Страница 34 из 35
С. В. Липицкий: Еще более тяжелые последствия повлек за собой неожиданный «зигзаг» в суждениях и решениях в тот напряженный момент советско-польской войны, когда войска Западного фронта уже непосредственно угрожали Варшаве, а войска Юго-Западного фронта завязали бои на ближних подступах к Львову. Поскольку Западный фронт, наносивший главный удар, вышел на подступы к польской столице значительно ослабленным длительными наступательными боями, 2 августа 1920 года Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение срочно передать Западному фронту из Юго-Западного фронта 1-ю Конную и две общевойсковые армии. Как член Политбюро Сталин согласился с этим решением. Но когда 3 августа главком послал директиву командованию ЮЗФ и командующий ЮЗФ А. И. Егоров отдал приказ о передаче этих армий, Сталин неожиданно отказался подписать этот приказ. А без подписи обоих членов реввоенсовета приказ командующего силы не имел.
Несмотря на повторные требования и директивы главкома, Сталин, ссылаясь на различные надуманные причины, упорно отказывался поставить свою подпись под приказом. Конфликт затянулся на две недели.
Этим воспользовалось командование противника. Польские войска перешли в контрнаступление, нанесли мощный удар по ослабленным частям Красной армии и вынудили ее к отступлению.
Собственной рукой внес И. В. Сталин в текст своей же краткой биографии оценку своего же полководческого искусства, проявленного на фронтах гражданской войны. Он написал: «С гениальной прозорливостью разгадывал товарищ Сталин планы врага и отражал их. В сражениях, в которых товарищ Сталин руководил советскими войсками, воплощены выдающиеся образцы военного оперативного искусства».
Каждый непредубежденный читатель поймет, насколько далеко от истины это самовосхваление128.
Л. Д. Троцкий: Фронт, несомненно, тянул его к себе. Военный аппарат есть наиболее абсолютный из всех аппаратов. Сидя в штабе, можно было назначать, перемещать, смещать, приказывать, заставлять, миловать и, главное, карать. Потребность во властвовании находила здесь наиболее полное выражение. На возражения и аргументы здесь можно было отвечать безапелляционным приказом. Неспособность непосредственного личного воздействия на массы давала себя знать здесь гораздо менее, чем в событиях революции. В армии массы обезличены и крепко захвачены тисками аппарата: ими можно командовать незримо и независимо от их воли.
Но если фронт привлекал к себе Сталина, то он и отталкивал его. Военный аппарат обеспечивал возможность повелевать, но Сталин не стоял во главе этого аппарата. Сперва он возглавлял лишь одну из двадцати армий, потом стоял во главе одного из пяти или шести фронтов, причем и тут власть ему приходилось делить с командующим и одним или двумя членами Революционного военного совета армии или фронта. