Между двух войн

Поэтому я счел, что она и сама справится.

Я вскочил – не слишком резво, надо признаться. Но сложно, знаете ли, скакать кузнечиком, если только что приземлился спиной об пол. Настало время делать то, что я умею лучше всего – ноги.

Я отпихнул в сторону охранника – тот вдруг вознамерился посмотреть, что находится у меня внутри, и даже замахнулся мечом. Он покатился по полу, а я бросился к окну.

Далеко не все из моих игрушек пропали вместе с поясом. На бегу я выхватил кошку, прицепил крюк к подоконнику и вынес окно плечом. Настало время полетать.

Пока трос разматывался, а я скользил вниз, можно было вволю поутадывать, сообразил ли кто-нибудь там, наверху, обрубить веревку. Третий этаж – не бог весть какая высота, но ног-то у меня только две.

Я приземлился даже мягче, чем ожидал, – ни одного колючего куста подо мной не оказалось. Садик вокруг домавыглядел пустынным, и приходилось только молиться, чтобы он таким и остался.

Над моей головой раздавался звон стали, а я чувствовал себя актером, чьи сцены в этом спектакле уже закончились. Мне удалось продраться сквозь засохшие заросли, не потеряв ни рукавов, ни чувства собственного достоинства.

Только один солдат охранял ездовых ящеров, и он слишком поздно понял, что охраняет их от меня. Считайте меня мерзавцем, но я не стал подхватывать его, когда он упал. Поцелуй с мостовой может многому научить юного воина. Например, выбрать себе другую профессию.

Человек, сидящий на верховой ящерице, – прекрасная мишень для арбалета. Поэтому я решил, что дам Франсуаз пять секунд, а потом уезжаю без нее. Крюк с тросом все еще висел на окошке – к тому же такая, как она, могла бы и просто выпрыгнуть.

Третий этаж – это даже высотой нельзя назвать.

Прошло пять секунд, потом десять, потом пятнадцать. Верховой ящер бил лапой и выжидательно поглядывал на меня. Я прекрасно понимал, что имеет в виду умная зверушка. Один прыжок в седло, пара минут скачки – и прощай, Сурабая, глупые горожане и подлые советники.

Я подобрал меч стражника и пошел обратно.

Садик был таким чахлым, что за это время там не успело вырасти ни одного стражника. Я распахнул широкие двери и вновь оказался в холле. Солдат с саблей на боку стоял у подножия лестницы и с огромным интересом смотрел вверх.

По всей видимости, парня оставили караулить здесь, а ему страсть как хотелось узнать, что происходит в зале для совещаний. Как любой зевака, он пропустил самое интересное. Я подошел к нему сзади и ударил рукоятью меча по затылку.

Немного в стороне, на пыльном полу холла стоял такой же пыльный столик. Сложно сказать, для чего он служил прежним хозяевам, но теперь там лежали мой пояс и оружие Франсуаз.

Я поднял ремень и загадал желание – если взрывающиеся порошки не исчезли, целую неделю проживу честным человеком. Кого бы ни собирались взорвать Сан-Пауло и его товарищи, удачи им я не желал.

Оба свертка оказались на месте. По всей видимости, стражники должны были только обыскать ремень, но не лапать содержимое. Я застегнул на себе пояс и начал подниматься.

Добравшись до третьего этажа, я спросил себя – раз никто не слышал моего обещания прожить неделю без воровства, то какой смысл его выполнять?

Одна створка высоких дверей была распахнута, вторая закрыта. В проеме, спиной ко мне, стоял стражник. Я сбил его с ног, не сбавляя шага, и прошел внутрь.

Бить в спину – одно из моих лучших умений, на то я и вор.

Франсуаз стояла в центре комнаты – там, где раньше находился стол. Обломки мебели были рассыпаны на полу, как дохлые клопы после наводнения. Компанию им составляли трое солдат, следов Сан-Пауло я не за­метил.

То-то же, будет мне урок. Я, остолоп, рисковал жизнью, а девица справилась и сама.

Франсуаз посмотрела на меня подозрительно, словно пыталась угадать, а не решил ли я ее прирезать, просто так, чтобы нагулять аппетит перед завтраком.

