Страница 1 из 21

Дневник секретаря Льва Толстого

Булгаков Валентин

Валентин Булгаков

Текст публикуются по изданию:

Л.Н.Толстой в последний год его жизни.

Дневник секретаря Л.Н. Толстого

Государственное издательство

Художественной литературы

1957

От автора

Я познакомился с Львом Николаевичем Толстым 23 августа 1907 года, в бытность мою студентом историко-филологического факультета Московского университета, при переходе с первого курса на второй. Затем я посетил Льва Николаевича в 1908 и в 1909 годах. В последний раз, 23 декабря 1909 года, я привез в Ясную Поляну рукопись составленного мною систематического изложения мировоззрения Толстого. У самого Льва Николаевича отношение к отдельным вопросам показано в специальных трудах. Скажем, вопрос о социальном неравенстве – в книге «Так что же нам делать?», вопрос об искусстве – в книге «Что такое искусство?», рабочий вопрос – в «Рабстве нашего времени» и т. д. В «систему», изложенную в одном основном сочинении, Лев Николаевич своих взглядов не сводил и сводить отказывался. «Если это будет нужно людям, – говорил он, – то пусть они сделают это сами».

Меня, как студента философской группы историко-филологического факультета, заинтересовала как раз эта задача, и я ее выполнил в книге «Христианская этика. Систематические очерки мировоззрения Л.Н.Толстого». Лев Николаевич помог мне в самом процессе моей работы. Именно когда мне понадобилось изложить взгляд Толстого на науку и образование и я не нашел достаточных материалов в печатных источниках, Толстой написал особую большую статью «О воспитании».

В декабре 1909 года Лев Николаевич прочел мою работу, одобрил ее и впоследствии снабдил небольшим предисловием, с которым она была дважды издана в Москве (в 1917 и 1919 годах), а также переведена на болгарский и французский языки.

При свидании со мной в Ясной Поляне в 1909 году Лев Николаевич посоветовал мне показать мою работу В.Г.Черткову, занимавшемуся издательской деятельностью.

С письмом Льва Николаевича, рекомендовавшим меня и мою работу Черткову, я посетил последнего в имении Крёкшино под Москвой. Чертков же, познакомившись с письмом Толстого и с моей работой, нашел возможным порекомендовать меня Льву Николаевичу в качестве личного секретаря.

Дело в том, что как раз незадолго перед тем, в августе 1909 года, в Ясной Поляне был арестован и сослан на два года в Пермскую губернию секретарь Толстого Н.Н.Гусев. Ему вменялась в вину рассылка по почте запрещенных цензурой сочинений Толстого. Лев Николаевич остался без «помощника» (как называл он своих секретарей). Ему помогала до известной степени его младшая дочь Александра Львовна, но помощь эта ограничивалась, главным образом, перепиской черновиков и была недостаточна. Нужен был человек, который был бы знаком с мировоззрением Толстого и мог бы самостоятельно отвечать на письма по религиозным и философским вопросам.

Кроме того, Льву Николаевичу требовалась подчас и более сложная помощь в любимой работе его последних лет – составлении сборников мыслей, излагающих его жизнепонимание. И для этой работы нужен был еще один, более опытный сотрудник. Книга моя, по-видимому, убедила Черткова, что меня можно привлечь для такого сотрудничества.

Списавшись с Толстым, Чертков через несколько дней передал мне приглашение приехать в Ясную Поляну.

– Согласны вы на это? – спросил он.

Разумеется, я был не только согласен, но совершенно счастлив получить возможность постоянной близости с человеком, к которому не мог относиться иначе, как с величайшим преклонением и любовью.

– Но вам придется жить сначала не в Ясной Поляне, а за три версты от нее, на нашем хуторе Телятинки. Там живет сейчас наш управляющий, молодой человек из крестьян, и еще двое-трое лиц. Из Телятинок вы можете хоть каждый день ездить в Ясную поляну и брать от Льва Николаевича работу, – добавил Чертков.

