Страница 14 из 19
Второе донесение гласит: «По благополучном выступлении из Москвы, на втором ночлеге в селе Чашошкове, 7 февраля, в 7 часов пополудни, по удалении всех посторонних из церкви, генерал-адъютантами графом Остерманом-Толстым, Бороздиным и Сипягиным и мною, флигель-адъютантами и полковниками Германом, Шкуриным, Кокошкиным, графом Залуцким и ротмистром Плаутиным, также гвардии полковниками, кавалергардом Араповым, Соломкой и медико-хирургом Тарасовым для удостоверения насчет положения тела почивающего в Бозе императора Александра предпринято было вскрытие свинцового гроба и тщательнейшим осмотром оного оказалось следующее: по снятии деревянной крышки крышка свинцового гроба оказалась на своем месте и в совершенной сохранности, кроме только угла правой стороны близ головы, который не более как на одну линию опустился вниз, в том же самом месте конец железного прута, служащего подпоркой свинцовой крышки, немного отстал от своего места. Когда же свинцовая крышка была с возможной осторожностью нами поднята, то положение самого тела в гробу представилось нам в совершенном порядке и сохранности, так что в укладке оного ни малейшей перемены на путешествии не последовало. При сем вскрытии, кроме ароматного и бальзамического запаха, никакого газа не было приметно. После сего оба гроба закрыты нами по-прежнему».
6 февраля при выступлении из Москвы архиепископ Филарет сопровождал гроб до Петровского дворца за Тверской заставой, где была совершена им и всем московским духовенством лития. Дальше шествие направилось через Тверь и Новгород в Царское Село.
На границе Новгородской губернии шествие было встречено епархиальным архиереем, при котором был Фотий. Последний читал Евангелие при гробе на ночлегах. Тарасов сообщает, что тут же присоединился к шествию Аракчеев, который хотел стать на колесницу при выезде из Новгорода, но его сначала не допустили до этого, а потом он с разрешения Орлова-Денисова получил место на левой ее стороне.
Вследствие запроса верховного маршала печальной комиссии в Петербурге, князя Алексея Борисовича Куракина, о положении и целости тела императора по выступлении из Новгорода, Тарасов просил Орлова-Денисова произвести еще раз до Царского Села освидетельствование тела. На втором переходе оно было произведено в присутствии графа Аракчеева, подписавшего вместе со всеми прочими акт освидетельствования. Наконец, император Николай поручил Виллие до прибытия в Царское Село еще раз осмотреть тело, это было произведено в Бабине.
28 февраля процессия приблизилась к Царскому Селу. Император Николай выехал навстречу шествию, его сопровождали великий князь Михаил Павлович, принц Вильгельм Прусский, принц Оранский и первые чины двора. Там же находились также царскосельские жители с духовенством и крестьяне царскосельского дворцового ведомства. День был солнечный и довольно теплый, так что на шоссе таял снег и была грязь, по словам Тарасова. «Сошед с коляски, император, приближаясь к колеснице, поклонился в землю, потом, вошед на колесницу, упал на гроб и залился слезами; с другой стороны колесницы то же сделал Михаил Павлович. По совершении литии шествие двинулось к Царскому Селу, император с братом в траурных плащах и распущенных шляпах следовали непосредственно за колесницей пешком до дворцовой церкви, в которую внесен был гроб и поставлен на великолепный катафалк под балдахином…
Вся императорская фамилия с детьми, кроме царствующей императрицы, вошла в церковь при благоговейной тишине, и все целовали в лицо и руку покойного. Эта сцена была до того трогательна, что я не в состоянии вполне выразить оную…»
5 марта тело императора Александра было перевезено из Царского Села в Чесму и поставлено в церкви дворца. Тарасов говорит, что «в двенадцатом часу вечера, в присутствии князей Куракина и Голицына, при подобающем церковном обряде, тело императора, по моему указанию, из прежнего деревянного гроба в свинцовом гробе переложено в новый бронзовый великолепный гроб; ковчег с внутренностями был помещен в гробе, в ногах, а ваза с сердцем у самого тела с левой стороны груди. Прежний же гроб тут же был разобран и распилен и со всеми принадлежностями в кусках помещен был в новый». Граф Комаровский пишет по этому поводу: «Переложение это было делано одними только генерал-адъютантами, бывшими при его величестве, в числе которых и я находился».
