Трофей победителя

Отец опустил голову, и под глазами легли тени.

— А брак с Фалейн не имеет полной силы, ведь он не консумирован, и это легко проверить. Как ваш лорд объяснит это? Раз мой сын настроен так серьезно, почему он не позаботился о том, чтобы брак вступил в силу и дал ему основания претендовать на Лакр?

Не консумирован? Здесь у всех вытянулись лица, не только у Ласа. Пока он на глазах трезвел, отец говорил резче и громче, цепь мерцала, напитываясь яростью:

— Как по-вашему, что сделает арданир, когда меня доставят к нему и я раскрою подробность брака? Не направит ли он свой меч на вашего лорда ради той же примитивной демонстрации власти. Убирайтесь, господин Лас, а перед нападением на замок спросите у своего лорда, кого он выберет: арданира, который глубоко уважает старых друзей, но рад стравить их и ослабить, или меня — того, с кем можно договориться.

Оставшись вдвоем, мы с отцом долго молчали. Он знатно напугал Ласа, но предугадать действия арданира не мог. Да, тот ничего не делал для поддержания мира и мог желать, чтобы лорды-хранители воевали и слабли, но чью сторону выберет? Осаду замка нужно как-то оправдать, чтобы не злить воевавших лордов. Арданир мог все свалить на павлина, а мог и на нас. Точнее, на меня — доказательств в предательстве отца не было, его можно спасти.

— Решение есть, — сказал я.

Отец стоял, упираясь руками в стол и опустив голову.

— Об этом рано говорить.

— Но ты должен будешь сделать это, если арданир выберет павлина.

Он сжал кулаки и молчал. Не мог решиться. А я не мог осознать, что предлагал. И не нужно, страх не поможет, просто сделаю и исправлю свою ошибку. Это воля богов, они неспроста вмешались и пора принять свою судьбу.

Я подошел к отцу и накрыл ладонью его кулак.

— Ты должен сделать это, если понадобится.

Он нервно качал головой, сжимал кулак в немом бессилии, но ответить не мог. Тут нечего сказать. Я не понимал простых вещей и увлекся Лакром, я самонадеянно женился на Фалейн, и я же все исправлю.

***

Я знала, что лорд Мартом найдет выход, поняла это сразу, как меня пришли осматривать. Это были две старые чародейки с такими ядовитыми глазами, что хотелось оправдываться, едва взглянув на них. Но унизительная проверка стоила того, ведь брак с Вайлиром не консумирован и не действителен.

На следующий день лорд Мартом позвал меня. Я бегом бежала по лестнице и путалась в юбках, а он даже не повернулся. Так и стоял в пыльной комнате, глядя в бойницу, словно не уходил со вчера. Лучше бы кричал и обвинял, на это хоть можно ответить.

— Вы сердитесь на меня, — сказала я.

— Нет, я злюсь… — он задумался, — на все это. На Вайлира, который так опрометчиво поступил, и…

«На себя», — закончила я, ведь хозяин замка не мог признаться пленнице.

Лорд Мартом повернулся, его глаза источали ярость, и она была для меня.

— Я верил тебе, Фалейн, — он стал медленно подходить, слишком медленно, как хищник перед атакой. — Я думал, что могу устроить твою жизнь, ты станешь жить спокойно, ничего не разрушая, но ты…

Он замолчал и покачал головой. Я чувствовала себя виноватой, хотя это он сломал мою жизнь и заставил метнуться к Вайлиру. Следовало злорадствовать, но никак: мне нравилась эта семья и было жаль, раздерите духи, было очень жаль, что так вышло.

— Как доверять вам? — спросила я и отошла от него. Вот так, без позволения и затравленных взглядов, даже не боялась получить удар. — Вы обещали пощадить меня, но это могло измениться в любое время. Брак с Вайлиром обещал больше.

Я подошла к бойнице. Флаги с жемчужинами мягко трепетали, показывая жестокую правду — дом повержен, и ничто не будет по-старому. За спиной раздались шаги лорда Мартома. Мне требовалось обернуться, наблюдать и готовиться к беде, но я заставила себя смотреть прямо.

— Я верил тебе, верил, — повторял он, как заклинание, способное все исправить.

Вдруг лорд Мартом положил руку мне на плечо и развернул к себе. Я всем естеством ощущала большую ладонь, как она скользнула на подбородок и заставила смотреть в горящие глаза. Я боялась вздохнуть, боялась моргнуть и покорно ждала.

