Страница 5 из 44
— Не бунты. Пока еще. Просто возмущения и вандализм, — он снова сжался от выражения ее лица. — Я… думаю, ты поняла смысл.
— Уверены? Ни один епископ не решил потыкать пару спящих медведей? Бросить дротики в гримуар и прочитать случайные строки?
— Думаю, так будет в следующем году.
Неожиданный и остроумный ответ утихомирил ее на миг, и Ольгун с насмешкой отметил, что этого монах и добивался.
— Она хочет помощи, Виддершинс. Если она поймет, что тебе можно доверять.
— Она? — Шинс покачала головой, пытаясь прогнать туман и, возможно, сбросить насекомое, гудящее в волосах. — Кто она? Чего хочет? Что такое?
— Ее преосвященство. Мы уверены, что кто-то устраивает беспорядки, хотя бы часть, и они умело скрываются ото всех, кого мы посылали искать их. Архиепископ надеялась, что ты…
Виддершинс отодвинулась и встала из-за стола, сбив стул, развернулась и побежала к двери. В этот раз мольбы монаха даже не замедлили ее, она распахнула дверь и бросилась к снежному ветру.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Лурвью во многом напоминал Давиллон, но были и отличия.
В бедных районах, далеких от бьющегося сердца Церкви Священного соглашения, хоть и относящихся к городу, все выглядело почти знакомо. Улицы в грязно-сером снеге, прохожие в тонких пальто и поношенных сапогах, тот же запах дешевого дерева и менее приятного топлива, которое сжигали, отчаянно защищаясь от наступления зимы. Те же здания, крупные, но едва живые, и они могли в любой момент обвалиться, как плохое суфле.
Но и тут была разница. Дороги были вымощены во многих местах, даже в жутких районах, и чаще кирпичом, чем брусчаткой. Архитектура была наряднее, с изогнутыми карнизами и искусно скругленными углами в нескольких местах. Одежда была лучше, пока ее не испортили носка и время.
И в те мгновения, когда здания и улицы договаривались с тучами наверху и туманом зимы внизу расступиться, на миг, залитый солнцем, даже из гадких районов Лурвью становилось видно центр. Центр города. Центр Церкви.
Большие арки и мосты сияющего белого гранита. Мраморные колонны и окна из дорогого стекла. Шпили и купола классических стилей, а еще 147 знамен с символами божеств.
Над всем этим возвышался один купол, такой большой, что мог родить несколько других, сиял серебром, несмотря на пасмурную погоду. Не украшенный, кроме узора из Вечного ока.
Бьющееся сердце и душа Священного соглашения, источник самой большой религии мира. Базилика Хора пробуждения.
Виддершинс не могла бежать еще сильнее.
Улицы не были пустыми, но людей было мало как для раннего утра — хоть было это необычным для Лурвью, или это было еще одно отличие от Давиллона, Шинс не догадалась бы, даже если бы пыталась. Где бреши между людьми и лошадьми с телегами были достаточно широкими, она проникала, почти не задевая прохожих. Где брешей не было, Ольгун подталкивал кого-нибудь сделать шаг в сторону, расчищая путь, или Шинс просто отталкивала людей с пути, бормоча извинения, чтобы не выглядело грубо.
Она не пыталась избегать юного монаха, который бежал за ней, выпуская облачка пара в холодном воздухе, пытаясь продеть руку в рукав тяжелого пальто — но она не замедлялась для него.
— Виддершинс, прошу! Ради богов, просто…
— Не богов, Морис, — рявкнула она, не оборачиваясь. — Церковь. Ради Церкви. А мне уже хватило людей церкви и их политики в моей жизни! Просто оставь меня!
— Что у тебя против церкви, а-а-а-а-а-ох!
Виддершинс не помнила, как отреагировала и зашевелилась. Миг растянулся на вечность, и она была не в Лурвью, перед ней не было отчасти заполненной дороги.
Она видела приют, и смотрители — монахи и монашки — утратили способность заботиться за неблагодарные годы работы.
Религиозный фанатик, призванный им демон, оставленные ими трупы — включая целую комнату ее друзей и товарищей, включая Уильяма де Лорена, включая мужчину, что был ей вторым отцом, Александра Делакруа.
Глупый священник играл с силами, которые не понимал, и он привлек опасного Ируока в Давиллон.