6 марта шествие двинулось из Чесменского дворца в Петербург. День этот с утра был пасмурный, морозный, с ветром и снегом. За гробом следовали император Николай, великий князь Михаил Павлович, чужестранные принцы, герцог Веллингтон и многочисленная свита, все в черных шляпах и плащах.
В половине второго часа пополудни прибыли к Казанскому собору. Здесь в продолжение семи дней закрытый гроб Александра был выставлен на поклонение народу. Собор посетила огромная масса людей. Тарасов утверждает, что «императору было доложено об открытии гроба для жителей столицы, но его величество не изъявил на то своего согласия, и, кажется единственно по той причине, что цвет лица покойного государя был немного изменен в светло-каштановый, что произошло от покрытия его в Таганроге уксусно-древесною кислотою, которая, впрочем, нимало не изменила черт лица».
Но Волконский еще 7 декабря 1825 года так писал из Таганрога Г.И.Вилламову по поводу этого: «Мне необходимо знать, совсем ли отпевать тело при отправлении отсюда, или отпевание будет в Санкт-Петербурге, которое, ежели осмеливаюсь сказать свое мнение, приличнее, полагаю, сделать бы здесь, ибо хотя тело и бальзамировано, но от здешнего сырого воздуха лицо все почернело, и даже черты лица покойного совсем изменились, через несколько же времени и еще потерпят; почему и думаю, что в Санкт-Петербурге вскрывать гроба не нужно, и, в таком случае, должно будет здесь совсем отпеть, о чем и прошу вас испросить высочайшее повеление и меня уведомить через нарочного».
13 марта 1826 года в 11 часов при сильной метели погребальная процессия направилась из Казанского собора в Петропавловскую крепость. Она следовала по Невскому, Большой Садовой, Царицыну лугу, через Троицкий мост. В тот же день происходили отпевание и погребение. Во втором часу пополудни пушечные залпы возвестили миру, что Александр предан земле.
За несколько дней до погребения Николай I писал Лагарпу следующее: «Посреди самого печального торжества и, так сказать, на могиле того, коего мы оплакиваем кончину, отвечаю вам на письмо ваше от 16 января. В подобную минуту мысль моя должна, по естественному течению, перенестись на вас, и я еще живее мог оценить те чувства, кои вы мне выражаете. На ваших глазах, вашими попечениями развивались первые семена тех благородных качеств, которые из императора Александра сделали славу России и которые приобщили все человечество к плачу об его утрате. Мое сердце подсказало мне то, что должно было происходить в вашем, когда вы имели несчастие узнать, что этот великий монарх взят от нас, от нашего уважения и наших надежд. Связь, существующая между нами вследствие этой общей скорби, останется для меня всегда священной. Поверьте, что я никогда не забуду ни привязанности к вам покойного моего брата, ни минут, проведенных мною самим с вами, и что мне всегда приятно будет возобновить вам уверения в искреннем моем уважении».
В то время, когда схоронили Александра, его вдова, императрица Елизавета Алексеевна, еще находилась в Таганроге, она чувствовала себя все хуже и хуже. Несомненно, что на нее резко повлияла смерть Александра, с которым у нее наладились было уже отношения во время пребывания в Таганроге; такой удар перенести было нелегко – и она его не перенесла.
12 апреля Волконский пишет императору Николаю из Таганрога следующее: «Долгом почитаю вашему императорскому величеству всеподданнейше донести, что слабость здоровья вдовствующей государыни императрицы Елизаветы Алексеевны вновь увеличивается. Сверх того, ее императорское величество чувствует в груди иногда сильное удушье, которое мешает даже говорить, и сама изъявила г-ну Стоффрегену опасение водяной болезни в груди. Хотя г-н Стоффреген не уверен, что таковая болезнь существует, но начинает, однако, сильно беспокоиться, предложил ее величеству лекарства для предупреждения оной и надеется, что предполагаемое путешествие может отвратить сию болезнь.