Страница 14 из 19
Клеомена дважды судили по сходным обвинениям – ему инкриминировали получение взятки от врагов Спарты за принятие вредных для государственных интересов решений. Но оба раза он, судя по рассказу Геродота, успешно себя защищал и легко сумел оправдаться. Ситуация однако резко изменилась после того, как в Спарте стало известно о тех манипуляциях, включая подкуп Дельфийского оракула, с помощью которых Клеомен избавился наконец от своего главного политического противника – царя Демарата.
Когда стало известно, каким бесчестным способом Клеомен лишил Демарата царской власти, в Спарте разразился скандал, и Клеомен, не дожидаясь очередного судебного разбирательства, бежал из страны. Поспешное бегство Клеомена объясняется, скорее всего, тем, что у него на тот момент не было шансов оправдаться. Он боялся, что будет лишен царского звания точно так же, как годом раньше его стараниями это произошло с Демаратом.
Поведение Клеомена в изгнании сильно отличается от поведения прочих опальных царей. Скрывшись в соседней Аркадии, он развил там бурную деятельность, убеждая аркадян выступить против Спарты (Her. VI. 74). Антиспартанская агитация Клеомена в Аркадии сделала опального царя государственным преступником в глазах всех спартиатов. В обычной для спартанцев манере (его убедили вернуться, клятвенно пообещав, по-видимому, снять с него все обвинения) Клеомена выманили из Аркадии только для того, чтобы арестовать и казнить. Как полагают современные ученые, формой казни было вынужденное самоубийство[44]. Иначе думали в древности. Геродот утверждает, что сразу же по возвращении из Аркадии Клеомен впал в безумие и покончил жизнь самоубийством, нанеся себе множество ран (VI. 75). По всей видимости, Геродот озвучил официальную спартанскую версию, согласно которой царь довел себя до безумия из-за распущенности и безудержного пьянства (VI. 84). Традиция о пьянстве Клеомена дошла до поздней Античности (Aelian. V. h. II. 41).
В отличие от древних, современные исследователи[45] видят, как правило, в гибели Клеомена политическое убийство, совершенное по распоряжению эфоров. Над Клеоменом учинили внесудебную расправу, и не столь уж важно, в форме вынужденного самоубийства или прямого убийства. Расправа над Клеоменом вполне вписывается в обычную для спартанских властей реакцию на крайнюю для государственных устоев опасность и свидетельствует о возросшей силе эфората.
Клеомен стоит в начале списка тех политических деятелей Спарты, которые не смогли вписаться в систему и постепенно были из нее «выдавлены». Спартанские цари уже в силу имманентной сущности своей «должности» провоцировали конфликтные ситуации и друг с другом и с остальными ветвями власти. Это тем более было справедливо для сильных от природы личностей, каким, бесспорно, был Клеомен. Как заметил П. Родс, «Спарта была в существенной степени нетолерантна к людям со свирепой потребностью собственного индивидуализма, и трудно представить себе, чтобы герой-индивидуалист легко нашел бы себе место при господстве спартанской идеологии или идеологии любого греческого государства, которое имело институты и коллективизм полиса»[46].
Регент Павсаний, член царского дома Агиадов
После Клеомена самая яркая фигура среди спартанских политиков – регент Павсаний. В 479 г. он принял на себя правление как опекун своего несовершеннолетнего двоюродного брата Плистарха (Her. IX. 10; Paus. III. 4. 9–10). В том же году он одержал победу над персами при Платеях (Her. IX. 19–88; Plut. Arist. 14–20; Diod. XI. 29. 4–32). Однако этот талантливый полководец и герой Греко-Персидских войн проявил такое неуважение к союзным греческим контингентам, что очень быстро вызвал их недовольство. Если бы дело было только в этом, на поведение Павсания закрыли бы глаза, как это не раз делали позже, когда после победы в Пелопоннесской войне Спарта стала госпожой Греции (Diod. XIV. 12. 2–9). Павсания решили отозвать не столько из-за многочисленных жалоб союзников на его грубое с ними обращение, сколько из-за поведения, не соответствующего обязательным для спартиатов стандартам. Вот как, по словам Фукидида, Павсаний вел себя на восточном фронте: «Его образ жизни, несхожий с установленными обычаями, и стремление подражать варварам давали множество поводов подозревать, что он не желает как равный подчиняться спартанским обычаям» (I. 132. 1).
