Страница 18 из 24
Но нас интересует другое. По лавкам Охотного ряда мы уже походили, приценились, попробовали, понюхали, новости узнали, людей посмотрели, себя показали. Пора бы и подкрепиться. Питейных и съестных заведений издавна было как в Охотном ряду (так и в самой Москве), на любой вкус и кошелек, за что Первопрестольная удостоилась звания трактирной столицы России.
Больше всего, конечно, имелось трактиров, рассчитанных на богатую и солидную публику. На всю Первопрестольную приобрели известность «Московский» Печкина-Гурина, «Большой Патрикеевский» Тестова и «Русский» Егорова. Эти три трактира на протяжении всего своего существования являлись еще и достопримечательностями Москвы, посетить которые приезжему человеку было делом таким же обязательным, как посмотреть Царь-колокол или сходить в Большой театр. Москвич Павел Иванович Богатырев утверждал: «Для иногороднего коммерсанта побывать в Москве, да не зайти к Гурину было все равно что побывать в Риме и не видеть папы». Располагались трактиры аккурат на месте нынешней гостиницы «Москва», как правило на вторых этажах торговых рядов.
Питаться в трактирах Охотного ряда было весьма престижно (а разве кто-нибудь измерил цену престижа?). В 1854 году в журнале «Отечественные записки» № 3 увидела свет и имела большой успех пьеса забытого ныне драматурга Александра Красовского «Жених из Ножовой линии». Главный герой этой комедии по фамилии Перетычкин растолковывает своему приятелю Мордоплюеву, что значит жить с шиком в Москве: «Поутру, бывало, встанешь, халат персидский, напьешься чаю, выкуришь сигарку, сядешь в пролетки, проедешься по Москве, а там обедать к Печкину». Но кроме желания хорошо и с удовольствием покушать, для сидения в трактире требовалось немало времени. И дело здесь не в отсутствии внимания официантов – половых, знавших своих постоянных клиентов по имени-отчеству (как и их пристрастия) и способных исполнить любую гастрономическую прихоть нового гостя. В Москве посещение трактира превращалось в самобытный, особенный ритуал. Здесь спешить не следовало, иначе можно было превратить священнодействие трапезы в скучное поедание продуктов. А разве для этого направляются люди в трактир? Поесть можно и дома, в случае чего. Трактиры Охотного ряда нередко служили своим гостям своеобразными клубами, где встречались, общались, обсуждали, вели переговоры, обменивались новостями.
Естественно, что двойной, а то и тройной смысл визита в трактир отражался на стоимости. У приезжавших из Петербурга (тогдашней столицы) гостей глаза на лоб лезли: ну и цены! Далеко не каждый мог себе позволить ежедневный обед или кроткий ужин в больших трактирах Охотного ряда. «В Москве хорошо едят, но только в трактирах и у богатых людей, – писал Петр Боборыкин в 1881 году, – среднее же кулинарное искусство должно стоять ниже, уже потому одному, что повара теперь дороги, а кухарки слишком первобытны. Если вы будете ставить ваше небольшое хозяйство на порядочную ногу, вы истратите здесь, конечно, гораздо больше петербургского. Да и вообще, ежедневные расходы человека, выходящего часто из дому, значительные. Чтобы сделать правильное сравнение, следовало бы двум приезжим записывать, в продолжении недели, свой ежедневный расход одновременно в Петербурге и Москве. Приезжий в Москве непременно истратит больше: и на отель, и на разъезды по городу, и на еду, и на исполнение поручений, и на вечерние удовольствия. Хлебосольство Москвы и постоянная еда в трактирах вовсе не повели к дешевизне. Здесь надо идти основательно завтракать или обедать. Не все хорошие трактиры имеют обеды в определенную цену. Русские трактиры, получившие известность, как, например, трактир Ловашова на Варварке, Московский, Троицкий, Патрикеевский, все это заведения, в которых вы должны составлять себе обед по карте (то есть меню. – Авт.). Придете вы один и составите себе обед по-европейски, в пять, шесть блюд, он вам обойдется от семи до десяти рублей. Правда, можно в два, три трактира зайти утром завтракать за определенную цену холодным и горячим кушаньем, но забежать закусить на ходу, как это можно в очень многих местах Петербурга, здесь почти что некуда. Типичные трактиры, в роде Московского или Патрикеевского, не держат даже буфета. Вы приходите и должны непременно садиться за стол. Спросить себе рюмку водки и закусить – это уже целая процедура. Вам подадут графинчик и тарелочку с куском ветчины и разрезанным огурцом чуть не четверо половых. Здесь все пригнано к потребностям или обжор и ничего не делающих людей, или торгового человека, любящего приходить в трактир, не спеша, что бы он ни собирался делать, пить ли чай или закусывать».
