Страница 30 из 33
«Фемистокл, – пишет А. Р. Берн в «Истории Греции», – выступал за развитие флота, а эта политика была популярнее среди бедных, а не среди богатых горожан, которым приходилось за это платить». В Древней Греции по этой причине морская партия обычно представляла демократический элемент. С другой стороны, армейская партия, лидерами которой обычно были богатые люди, такие как Аристид, была партией крупных собственников. Они обеспечивали себе экипировку и не получали платы; таким образом, военная профессия стала считаться частью статуса «джентльмена». Военно-морской флот, которому требовалось активное сотрудничество большого количества бедняков и рабочего люда, чтобы строить, оснащать, ремонтировать корабли и служить на них, явно был более «демократическим» институтом.
Успех партии Фемистокла вместе с неожиданной удачей в виде новой богатой серебряной жилы, обнаруженной в государственных серебряных шахтах, позволил Афинам создать крупный флот из трирем. Он стал той самой «деревянной стеной», которую Дельфийский оракул посоветовал в качестве лучшей меры обороны. Фемистокл ловко интерпретировал этот совет в свою пользу. За три года, предшествовавшие новому персидскому вторжению 480 года до н. э., афинский флот существенно увеличился и теперь насчитывал 200 трирем. При таком значительном увеличении количества, вероятнее всего, существенно ухудшилось качество – и кораблей, и моряков. Геродот, описывая новые корабли, утверждает, что они были «тяжелее» (не преимущество), чем корабли противника, и последние обладали лучшими мореходными качествами. Тем не менее ослабление оказалось не критичным, когда дошло до дела. Тот факт, что афинский флот был построен афинянами и укомплектован командами из них же, давал ему преимущество над сборным флотом персов, по большей части построенным финикийцами и укомплектованным командами из покоренных народов и союзников.
Ксеркс, старший сын великого Дария, унаследовал трон отца в 486 году до н. э. Хотя Геродот утверждает, что он сразу принял решение о кампании против Греции, ему не удалось начать ее немедленно. Серьезное восстание в покоренном Египте (которое он решительно подавил в первый год своего правления) задержало начало проекта. Несколько позже его внимание было отвлечено другим восстанием, на этот раз в Вавилонии. Ксеркс снова безжалостно подавил его, оставив древнюю столицу Вавилон лишенной храмов и сокровищ. Несмотря на все эти кампании, однако, он продолжал готовить Персидскую империю к войне с греками. Исполненный решимости не потерпеть неудачу из-за некачественной подготовки (он и его советники были уверены, что именно это стало причиной неудачи при Марафоне), он обратил все ресурсы империи на создание величайшей силы вторжения, равной которой мир еще не знал.
Три года персидская армия, которой помогали бесчисленные порабощенные греки и другие народы, рыла канал в самом узком месте полуострова Афон. Хотя греки считали это признаком мании величия, на самом деле операция была вполне разумной. Ксеркс не желал подвергать опасности свои корабли в том самом районе, где персидскому флоту пришлось преодолеть так много трудностей десятью годами ранее. Вдоль пути армии были построены полевые склады, куда засыпали зерно. Там же были уложены «горы соленого мяса» (по словам одного греческого автора). Хотя армия, когда она действительно пришла, опустошила землю, словно стая саранчи, все же подготовленные запасы продовольствия оказались весьма кстати.
Тот факт, что греки, включая Геродота, позже считали все эти приготовления свидетельством мегаломании Ксеркса, указывает на их неспособность понять сложности управления огромным государством и империей. Греческие города-государства жили без резервов. Только после подъема Македонии и завоеваний Александра Великого греки столкнулись с организационными и бюрократическими проблемами, являющимися неотъемлемой частью управления империей.
Другой большой задачей, впоследствии высмеянной греками, но опять-таки в высшей степени практической, был известный «лодочный мост». Это был на самом деле не один мост, а два; оба через пролив Геллеспонт, для перехода армии. Согласно Геродоту, 674 корабля использовались для поддержки мостов. «Для одного моста в сторону Понта взяли 360 кораблей, для другого в сторону Геллеспонта 314 кораблей. Первые поставили поперек течения Понта, а последние – по течению Геллеспонта, чтобы держать канаты натянутыми. Затем бросили огромные якоря на одном мосту на стороне Понта – против ветров, дующих с Понта, а на другом мосту на стороне Эгейского моря – против западных и южных ветров. Между укрепленными на якорях кораблями оставили промежуток для прохода мелких судов из Понта и в Понт».