— Верил, — с болью твердил лорд Мартом. Для него это было важно: раскрыться какой-то пленнице, впустить в свою спальню, говорить о семье … Теперь все рухнуло, и мы стали чужими. Я не хотела этого, всей душой не хотела и поцеловала ладонь лорда Мартома, шепча:

— И мне стыдно, поверьте. Но я очень боялась, что вы погубите меня, или заставите чахнуть в этом замке.

— Я понимаю, — мягко сказал он, — но ты погубила все, чего я достиг, и это нельзя забыть.

— А вы погубили мою жизнь, дом и семью. Думаю, теперь все справедливо, и мы можем быть спокойны.

Лорд Мартом кивнул и обнял меня, прижимая к металлическому нагруднику. Тот стал воплощением преграды, и как бы сильно мы не прижимались друг к другу, был только холод металла.

— Что теперь будет? — спросила я, — с замком, с Вайлиром.

Лорд Мартом резко ответил:

— Не ясно, остается только ждать.

Ему не хотелось говорить о делах и вспоминать о своем бессилии. Мне тоже. Напасти не исчезнут из-за волнения, так к чему тратить время?

Лорд Мартом улыбнулся и лукаво сказал:

— Раз мы в расчете, то можем на время забыть обиды.

Пальцем он обвел контур моих губ, очень медленно, ловя ощущения. Я не думала о том, что делала и зачем, просто покорилась желаниям и обхватила палец губами. Время остановилось, мысли тоже, были только наши тела и незримая связь между ними. Мы берегли ее, двигались медленно: легкие касания, вдохи, тепло — все такое сладкое. Лорд Мартом не выдержал первым и посадил меня на стол, стал целовать жадно и торопливо. Наши языки переплетались, губы обхватывали друг друга. Мы даже не целовались, а упивались друг другом, возможно, в последний раз. Лорд Мартом опалял дыханием лицо, впивался в одежду вместе с волосами. Я делала то же, не чувствовала боли и не понимала, что могла причинить ее. Все пустое, ведь мы были рядом, мы наслаждались друг другом.

Не прерывая поцелуй, лорд Мартом отстранился и расстегнул ремешки нагрудника. Я смутно понимала значение этого, но была слишком занята: его плечи, его лицо так близко, волосы скользили по шее. Нагрудник ударился о пол, и я притянула к себе лорда Мартома, гладила напряженную спину, царапала ткань и надеялась разодрать, лишь бы добраться до желанного тела. Он путался в шнуровке моего платья, дергал ее и рычал от усилий, но она не поддавалась торопливым пальцам. Поцелуй стал жестким, лорд Мартом так выплескивал нетерпение и злость на треклятую шнуровку.

Справившись, он яростно стащил платье с плеч и дернул нижнюю рубашку, но узкий ворот открыл только ключицу. Он прильнул к ней губами, ласкал, широко раскрывал рот и гладил языком. Я запрокинула голову и прижимала его к себе, только бы не заканчивал, оставлял влажные следы, целовал еще и еще. Мы не думали, только чувствовали, что лорда Мартома ждали дела и времени мало. Я пыталась расстегнуть пуговицы на его котарди, но они не слушались, проклятье! А так хотелось быстрее добраться до желанного тела и почувствовать изгибы. Лорд Мартом словно ничего не понимал и дергал нижнюю рубашку вниз, тянул веревочки на вороте. Ткань впивалась в кожу, но мне было плевать: боль заводила, подстегивала делать что-то еще. Одна пуговица отлетела и со стуком ударилась о пол, шелестела ткань, стол поскрипывал — как мне нравились звуки.

Наконец лорд Мартом спустил нижнюю рубашку, и я застыла под внимательным взглядом. Он часто дышал и смотрел жадно, как на свою добычу, и трогал так же, изучал. Горячие ладони мяли грудь, пальцы сжимались на сосках, и я кусала губы, подаваясь навстречу им. Было мало, ведь лорд Мартом оставался в одежде, пуговицы не слушались и ничего не получалось. Я взялась за веревочки на вороте его рубахи, одновременно запуская под него руки и оглаживая твердые мышцы. Мучительно сладкий момент, когда мы ловили касания друг друга, млели, но хотели еще.