Тела… Боги, это существо поглотило столько тел… и хор призрачного смеха, что окружал его. Взрослые, дети…
Джулиен.
Она видела всех. Слышала их крики. Она ощущала запах крови, и это душило ее, проникая в ноздри и легкие, змей, что травил изнутри.
Они быстро пропали. Картинки, звуки, удушающий запах. Их смыл ручеек, холодный, чистый, радостно журчащий.
Ручей по имени Ольгун.
Зрение прояснилось, ее кулаки сжимали тунику Мориса, его спина прижималась к стене здания, которое — насколько она помнила, видя мир до этого — было в паре ярдов от нее.
Судя по дикому взгляду монаха, его путешествие по улице в ее руках и с ее яростью не было приятным.
— Простите. Я… — она хотела скрыть прилив стыда, ее щеки не мог остудить даже ветер, ведь это были действия ее спутника, а не ее. Она хотела, но не могла, знала это. — Простите, Морис, — а потом тише. — Поймите, это… — она чуть повысила голос. — Это не… я просто… Прошу, не просите меня об этом. Я не могу помочь. Я не могу работать с вашим архиепископом. Я не…
Ее шею покалывало сзади, словно по коже пробежал шмель в шелковых носочках. Она насторожилась и толком не слышала крик предупреждения, но почему-то ожидала услышать его.
Один из «криков» Ольгуна. Она много раз испытывала это и знала, что это значит.
— Кто? — осведомилась она, уже отворачиваясь от испуганной фигуры, сползающей по стене. Она разглядывала толпу — еще меньше, чем раньше, ведь многие убежали, увидев, как она напала на спутника. Оставшиеся пристально смотрели на нее, как она на них, подозревая, что она безумна. Выделить одного в толпе было невозможно, кто-то смотрел на нее с другими намерениями. Но она была не одна. Глаза Ольгуна отметили, как он щурился, как немного сменил позу, напрягшись, и как смотрел на нее, зная, а не удивляясь.
И теперь она невольно задумалась. Разве она не видела его минуты назад, когда покидала кладбище? Она почти не обращала внимания, не могла утверждать, но ощущала уверенность.
— Морис? — буркнула она уголком рта, отвлекаясь от найденного мужчины. — Левая сторона улицы. Сине-желтый плащ, потертые пряжки на сапогах, волосы как дешевая бечевка.
Что бы он ни думал о ней, монах уловил изменение в ее тоне.
— Выглядит знакомо. Думаю…
— Можно думать быстрее?
— Думаю, это один из горюющих по лорду Подозрительному, о котором мы говорили.
Шинс кивнула, медленно повернулась к мужчине, а потом встрепенулась, ведь тот резко сорвался и побежал по улице, будто опаздывал на похороны тещи. Многие провожали его взглядом, другие все еще разглядывали Виддершинс.
Она была так осторожна! Что заставило его сорваться…?
Ох.
Девушка и ее божество закатили глаза из-за Мориса (Ольгун передал это ощущениями), который пялился на указанного мужчину. Они побежали вдогонку, оставив менее сообразительного спутника позади.
Ошеломленные жители Лурвью отскакивали с ее пути, не хотели мешать безумной девушке бежать мимо. На миг в ее голову забрела мысль, что они видели, как она напала на невинного прохожего без повода, а потом бросилась за вторым как волк, но она отогнала это.
В Давиллоне было просто. Она побежала бы по крышам, зная, где сможет перехватить его, по углам, куда он сворачивал. Она могла пробежать там по дворам зданий, даже сквозь некоторые здания, зная, где выйдет. Она могла предугадать, куда он бежал, основываясь на общем направлении. Она бежала бы следом, а потом он замедлился бы, привел бы ее к тому, кто послал его. Или она напала бы на него на своих условиях.
В Давиллоне.
В Лурвью она почти ничего не знала об улицах, плане города, дворах. В Лурвью нарядные здания с наклонными крышами делали прыжки по ним медленными и опасными. В Лурвью…
Она могла рассчитывать только на помощь Ольгуна в гонке за добычей и бежать.
Она ощутила знакомое покалывание кожи, ноги налились силой, замерзшие легкие согрелись. Здания и прохожие проносились по сторонам, волосы развевались за ней каштановым флагом, переча ветру. Ее ноги летели так быстро, хруст снега под сапогами звучал так, словно она бежала по покрову из мертвых жуков.