Страница 8 из 12
***
После того, как Васе вручили школьный аттестат, с которым, честно говоря, его учёба и закончилась, он не пал Духом. И решил исполнить свою мечту. Вася помнил, как следователь Смирнов, ведущий дело Машки с Сашкой, намекнул ему, что стране нужны такие принципиальные кадры, как он. И сразу же записался к нему на приём на Лубянке. Ничего, примет – он, конечно, получил за это дело повышение в чине и вспомнит Васю Аникина. А нет – он сам ему напомнит. Но тот посмотрел на вошедшего в его кабинет Васю вполне доброжелательно.
Много разговаривать не стал.
– Дозрел, писака? – вдруг весело спросил он.
– Вы про что? – сделал честное и непонимающее лицо юный Вася.
– Про твоё боевое письмо в инстанции, малёк! – хохотнув, вальяжно откинулся на спинку стула майор Смирнов. – Думаешь, мы не поняли, кто был тот грёбанный доброжелатель? Что, девчонку с тем пацаном не поделил, а?
– Да не писал я… – продолжал упираться Вася, – вы что?
– А то! Не мельтеши, малёк! Графологическая экспертиза сразу на тебя указала! Грубо работаешь! Да и что с тебя взять? Учиться этому надо: что написать, как написать и что сделать, чтобы комар носу не подточил. А ты малёк – пока ещё профан-самоучка. Но и так неплохо вышло. Далеко пойдёшь.
– А почему ж тогда…? – испугался задним числом Вася.
– Не тебя взяли за пятую точку? – усмехнулся майор Смирнов. – Дело нам нужно было громкое, чтобы в народе аукнулось, чтобы газеты зашебуршились и чтобы органы по-прежнему ценили. А у твоей Петровой родители оказались не рядовые савраски. Вот и жахнули мы по ним! Со всех боевых орудий. Так что ты тут нам здорово подсобил, Аникин Василий. И твоё рвение мы заметили. Поэтому, если б ты, малёк, самостоятельно сюда не пришёл, мы б тебя сюда настоятельно сами под ручки привели.
– Че-его? – побледнел Вася. – З-зачем?
– Извиняюсь, малёк – пригласили б, – хохотнул майор в ответ. – Работать надо, а некому. Понял! Нам такие шустрые пацаны, как ты, край как нужны.
– Не, я сам. К вам. Я хочу… – залепетал Вася пересохшим языком.
– Вот и молодец, – одобрил Смирнов. – Обучим, будешь спецом. Сейчас, малёк, пройдёшь в канцелярию. Там тебе выпишут направление. Всё объяснят – что, когда, как, куда? Пойдёшь учиться в нашу спецшколу, как проверенный и рекомендованный командованием кадр. Понял, малёк? Цени заботу! Смотри, не подведи!
– Слушаюсь! Служу… То есть, буду стараться! – забормотал опешивший Вася и, покраснев от радости и облегчения, рванул куда-то вон из кабинета.
– Вот чума, – пробормотал Смирнов и крикнул ему вслед: Канцелярия – вторая дверь направо! Скажи – от меня! – И взялся за телефонную трубку. – Инна! Сейчас к тебе тот малолетка примчится, чума угорелая. Аникин, ага. Так вот – выдай ему направление, как договаривались…
***
Так Вася, как по щучьему велению, очутился в стенах самого законспирированного учебного заведения страны. Элитного, охраняемого комплекса, с богатейшей учебной базой, с парковой зоной, с современными корпусами и учебными площадками. И, главное – с казённым обмундированием и общежитием и он свалил навсегда от своих родителей, которые были у Васи уже в печёнках.
Не сказать, что учёба далась ему легко. Здесь уже не удавалось, как все десять лет в школе, хамить преподавателям, халтурить и бездельничать. За малейшие недочёты курсантов безжалостно отчисляли. А некоторые науки были так сложны для туповатого Васи и так объёмны по информационной насыщенности, что школьная математика юморной Ванны теперь показалась бы ему проще пареной репы. Выручала злость и ненависть – ко всем. И тут, среди курсантов, были такие же Саши – отличники и любимчики. Выходов было два – переплюнуть их или вылететь вон – в слесари, как незабвенный папа. Переплёвывать удавалось не всегда, то есть – почти не удавалось, но всё же Вася окончил разведшколу в числе не самых последних.
