Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 17

Старушка перекрестила спину своей любимицы и прошептала:

– Храни тебя Бог!

А Анна, выйдя за порог, залюбовалась утренним солнышком, цветущей зеленью и пришла к выводу, что жизнь прекрасна.

Потом взгляд ее упал на дорожку, и она замерла в восторге.

В конце разноцветной полоски из плиток белел сюрприз, и она точно знала, кто его сделал. Поставив поднос на крыльцо, она подбежала к калитке и вообще потеряла дар речи.

Рядом с привычным презентом от Пудика лежал скромный красный цветок. Такой же, как на клумбе возле администрации. Сердце ее учащенно забилось от волнения. Ну этого не может быть! Пудик не мог бы сорвать цветок! Хотя даже если и предположить, что ему это бы удалось, то судя по предыдущим подношениям, такая ботва в его глазах не представляет никакой ценности.

Неужели…Анна даже про себя не решалась озвучить версию, настолько она была невероятной. Но! Цветок лежит рядом с косточкой. Вряд ли песик ночью приходил не со своим хозяином. В том, что подарки были принесены ночью, она не сомневалась, потому что четко помнила – вечером, когда она вернулась из ресторана, на дорожке ничего не было.

Конечно, коньяк – не самый надежный контролер благопристойности, скорей наоборот. Но вообразить, что человек, приехавший с прокурорской проверкой из Москвы, влезает на клумбу и срывает цветок?! Нет, это просто нереально. Но факт – вещь упрямая!

И девушка, забыв про возможные покушения соседских котов на бутерброды, про безнадежно остывающий чай, уселась на травку возле дорожки и залюбовалась этим неожиданным приветом. Не зная, что и думать, она списала этот джентльменский жест Ярослава Платоныча на воздействие коньяка. Очередной раз запретила себе мечтать о нем. И …бережно поднесла этот цветок к губам и поцеловала. Будто возвращая Яру тот поцелуй из сна.

Глава 12

Вернувшись с ночной прогулки, Яр чувствовал какой-то невероятный душевный подъем. Как хорошо, когда можешь делать то, что хочется! Когда не нужно наступать себе на горло, ставить во главу угла кем-то, а то и самим собой выдуманные запреты. Что он сделал, чего нельзя было делать?!

Увлекся молоденькой девочкой, замирая от счастья, сжимал ее в объятьях, когда она бросилась искать у него защиты от каких-то привидевшихся монстров, танцевал с ней, целовал ладошку и запястье. На прощание опять поцеловал руку. И вот сейчас (верх безумия!) понес косточку в качестве знака внимания.

Ярослав Платоныч! Вы в своем уме? Интересный вопрос! А что можно у кого –то занять и пользоваться чужим? Конечно, в своем, и счастлив, как никогда. Пусть никогда их пути больше не пересекутся, но воспоминания о том, что он был живым человеком, способным позволить себе слабости, всегда будут согревать его Душу. Да, вот в чем проблема. Он по определению не мог быть слабым.

Как бы ему хотелось стать опорой для Ани, такой внутри трепетной и нежной, прячущейся за обликом сорванца. Но есть как минимум три НО. Одно из них – клятва, данная самому. Клятва – не жениться никогда. Потому что…Он вспомнил события четырехлетней давности…

Рогозин позвонил в три часа дня.

– Ярик, будь другом, заедь ко мне в отдел после работы. Надо кое-что под выпить обсудить, – вопреки своему обычному балагурству, он был предельно серьезен, даже скорей озабочен.

Яр никогда не задавал лишних вопросов, и поэтому в семь часов вечера уже переступил порог рогозинского кабинета. Там его ждал по-спартански, без излишеств, накрытый стол – бутылка коньяка, лимон, сыр.

– Ну, здорово, братишка! – радушно воскликнул здоровяк Рогозин и заключил друга в свои медвежьи объятия. Однако видно было, что он делает хорошую мину при плохой игре, потому как в глазах его читались растерянность, смущение и огорчение.

– Не юли, – знавший друга, как свои пять пальцев, Звягин понял, что разговор какой-то неприятный предстоит. – Что случилось?

– Давай сначала выпьем, а потом и поговорим. В конце концов, когда мы с тобой виделись?