Павсаний дважды привлекался к суду за свою двусмысленную позицию по отношению к персам и за поведение, сильно отличающееся от модели, принятой в спартанском обществе. Спартанцев, находящихся под его командованием, особенно раздражало то, что он окружил себя двором подобно восточному монарху. Но кроме демонстрации собственных амбиций Павсаний еще в бытность его главнокомандующим объединенными греческими силами совершил целый ряд поступков явно провокационного характера, которые не могли не вызвать негативную реакцию в Спарте. Особенно скандальной и возмутительной представлялась его женитьба на дочери Мегабата, сатрапа Даскилия (Her. V. 32). Тем самым он нарушил спартанский обычай, предписывающий жениться только на спартанских гражданках (Plut. Agis 10. 4; 11). Кроме того, Павсаний тайно оказал большую услугу персидскому царю: он возвратил Ксерксу попавших в плен родственников (Thuc. I. 128. 4–5). Эта акция регента вполне «тянула» на обвинение в государственной измене. Упорно ходили слухи, что он обещал заставить всех греков стать вассалами Персии, если ему будет дана в жены дочь Великого царя. Спартанские власти, воспользовавшись как поводом многочисленными жалобами союзников на поведение главнокомандующего, отозвали его в Спарту и предали суду. Павсания обвинили в государственной измене главным образом за ведение тайных переговоров с персами. Но тем не менее оба раза он был оправдан, хотя и отстранен от командования (Her. V. 32; Thuc. I. 94–95; 128–131; Diod. XI. 44; Plut. Arist. 23; Cim. 6).
Такое снисходительное отношение к Павсанию Фукидид объясняет тем, что «достоверных доказательств вины Павсания, как у властей, так и у его личных врагов среди спартиатов, не было, чтобы на этом основании с твердой уверенностью покарать человека царского происхождения» (Thuc. I. 132. 1). Первый суд над Павсанием состоялся в 477 г. Относительно даты второго суда надежных источников нет. Он мог иметь место между 476 и 469 гг. (Diod. XI. 44–45; Nep. Paus. 3; Just. IX. 1. 3). Оба раза Павсаний добровольно являлся в Спарту на суд «в уверенности, что уладит дело подкупом» (Thuc. I. 131. 2). Он, конечно, поостерегся бы предстать перед судом, если бы сомневался в исходе дела. В обоих случаях снисходительное отношение к Павсанию, проявленное судейской коллегией, можно объяснить тем, что его контакты с малоазийскими сатрапами и самим персидским царем не рассматривались, по крайней мере частью спартанской элиты, как большое преступление[47].
Судьбу Павсания, скорее всего, решила его ставка на илотов. Известные шаги к сближению с ними он предпринимал еще будучи главнокомандующим. Так, он оказал им особую милость сразу после Платейской битвы. Минуя обычную процедуру изъятия трофеев, Павсаний «велел глашатаю объявить, чтобы никто не смел присваивать себе добычи, и приказал илотам снести сокровища в одно место» (Her. IX. 80). Тем самым он предоставил возможность илотам обогатиться: при его попустительстве часть добычи была илотами украдена и продана жителям Эгины. По-видимому, уже тогда Павсаний задумался о приобретении надежных союзников в лице наиболее подготовленных в военном отношении илотов[48]. Это был его первый шаг на пути поисков возможных союзников. В дальнейшем он вступил с ними в переговоры. Однако любые контакты с илотами рассматривались всем спартанским обществом, а не только его элитой как преступное подстрекательство к восстанию. В этом вопросе все спартанское гражданство было единодушно. Согласно античной традиции, илотская угроза являлась основным фактором спартанской истории (Critias ap. Liban. Or. XXV. 63; Theopomp. ap. Athen. VI. 272a; Myron. ap. Athen. XIV. 657d), и спартиаты, уличенные в преступных связях с илотами, неизменно приговаривались к смертной казни.
44
О политических суицидах в Спарте см.: David E. Suicide in Spartan Society // Spartan Society / Ed. Th. J. Figueira. Swansea, 2004. P. 25–47.
45
Об их взглядах см.: Печатнова Л.Г. Античное предание о гибели спартанского царя Клеомена I // Античный мир и археология. Саратов, 2006. Вып. 12. С. 52–65.
46
Родс П. Дж. Афинский театр в политическом контексте // ВДИ. 2004. № 2. С. 53.
47
В 413–411 гг. спартанцы заключили три тайных договора с персами (Thuc. VIII. 18; 37; 58) и вплоть до окончания Пелопоннесской войны воевали на персидские деньги.
48
В спартанской армии в это время находилось около 35 тысяч илотов, сопровождающих своих господ (Her. IX. 10. 1; 28. 2; 29. 1).