Нет особых оснований сомневаться, что, помимо греческих инженеров из Малой Азии, архитекторами этого удивительного моста были финикийцы. Даже в этот период, когда греки уже утвердились в море, люди из Тира и Сидона обладали более продвинутыми знаниями о морском строительстве, работах с веревками и канатами, чем любой другой народ Средиземноморья. Говоря о строительстве канала через Афонский перешеек, Геродот утверждает, что рабочие допустили ошибку, сделав вершину канала такой же ширины, как его дно. В результате боковые стороны осыпались. Единственным народом, который не совершил такой ошибки, были финикийцы, сделавшие верх канала вдвое шире, чем дно. По словам Геродота, финикийцы в этом, как и во всех других практических вопросах, доказали свое мастерство. Если, в конце концов, вторжение в Грецию оказалось неудачным, в этом не было вины их древних противников.
К 481 году до н. э. не осталось ни одной, даже самой отдаленной греческой деревни на материке или на Пелопоннесе, где не слышали бы о ведущихся приготовлениях. Строительство флота, сбор армии, рытье канала, сооружение удивительного моста через Геллеспонт – все Восточное Средиземноморье пребывало в возбуждении. Крупнейшая из империй, когда-либо известных человечеству, стремилась к одной цели – покорению и подчинению Греции.
Свои услуги предложил тиран Гелон с Сицилии. По его словам, он желал оказать помощь родине двумя сотнями трирем (столько же, сколько в новом афинском флоте), 20 000 вооруженных пеших воинов, 2000 кавалеристов и таким же числом лучников и пращников. В обмен за столь крупные силы – а он присовокупил к ним еще и обещание кормить греческую армию сицилийским зерном на всем протяжении кампании – Гелон пожелал командование войсками. Ни Спарта, ни Афины не посчитали это требование приемлемым, чему едва ли стоит удивляться. Жители древних городов-государств, которым предстояло принять на себя главный удар предстоящего сражения, не могли вынести мысли о том, что верховное командование окажется в руках какого-то выскочки. Они также могли заподозрить, что Гелон вовсе не так уж бескорыстен. Если с его помощью над персами будет одержана победа, может оказаться, что от него будет невозможно отвязаться. Для Древней Греции Сицилия с ее богатыми засеянными полями и густыми лесами, полезными ископаемыми – в общем, с ее великолепным потенциалом – была в положении, аналогичном тому, в каком была Америка для Европы много веков спустя. Столь щедрые предложения всегда вызывают подозрения, что помощь связана с множеством сопутствующих обстоятельств, и лучше обойтись без нее. Как бы то ни было, Гелон довольно скоро обнаружил, что у него довольно много проблем дома. Пока персы вооружались и готовились выступить против Греции, карфагеняне решились на атаку на западе. Греки, как обоснованно полагали карфагеняне, вот-вот будут разбиты на своей территории, и момент представлялся весьма удачным для удара по ним в их главной колонии – на Сицилии.
480 год до н. э. должен был стать решающим для будущего Греции и ее цивилизации. Хотя нет свидетельств союза между Персией и Карфагеном, вряд ли является совпадением то, что, когда Персия напала на Грецию, карфагеняне нанесли удар по сицилийским грекам. Действия Карфагена, возможно, были чистой предприимчивостью (вроде действий японцев против американцев и британцев на Дальнем Востоке во время Второй мировой войны). Несмотря на богатство территории и ее столицы – Сиракуз, – Гелон был вынужден ввести тяжелые военные налоги. Его супруга Дамарета создала прецедент, которому следовали многие королевы в последующих веках. Она отдала свои личные драгоценности на финансирование военной кампании. В ее честь была отчеканена монета весом в десять аттических драхм. Это было сделано в Сиракузах после войны. Монету назвали дамаретейон.