Страница 32 из 33
Самым важным пунктом в позиции греков был залив Артемисий, названный так по маленькому храму богини Артемиды, стоявшему на мысе в северной части острова Эвбея. Этот остров, доказавший свою важность во время первой персидской кампании Дария, защищал Аттику и остальную Грецию от вторжения с севера. Лишь немногие из морских командиров были настолько безрассудными, что рисковали своим флотом у его незащищенного восточного берега, особенно когда дует северный ветер. Очевидное решение – пройти через Артемисий и дальше по узкой полоске воды, отделяющей Эвбею от Аттики. Поскольку флоту предстояло основную часть времени идти на веслах, было нетрудно определить, что корабли вторжения (скорость которых будет, вероятнее всего, ограничена примерно полутора узлами) должны будут постоянно держаться под защитой Эвбеи. Иными словами, Артемисий – ключ ко всей военно-морской кампании. И две сотни греческих трирем, среди которых были и афинские, и пелопоннесские корабли, были поставлены, чтобы охранять вход в пролив.
После ухода из Темпейской равнины греческие позиции в Артемисии находились под угрозой с севера. Было еще одно место на материковой Греции, где военные силы могли не пропустить персидскую армию. Это узкий Фермопильский проход, через который персы должны были пройти, чтобы захватить Аттику и отрезать греческий флот в Артемисии от базы.
Снова было, как и во время предыдущего сражения, полнолуние. Но на этот раз спартанцы признали, что нависшая над Грецией опасность слишком велика, чтобы поставить религиозный долг выше военного. Тем не менее они были готовы послать только одного царя (в Спарте их было два) и ограниченный военный контингент. Оставив своего коллегу в Спарте, царь Леонид с отрядом телохранителей из 300 спартанцев и 2000 илотов, не имевших права голоса представителей самого низкого класса, выступил на север. Леонид также взял с собой 2000 человек из Аркадии и 700 – из Беотии. Таким образом, имея при себе около 4000 человек, спартанский царь Леонид намеревался удержать Фермопилы.
Вскоре после того, как спартанцы заняли позиции, Ксеркс, разославший лазутчиков по всей стране, отправил всадника, чтобы узнать, как много воинов ожидает его у Фермопил и какова их дислокация. Гонец вернулся и поведал потрясенному монарху, что силы противника на удивление малы. Они не только не попытались схватить его, но вообще не обратили на него внимания. Он увидел, как «одни из них занимались телесными упражнениями, другие расчесывали волосы». Выслушав своего человека, Ксеркс решил, что он шутит или лжет. Он послал за греческим ренегатом по имени Демарат, который заверил его, что это обычное поведение спартанцев. «Эти люди пришли сюда, чтобы сражаться с нами за этот проход, и они готовятся к битве. Таков у них обычай: всякий раз, когда они идут на смертный бой, они украшают себе головы».
Ксеркс все еще не мог поверить, что такие мизерные силы намерены противостоять его армии. Демарат ответил: «Царь, поступи со мной, как с лжецом, если не выйдет так, как я тебе говорю». Основываясь на этом знаменитом инциденте, поэт Альфред Эдуард Хаусмен написал следующие строки:
Пока армия Ксеркса двигалась к проходу, его флот вышел с якорной стоянки в районе Фермы. Был конец августа, время, когда на Эгейском море нередко дуют сильные ветра с севера. Все Средиземноморье к этому времени уже было перегрето большой жарой середины лета. В таких условиях самого незначительного изменения давления достаточно, чтобы создать дисбаланс. Горячий воздух неожиданно поднимается над морем, как огромный воздушный шар, и на его место врывается холодный воздух с севера. Дельфийский оракул посоветовал молиться ветрам, и греческие молитвы были услышаны.
В одном дне пути от Фермы главные силы персидского флота стояли у голого и негостеприимного берега Магнесии. Перед ними находился мыс Сепиада, и остров Скиаф сидел словно чайка на волнах. Участок между Скиафом и соседним островом Скопелос по сей день называют «врата ветров».
