Страница 8 из 44
— Ты мне можешь понравиться, — признался он.
— О, не стоит так себя обременять.
Еще смешок, он понюхал ближайший эль, скривил губы и перешел к делу.
— И… что наша любимая Церковь Священного соглашения хочет от меня теперь?
Жизнь в обмане позволила Виддершинс скрыть эмоции с лица, но внутри она испуганно охнула, как и ее божественный напарник.
Стало понятно. Вряд ли этот мужчина выполнил бы просьбу одинокого монаха, но если Морис намекнул на дело Церкви, это было умно.
Она не ожидала, что помощник Уильяма додумается до такого, еще и сможет так поступить. Может, не только архиепископ отличался от того, каким она его считала.
— …требуется, — Морис рассказывал гостю, когда она сосредоточилась на разговоре. — Сегодня нам нужен тот, кто в курсе дел Лурвью. Не самых законных дел.
— Преступления, интриги, заговоры, — уточнила Виддершинс. — То, во что Церковь не лезет.
Если бы взгляды могли убивать, Морис… сильно ранил бы, как минимум. Для него это уже было жестоко.
Их гость поднял воображаемый кубок в сторону Шинс, криво и хитро улыбаясь.
— Хорошо, это довольно просто.
— Мм. Точно. И, Вид… кхм, Мадэлин была в городе меньше трех дней, но у нее тут появились враги.
— Поразительно, — пробормотал мужчина, а потом искренне поразился, когда Виддершинс в ответ высунула ему язык.
— Да, она привлекает врагов, — Морис заслужил, чтобы язык показали и ему. — Но эти люди искали ее задолго до ее появления. Мы не знаем, откуда им было известно, что она придет. И зачем она им нужна.
— Я не знала сама, что приду сюда, — добавила Шинс. — И никому не говорила, — а потом сказала тише. — О, ты не никто. И ты не обижен. Ты знаешь, о чем я!
Она вернулась к разговору на середине предложения:
— …уверен, я бы знал, если бы подземные гильдии или банды кого-то искали, — говорил скупщик. — Но утверждать не могу, всегда есть отдельные ребята или мелкие группы, которых никто не замечает. Но если посудить, тебя ищут не для кого-то из общества законопослушных. А если этот кто-то оттуда, они могут просто следить.
Законопослушный. Нужно это запомнить…
— Так кто же? — спросила Шинс.
Что-то мелькнуло на лице мужчины, пока он разглядывал ее, нечто невидимое, но почти осязаемое. Нечто, ужасно похожее на понимание.
Ой-ой…
— Ольгун… — ее не было слышно. — Думаю, он понял, что мы тут не по делу церкви.
Откуда-то сзади и слева души она ощутила ответ божества: согласие. И он был готов ко всему, что могло случиться.
Но они не были готовы. Тот продолжил говорить, отвечая на вопрос Шинс, о котором она уже забыла.
— Ты могла заметить, — сказал он, — что в городе сейчас неспокойно?
— Это место «немного» неаппетитно, да, — почему он еще помогал им? Она не так поняла его выражение лица? Он затевал что-то? Или решил, что, раз просьба от монаха, и он уже тут, то можно и выслушать до конца? — Гильдии мастеров и Дома тоже заметили. В Лурвью сейчас политические игры, интриги и манипуляции — как и во всей Галиции, пока церковь и правительство отвлечены. И тут этого больше, чем болезней в борделе.
Очаровательно.
— Я о таком не слышал! — возразил Морис. — Церковь бы не…
— Не сказала никому, даже если бы знала, — вмешалась Шинс. — У них нет людей, чтобы разобраться с этим.
— Точно! — незнакомец снова поднял в ее сторону невидимый кубок. — Ваши «шпионы» могут быть не личной местью, враг может оказаться Домом или гильдией, а не преступником.
— Это не одно и то же? — она говорила сухо, а разум кипел. Она страдала не от личной мести, но то было в Давиллоне. Даже если что-то одно могло вызвать охоту на нее по всей Галиции, никто не знал бы, что она навестит могилу Лорена.
И откуда это могли знать Дома, чтобы искать меня там?
Она могла просто уйти. Покинуть Лурвью, пропасть среди троп и городков Галиции. Затеряться, чтобы ее никто не искал.
И остаток жизни думать, кто еще хотел схватить ее, и зачем.