– Ты вернулся за мной? – спросила она.

Вот уж не хватало мне благодарной красавицы, вообразившей, будто я спас ее от монстра… По мне, следовало бы специально разводить огров только затем, чтобы скармливать им надоедливых девиц.

– Нет, конечно, – ответил я, подходя к окну. – За этим.

Я вернул кошку под камзол.

– Твой металлолом внизу. Не стал брать его с собой, чтобы не надорваться.

И я, стараясь не ускорять шага, направился прямиком к выходу. Смыться от десятерых стражников – нелегкая, но выполнимая задача. Отделаться от приставучей девицы – титанический труд.

– Что будешь делать теперь? – спросила Франсуаз. Прекрасно. Еще спроси, во сколько я вернусь к ужину.

– Женюсь на тебе, – огрызнулся я.

Я искренне надеялся, что она обидится и отстанет от меня. А там, глядишь, позабудет и про нелепое требование вернуть ей деньги.

Девушка пересекла зал быстрее, чем в тебя впивается гигантская стрекоза.

– Я серьезно, – сказала она. – Ведь после того, что случилось…

Я пожал плечами и начал спускаться.

– Любовь моя, ничего не случилось. Власти Сурабаи станут меня разыскивать – Сан-Пауло об этом позаботится. Но что в этом необычного? Покину город, отправлюсь куда-нибудь еще. А когда все уляжется, вернусь и поучу их вежливости – по-своему.

– А взрывчатка? Ты собираешься просто все забыть, и пусть взрывают полгорода вместе с невинными людьми?

Я остановился.

Я уже начинал жалеть, что не позволил дракону разорвать девушку на части.

– Конфетка, – сказал я, – я уже думал об этом и знаю, как поступить. Просто не хотел тебе об этом рассказывать, чтобы не испортить свою репутацию негодяя.

К этому времени мы спустились на первый этаж. Франсуаз бросилась к оружию, как маленькая девочка к потерянной и найденной кукле. Вот почему я ненавижу клинки: вооружившись мечом однажды, потом не сможешь без него обходиться. Даже если в совершенстве владеешь приемами рукопашной.

Проходя мимо солдата, которого я оглушил, девушка взглянула на него с нескрываемым сожалением. Думаю, ей хотелось самой наградить парня, который отбирал у нее оружие.

Так что, считайте, сегодня я спас человеку жизнь.

– И как же ты поступишь? – спросила Франсуаз. – Идти в городской Совет нельзя, там заправляет Баркальдо. Мы не знаем, кто из сановников с ним в сговоре. Кто же нам поверит?

– Боги, – ответил я.

7

– Богов не существует, – недовольно произнесла Франсуаз.

Мы проскакали полгорода верхом на ящерах, потом отпустили их. Теперь чешуйчатые лошадки уже вернулись в свои стойла. Оставшуюся часть пути мы проделали пешком, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Неожиданности нравятся мне, только когда они принимают форму денег.

– Люди всегда верили в высшие существа, – ответил я. – Грешить всегда приятнее, когда есть перед кем покаяться… У гномов есть своя религия, у огров тоже. И не так уж важно, существуют боги на самом деле или нам только этого хочется.

– Я не хочу верить в богов, – возразила Франсуаз.

– Ты слишком большая грешница.

Вы никогда не увидите бога воочию – пока не отдадите концы, конечно же. И даже после этого гарантий вам никто не даст. Но если захотите поглядеть на храм, то достаточно пройти по улице пару кварталов.

Здесь, в торговом городе Сурабае, где пересекаются десятки караванных путей, вы можете помолиться почти всем богам, каких только придумало человеческое бессилие. Добрые и злые, жестокие и милосердные – но по большей части высокомерно безразличные к судьбам людей.

Они принимают дары прихожан руками священников, и, могу поклясться, приношения оседают в кошелях тех же самых жрецов.

Есть боги, имеющие облик людей, огров или демонов. Многие поклоняются драконам, считая, что эти твари явились как кара за человеческие грехи. Но у всех религий есть нечто общее. Их служители много говорят, много обещают и много берут. Но они почти ничего не делают.

В этот день, однако, пробил час, чтобы выдуманные боги поработали ради реальных людей.