов от райкома и до ЦК республик, исключая аппарат ЦК КПСС, – 86 тысяч человек. Четвертая часть представляет самый верхний эшелон партии – это члены и кандидаты в члены ЦК КПСС (избранные на XXVII съезде 477 человек), члены и кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК КПСС – 32 человека и штатный аппарат ЦК КПСС (на 1 января 1990 года) – 1383 человека. Вывод Л. Оникова сводится к тому, что 99,7 % членов партии были полностью безвластными и лишь 0,3 %, принадлежащие к верхнему эшелону – члены и кандидаты в члены ЦК, Политбюро, члены Секретариата, – располагали властью. Однако вершили все дела в партии, по его мнению, лишь члены Политбюро и Секретариата, те самые 32 человека, принадлежащие к правящей партийной элите.
В суждениях Л. Оникова много справедливого, хотя в них упрощается сам процесс управления таким сложным, гигантским образованием, каким была партия, ибо совсем не учитываются разделение партийной власти и особенности ее проявления во всех структурных партийных подразделениях, начиная от первичной партийной организации. Партия, если попытаться ее образно представить, – это гигантский линейный корабль, движение которого управлялось сотнями рук, стоящих у различных механизмов, без которых оно было бы невозможно, хотя у штурвала стоял всего один человек. Чтобы объективно оценить систему управления партии, надо хорошо знать характер взаимоотношений всех ее звеньев с центром, знать, чем управляли и за что отвечали в обкоме, горкоме, райкоме, партийном комитете завода, совхоза. Не вмешиваясь в большую партийную политику, в решении же социальных, хозяйственных вопросов на местах вся полнота власти принадлежала обкомам КПСС. Возможности управлять регионами у первого секретаря обкома КПСС, думаю, были куда выше, чем у царского генерал-губернатора.
С чем можно полностью согласиться, так это с тем, что внутреннюю и внешнюю политику партии действительно определяли 32 человека из самого верхнего эшелона власти и влияние здесь партийной провинции действительно было почти нулевым. Думаю, не учитывается Л. Ониковым и тот факт, что со времени смерти Сталина и XX съезда КПСС существенно изменилось положение ЦК КПСС, сам факт продолжительной и обстоятельной работы команды Брежнева – Суслова с членами ЦК КПСС, чтобы убрать Хрущева, убедительное тому доказательство. Скажу, что и после XXVI съезда ЦК КПСС располагал огромными возможностями радикально влиять на положение дел в партии, и только старая инерция послушания, отсутствие настоящих лидеров в регионах мешали этому, но об этом речь впереди.
Содержание и стиль работы Секретариата в то время от начала и до конца определял М. А. Суслов. Большая часть присутствующих секретарей, и тем более приглашенных на заседание Секретариата работников отделов, исполняла обычно роль статистов, внимающих, поддерживающих, возражения были редким исключением. Вместе с тем я бы не стал однозначно оценивать М. А. Суслова как человека ограниченного, ущербного, исполняющего лишь роль серого кардинала. Говорю об этом, ибо многое, что написано на эту тему, не разделяю. Признаюсь, мне не по душе в оценках нашего недавнего прошлого представлять себя в роли этакого всевидящего и всепонимающего персонажа типа Федора Бурлацкого, а людей, с которыми довелось иметь дело, изображать в виде дремучих ретроградов, ограниченных и невежественных. Не разделяю такого подхода, ибо в нем попирается истина в угоду возвеличиванию своей персоны и в угоду конъюнктуре времени. Да и в поименовании «серый кардинал» всегда вижу больше дани историческим параллелям, чем сути. По отношению к ЦК М. А. Суслов не был «серым кардиналом», ибо умело, не выпячиваясь и практически неограниченно управлял аппаратом ЦК КПСС. По своей сути он был живым олицетворением партийного консерватизма, начиная от своей старомодной одежды и всем известных калош и до принципов, которые он исповедовал: не думай, не изобретай, делай только так, как было. М. А. Суслов с наибольшей полнотой и старательностью в своей деятельности отразил политику партии эпохи Брежнева, суть которой сводилась к тому, чтобы незыблемо сохранить существующий порядок вещей.
Вместе с тем утверждаю: М. А. Суслов был личностью. Он был одним из тех, кто верил в коммунистическую идею, таким же верующим из лидеров партии того времени я бы назвал только Ю. В. Андропова. Он лишен был какой-либо позы: всегда оставался самим собой – высокоорганизованным человеком, педантом с манерами учителя времен царской гимназии. Всегда четко, лаконично, не позволяя славословить, вел Секретариаты. Только чрезвычайный случай мог стать причиной того, что Секретариат мог продлиться более часа. На выступления – 5–7 минут. Не уложился – уже через минуту М. А. Суслов говорил: «Спасибо», и смущенный оратор свертывал свои конспекты. Признаюсь, М. А. Суслова мы, участники тех заседаний, редакторы газет В. Афанасьев, Л. Толкунов, вспоминали не раз, когда его председательское место в Секретариате ЦК заняли Черненко, Горбачев… и неудержимые многочасовые словопрения захлестнули мутной волной заседания исполнительного органа партии.
Четкая организация работы Секретариата, следует, однако, признать, не отличалась особым творческим подходом. Его проявить было просто невозможно, ибо все шло из года в год по строго заведенному порядку и подчинялось только аналогам. Докладывают, к примеру, от Академии наук: «В Сан-Франциско состоится 7-й Международный конгресс океанологов, от СССР поедет группа ученых, просим согласия», М. А. Суслов обязательно спрашивал: «А на предыдущем, 6-м конгрессе сколько было советских ученых?» Докладчик, заранее подготовленный к этому вопросу, без заминки отвечал, что на 6-м конгрессе наша делегация была больше и затрат было тоже значительно больше, в результате следовало согласие на утверждение. Если же на рассмотрение Секретариата предлагалось что-то не имеющее аналогов, скажем, к примеру, впервые должна проводиться конференция по проблемам разоружения, да еще с участием социал-демократов, следовала реплика-вопрос: «Впервые?» – затем возникала пауза, и за ней следовало привычное многозначительное: «Надо подумать». Подумать в устах Суслова означало, что решение Секретариата по этому вопросу, не имеющему аналогов, не будет принято и к нему уже не стоит больше возвращаться.