Как же она устала от политики…
— Думаю, — вздохнула она, — тебе лучше рассказать нам, что ты слушал…
Час они склонялись над столом так близко, что могли ощущать запах пятен на дереве, пока шептались.
Разговор был едва слышным, а для Виддершинс — почти непонятным. Дом Бла-бла купил место в городском совете у Дома Какого-то. Неизвестные группы медленно скупали вещи какой-то гильдии. Ремесленник пострадал, тот Дом все потерял, и это ничего не значило для Виддершинс, которой было сложно не уснуть. Это не было с ней связано…
Смутно знакомое название привлекло ее внимание.
— Прости, какой Дом?
Морис и скупщик вздрогнули, привыкнув, что говорят между собой.
— Карно, — повторил незнакомец. — Дом Карно.
Воровка и божество поежились. У Дома Карно родственники были почти в каждом большом городе, включая Давиллон. Гастон Карно, маркиз де Брилль, умер в резне, из-за которой Адрианне Сатти пришлось поменять имя и стать единственной выжившей послушницей чужеземного божества.
Они не были близки с Гастоном, но она не могла забыть его и остальных.
Но Карно было много. То, что она узнала Дом, ничего не означало.
— И что они делают?
— Я к этому шел. Они законными и не очень методами разбивают давних соперников. Выкупают их имущество, уводят работников, лишают доступа к правительству, сбивают цены и прочее. Их почти не осталось в Лурвью, так что Карно не сложно было убрать их влияние и убрать их из города, если слухи не врет.
— Угу, — Виддершинс снова отвлеклась, засыпала. Из долга, а не интереса она выдавила последний вопрос. — И какой Дом они топчут?
— Эм… полагаю, Дом Делакруа.
Виддершинс тут же поняла, что говорила за Ольгуна и за себя, сказав:
— Ясное дело.
Ей уже не хотелось спать.
ИНТЕРЛЮДИЯ: ДАВИЛЛОН
Звякали кружки, звенели тарелки, суетились работники, болтали клиенты. Звуки удовлетворения, а то и счастья, вместе становились голосом, песней, радостным вздохом «Дерзкой ведьмы».
В пятнах, но не грязная, потертая, но не старая, таверна принимала несколько десятков клиентов, что пили или общались. Они, как и само заведение, наслаждались лучшим сезоном в Давиллоне за последнее время. Недовольство церкви и вмешательство в торговлю уже не тяготило плечи граждан, и торговля с путешествиями процветали. И хотя дела «Дерзкой ведьмы» нельзя было сравнить с роскошью дней при покойной Женевьеве Маргулис, таверна все же оставалась здоровой.
Теперь городу стало лучше, и она не управляла этим местом.
Только так Робин позволяла себе думать об ушедшей подруге: она. Ее. Слышать то имя, произносить, думать было так больно, что ей не хотелось ничего чувствовать.
Она клялась каждый раз, засыпая в слезах, что это будет последний раз, но это проскальзывало пару раз в неделю.
Для многих посетителей и друзей Робин выглядела хорошо. Все еще тощая, все еще девочка, а не женщина, она уже прощалась с детством. Неуклюжесть сменялась грацией, веснушки немного посветлели, хоть и не пропадали на бледной коже. Она все еще неровно обрезала волосы, но, намеренно или нет, позволила им отрасти ниже плеч.
Это, а еще ее власть в «Дерзкой ведьме», начало привлекать внимание парней и мужчин, и этому не мешало даже мешковатое платье.
Боги, это кошмарно!
— Простите?
Робин посмотрела на рыжебородого Жерара, одного из старых работников «Ведьмы», чуть смутившись.
— Прости, не хотела говорить это вслух.
Он улыбнулся ей знакомо, она знала, что это была дружелюбная улыбка, хоть его зубы были бесцветными, неровными, торчали, как горы, из его десен.
— Но сказала. Так что… о, еще три извозчика сзади… Что кошмарного?
— Пронырливые работники, — фыркнула она, — которые подслушивают личные разговоры, — она взмахнула рукой, чуть не сбила бочки за стойкой. Она вернулась с пенными кружками в руках, что она протянула Жерару, хитро подмигнув. Крупный официант рассмеялся, вытер воображаемые брызги эля с выцветшей синей туники и пропал за столами.