А потом его жизнь на вольных хлебах пошла гораздо веселей.
Вася отлично справлялся с заданиями. Злость и тут помогала. А власть над людьми и их судьбами тешила его самолюбие до полного кайфа. Особенно – если попадались в его руки умники и баловни судьбы, а таких было немало. Такие и многим 'доброжелателям' поперёк дороги стояли. Единственное, что Васе ставили иногда в минус, так это излишняя жестокость. Но Контора такое заведение, где это качество не является большим недостатком. Скорее – доблестью. Васю Аникина частенько посылали на самые неприятные и неблаговидные дела и задания. Туда, где избыток совести или жалости был противопоказан. Его кличка – Аника– стала вскоре в их кругах синонимом некоего палача, изверга без жалости и чести. Ну, что ж, стране и Конторе нередко нужны и такие. Чаще всего – такие.
Алексея Матвеевича – под этим именем он жил лишь последние пять лет, вернувшись с пламенного африканского континента – никогда не мучила совесть. И никогда не стояли 'мальчики кровавые в глазах'. Как у лже-царя Бориса Годунова. Или как у бывшего агента Александра Петровича Елисеева. Кстати его дочь Машка, когда её временно задержали, чем-то сильно напомнила ему ту самую одноклассницу, Машу Петрову. И он сильно досадовал, когда получил насчёт неё жёсткие ограничивающие его власть инструкции… И, при всём при том, Алексей Матвеевич считал, что заслуженно ест свой агентский хлеб с маслом и регулярно получает повышения в чине. Он нужен своему народу. Его удел – защищать униженных и оскорблённых. От возвышенных и обласканных.
Аутиста Юрия Алексей Матвеевич тоже считал баловнем судьбы. Ещё бы! Талантище! Причём, ничего для этого не сделав, просто получив всё от природы. Конечно, он слегка не в себе – юродивый, одним словом. И зачем-то скрывает свою избранность. Да если б Алексею Матвеевичу такие таланты, ему ни Контора не нужна, ни какие государственные указы – не указы. Он бы знал, куда их применить! А этот гений ведёт себя как дурак. С гениями это часто бывает. Юрий, если б захотел, вертел бы этим миром, как угодно. Васе никогда такого не было дано. А потому Алексей Матвеевич сразу стал бешено ненавидеть Юрия – этакого самоуверенного, тонкого и звонкого мальчишку.... До тумана в голове, до дрожи в руках ненавидел…
И Юрий это чувствовал. Он кожей ощущал опасность, исходящую от этого добродушного с виду старика. Алик был не менее опасен, но в его отношении не было психоза.
Кстати Юрий, заглянул в прошлое и поискал там бывших Васиных одноклассников – Сашу Никитина и Машу Петрову.
Ему было интересно – что с ними стало?
И он их нашёл.
8. Амнистия
Они оба отбыли свой срок не полностью, отсидев 'лишь' десять лет из пятнадцати и попав под амнистию в честь 60-летнего юбилея Октябрьской революции (Указ Президиума ВС СССР от 04.11.1977 ?6500-1Х). Родина посчитала их уже достаточно исправившимися и отпустила из своих клеток.
Кстати Валентина Ивановна – Ванна – отсидела свою десятку полностью. Уж очень ершистый характер она имела. Постоянно выпячивалась и в изоляторе, и на зоне. И не хотела милости от этого 'справедливого' государства.
Маша Петрова после освобождения так и осталась жить в Сибири. Привыкла уже тут. Вышла замуж за военного из городка поблизости – ракетчика. Родила детей – сына и дочь. Работала простой служащей на почте в том же военном городке.
И была вполне довольна своей жизнью. С Сашей она больше никогда не встречалась. Их школьной дружбе роковые обстоятельства так и не дали перерасти в сильное чувство. А может, его и не было, этого чувства. Родители Маши погибли, не отбыв свой огромный срок. Мать – как известили потом дочь – умерла от воспаления лёгких в тюремном лазарете через месяц после суда. Отец погиб через год, получив удар ножом в какой-то тюремной пересылке. Видно, был он не из робкого десятка.
Происшедшее с ней и её родными Маша считала справедливым наказанием за какие-то прошлые грехи рода – так ей сказала одна монахиня, Серафима, сидевшая в тюрьме за то, что не отказалась от Бога. Услышала рыдания, села рядом и проговорила с ней чуть не до утра.