Не имея возможности обогнуть мыс Сепиада до захода солнца и оказаться в безопасности в Артемисии, персидские капитаны неохотно бросили якоря неподалеку от берега. Первые корабли сумели пристать к берегу, надежно закрепив корму. Но всем места не хватило, и они остались качаться на волнах.
«Ранним утром при затишье море вдруг заволновалось и разразилась страшная буря при северо-восточном ветре, который местные жители называют Геллеспонтием. Maistro, «повелитель ветра», именно так и налетает – при замечательной погоде и безоблачном небе, никак не предупреждая о своем приближении. Так было и в тот день, когда персидский флот готовился двинуться вдоль берега. Ветер штормовой силы подул с северо-востока, поймав в ловушку сотни кораблей, оказавшихся на подветренном берегу. «Все, кто заметил крепнущий ветер и кому место стоянки дозволяло это, успели еще до начала бури вытащить свои корабли на берег и, таким образом, спаслись вместе с кораблями. Те же корабли, которые буря застигла в открытом море, [силой ветра] частью отнесло к так называемым Ипнам на Пелионе, частью же выбросило на берег. Иные корабли потерпели крушение у самого мыса Сепиада, другие были выброшены на берег у города Мелибеи или Касфанеи. Это была буря неодолимой силы. …Во время этой бури погибло, по самому скромному счету, не менее четырехсот кораблей, несчетное число людей и богатства».
Афиняне, согласно Геродоту, призвали на помощь Борея, бога северного ветра. «Когда они стояли на якоре у Халкиды на Эвбее и заметили, что приближается буря (или уже ранее того), то стали приносить жертвы». Бог пошел им навстречу. Буря продолжалась три дня, что довольно необычно, поскольку августовские шторма обычно стихают в течение суток. (После войны афиняне не забыли свой долг перед божеством и построили ему святилище у реки Илисос.)
Геродот, вероятно, преувеличил потери, так же как преувеличил количество кораблей в составе персидского флота. Тем не менее можно с уверенностью утверждать, что в этой катастрофе персы лишились десятой части своего флота. А греческие корабли пережили ненастье, удалившись под защиту острова Эвбея. Когда же греки вернулись на север, чтобы снова занять свои позиции, они с удивлением убедились, что очень много персидских кораблей тоже пережили непогоду и теперь направляются в безопасность залива Пагаса, что к северу от входа в пролив. Они сумели отсечь одну эскадру из пятнадцати кораблей, командир которой совершил роковую ошибку – решил, что греческие суда в районе Артемисия – часть персидского флота. Еще одно подразделение персидского флота позже было отправлено на юг, чтобы обогнуть Эвбею и занять канал Андроса (тем самым отрезав греков от их базы). Оно попало в шторм, и корабли потерпели крушение у недружелюбных берегов Эвбеи. Пока, во всяком случае, в море боги вроде бы благоволили к грекам. Теперь им предстояло испытание на земле.
Атаку греческих позиций при Фермопилах начали мидийские войска Ксеркса. Царь, несомненно, был уверен, что столь большого численного преимущества достаточно, чтобы уничтожить незначительные силы греков, занимавших узкий Фермопильский проход. И он, и его генералы, вероятно, не могли понять, что на таком узком пространстве, как Фермопилы, преимущество всегда будет у стойких дисциплинированных войск, тщательно выбравших оборонительную позицию, а не у дезорганизованной толпы, для которой большая численность является препятствием. После того как стало ясно, что наступление мидийских войск завершилось весьма дорогостоящей неудачей, против греков были отправлены «бессмертные». Но и они успеха не добились.
Геродот отмечает лучшее обучение и оружие спартанцев. Он также описывает один тактический прием, с помощью которого спартанцы несколько раз обманывали врага: сделать вид, что отступают. При этом персы сразу начинали ликовать, считая, что битва выиграна. Но в какой-то момент спартанцы разворачивались и начинали убивать персов, которые пребывали в радостном беспорядке, с точностью и методичностью, выработанными дисциплиной. Одно оружие давало грекам значительное преимущество над персами – грозное длинное копье. У персов тоже были копья, но вдвое короче греческих.