Имелось одно деликатное обстоятельство, препятствовавшее тому, чтобы я сразу поселился в Ясной Поляне: это ревнивое отношение младшей дочери Толстого к появлению новых людей и особенно новых «помощников» отца в доме. От такого ревнивого чувства Александра Львовна, оказывается, была не свободна и по отношению к Н.Н.Гусеву. Так как у меня никаких «завоевательных» планов не было и я мечтал только в той или иной мере быть полезным Льву Николаевичу, то я нисколько не возражал и против того, чтобы поселиться в самых скромных условиях, в Телятинках.

Не удивился я тогда и просьбе Черткова посылать ему копии моих дневниковых записей, если я их буду вести, что он находил весьма желательным. Естественно, что административно высланный из Тульской губернии и лишенный возможности поддерживать личное общение с Толстым Чертков должен был особенно ценить любую письменную информацию о жизни в яснополянском доме.

Секретарь Черткова А.П.Сергеенко вручил мне даже несколько экземпляров английских тетрадей с тонкими и особенно прочными прокладными листами; писать следовало химическим карандашом с «копиркой», а затем отрывать копии по пунктиру и отсылать их в Крёкшино. Я обещал это делать и действительно первое время аккуратно исполнял свое обещание. Однако со временем, во вторую половину 1910 года, когда В.Г.Чертков сам появился на яснополянском горизонте и когда события в семье Толстых приняли драматический характер, я понял, как стесняла меня «цензура» со стороны Владимира Григорьевича, и под разными предлогами перестал доставлять ему копии дневника, хотя этого и требовали от меня.

Меня предупредили также, что жена Толстого по своему характеру и взглядам является совершенно чуждым, если даже не враждебным ему человеком. Это было ново для меня, тем более что при первом знакомстве Софья Андреевна произвела на меня вполне благоприятное и даже довольно сильное впечатление. Мне понравился прямой взгляд ее блестящих карих глаз, понравились ее простота, доступность, интеллигентность. Тронуло любезное и гостеприимное отношение к человеку, впервые ею увиденному, об идейной близости которого с Толстым она отлично знала. Конечно, я к ней как к жене Толстого мог относиться только с величайшим уважением, какие бы отношения ни существовали между нею и ее мужем.

Наконец все сборы окончились, я ликвидировал свои дела в Москве и переехал в Тульскую губернию. В аристократической Ясной Поляне, где, между прочим, проживала тогда старшая дочь Толстого, обаятельная и умная Татьяна Львовна, со своим мужем М.С.Сухотиным и пятилетней дочерью Таней, встретили меня не менее радушно, чем в демократических Телятинках. Я не говорю уже о самом Льве Николаевиче, но и Софья Андреевна отнеслась ко мне с прежней любезностью и, по-видимому, с полным доверием: хоть я и приехал «от Черткова», но всё же я был «московский студент», за это многое можно было простить. И только одна Александра Львовна держалась суховато. Здороваясь и прощаясь, она вежливо пожимала мне руку, но глаза ее при этом оставались суровыми, а тонкие губы на бледном лице были сжаты.

Начал я свою работу 17 января 1910 года, причем проживал сначала в Телятинках, а потом либо в Ясной Поляне, либо в Телятинках, до самой смерти Толстого 7 ноября 1910 года. Общаясь со Львом Николаевичем, я вел дневник, записи которого и составляют эту книгу.

Январь

17 января

Сегодня, в день приезда в Телятинки, я, пообедав и устроившись в моей комнате, отправился с управляющим хутора, молодым человеком, моим ровесником, в Ясную Поляну, местопребывание великого человека, с которым так неожиданно сблизила меня судьба. С собой я вез письмо Л.Н. и фотографии его с внучатами для него, для их матери Ольги Константиновны Толстой (жены Андрея Львовича) и для бабушки, Софьи Андреевны: все от Чертковых.