Арийская выдержка Звягина начинала сдавать позиции.

– Саня, давай наливай и рассказывай, не тяни кота за все подробности, – глухо сказал Яр, даже не представляя, что могло выбить из колеи Рогозина, здоровому пофигизму которого можно только позавидовать.

– Наливаю, рассказываю. Только пообещай, что без глупостей.



– Клянусь подругой матери! Выкладывай, – Звягин взялся за бутылку, налил в две рюмки. – Ну! – с нетерпением начал подгонять он друга.

– Выпьем!

Они выпили.

– Короче. Что б ты знал, и не было потом сюрприза.

«Всё хорошо, прекрасная маркиза,

Дела идут и жизнь легка.

Ни одного, печального сюрприза,

За исключеньем пустяка»

Всплывшая в памяти песенка с явно черным юмором однозначно резонировала с тем, чем Рогозин никак не мог разродиться.

– Ярик, твои заслуги перед Отечеством заслуживают самых высоких похвал. Но капля дегтя добавилась благодаря твоей супружнице. Из достоверных источников стало известно, что Жанна хлопотала за тебя с переводом и… отблагодарила. Ну, сам понимаешь, как…

После этих слов у Яра внезапно перехватило дыхание, стало невозможно дышать, будто вдохнул раскрошенную стекловату. Он поверил ему сразу, не столько потому, что они друзья, сколько потому, что всегда чувствовал, что в душе Жанны есть места, которые ему так и не открылись…

Яр побледнел и с такой силой поставил рюмку на стол, что та, решив, что в чем-то виновата, откинула ноги, то есть ножку. Попросту разбилась. Отрешенно посмотрев на нее, Звягин понял, что только что испортил изящного посредника между янтарным содержимым бутылки и желудком.

На автопилоте взяв пластиковый стакан из упаковки возле кулера, он наполнил его до краев потенциальным антидепрессантом и залпом выпил. Понимая, что поступает не по этикету, извинился. Но Рогозин готов был отказаться от участия в коньячном марафоне, лишь бы только друг справился с этим потрясением.

В том, что с Жанной они не ладили, еще не было ничего страшного. Звягин стоически переносил ее истерики, капризы. Но это была его женщина, которую он выбрал своим идеально выстроенным логичным умом. Он не понимал, что значит Любовь, страсть и считал, что в семье главное – уважение и подходящий по основным критериям партнер.

И Жанну он выбрал по этим же критериям. Миниатюрная, стройная, привлекательная, умная, ироничная – она радовала глаз, доставляла радость телу и удовлетворяла интеллектуальным запросам.

Но, как иногда любит шутить компьютер, что – то пошло не так. Звягин вперил взгляд в неопределенное пространство. Кулаком, со сжатыми добела костяшками пальцев, стукнул по столу и, вопреки своим правилам, произнес несколько дословно не переводимых на другие языки речевых оборотов. Вся его идеально сконструированная, стабильная система ценностей рушилась, грозя погрести под собой и его личные достоинства, и мужскую честь, и самоуважение. То, что он услышал, невозможно было никак осмыслить. Жанна. Его жена. Его Женщина.

Как пресловутый страус, он все время прятал голову в песок, отказываясь понимать, что что-то в их семье не ладится. Жанна была страстной, как кошка, заводила его, будоражила кровь. Но в то же время она не была другом, не разделяла его ценностей.

Когда он принес израненного Пудика, она закатила грандиозный скандал.

– Или я, или эта псина, – визжала Жанна. – Как ты мог, не спросив меня, притащить в дом эту заразу?

Яр совершенно тогда растерялся. Как маленький ребенок, он не понимал, за что его ругают. Матерый сыщик, не боявшийся спорить с высоким начальством и безжалостно снимавший три шкуры с подчиненных, сейчас Звягин стоял, как провинившийся школьник, и огорченно смотрел на жену.

– Жанна, а как я мог его бросить? Ты посмотри в его глаза! – пытался он по-доброму решить вопрос.

– Обыкновенные собачьи глаза! Отвези его немедленно в приют, – Жанна непримиримо вскинула подбородок, давая понять, что ее позиция непоколебима.