О том, что Москва – скопище праздных людей, шатающихся из трактира в клуб и обратно, писал еще Лев Толстой в романе «Анна Каренина». Его герой Стива Облонский – образец безделья – предлагает Левину: «Вот что: поедем к Гурину завтракать и там поговорим. До трех я свободен». Последняя фраза особенно примечательна – завтрак Облонского мог длиться и до трех часов дня, а затем уже и обед, в другом трактире. Но ведь процесс принятия пищи – это тоже в какой-то мере работа, требующая и определенных знаний, навыков, опыта и вкуса, наконец. Мало опустошить кошелек, это дело не хитрое, тут еще и ум требуется. Неудивительно, что в одни и те же трактиры москвичи ходили десятилетиями, храня им преданность, и целыми семьями, передавая эту традицию по наследству. И хозяин трактира становился если уж не родным человеком, то, по крайней мере, не чужим. Вот почему так повелось на Москве, что многие торговые, питейные и прочие заведения горожане нередко именовали не по названию, а по фамилии владельца, что означало некоторую свойскость. Например, «Пойду к Елисееву» или «Был у Филиппова». Так же было и с трактирами. Часто говорили: обедал у Печкина или у Гурина – значит, в «Московском», или ужинал у Тестова – а это уже в «Большом Патрикеевском», или пойду разговляться к Егорову, то бишь в «Русский». Уже по разговору можно было догадаться, кто говорит, москвич или приезжий.
Вот и Чехов в «Трех сестрах» устами Андрея Прозорова хвалит один из лучших московских трактиров: «Я не пью, трактиров не люблю, но с каким удовольствием я посидел бы теперь в Москве у Тестова или в Большом Московском, голубчик мой. Сидишь в Москве, в громадной зале ресторана, никого не знаешь и тебя никто не знает, и в то же время не чувствуешь себя чужим». Очень хорошо сказано, особенно приковывает интерес последняя фраза. Антон Павлович, сам просидевший немало штанов в трактирах Охотного ряда, знал толк в этом виде времяпрепровождения. И талант свой не пропил, не за чаем, не за шампанским. И много написал, сидя за трактирным столом.
В «Трех сестрах» упоминаются сразу два интересующих нас трактира. «Московский» – один из самых старых, его первым владельцем, начиная с 1830-х годов, был купец Печкин. В те давние времена собственного названия он еще не имел, на вывеске так и значилось – «трактир». А москвичи говорили меж собой: посидим у Печкина или в «Железном». При чем здесь железо? Дело в том, что на первом этаже дома, где обосновался трактир, торговали железом (попробуй-ка нынче купи в центре Москвы железо, а ведь тоже нужный товар).
Фамилия Печкина встречается в мемуарах москвичей-гурманов весьма часто, но, что бросается в глаза, всегда без имени и отчества, нет подробностей и в примечаниях и комментариях. Даже Владимир Гиляровский, «оберзнайка», как назвал его Чехов, не пишет полного имени купца, что уж говорить о других. Для того чтобы установить личность купца Печкина, автору этих строк пришлось немало часов провести в Российской государственной библиотеке. В фондах ее хранилища обнаружился любопытный «Московский адрес-календарь для жителей Москвы» 1842 года, составленный по официальным документам и сведениям Н. Нистремом и отпечатанный в типографии Селивановского. Этой книге почти 180 лет, но она хорошо сохранилась. В третьем томе адреса-календаря приводятся алфавитные списки не служащих чиновников и купцов всех гильдий, среди которых на странице 225 находим: «Печкин Иван Семенович, 3-й гильдии (содержатель трактира), Тверской части 4-й квартал, приход Параскевы в Охотном ряду, дом Курманалеевой, 342».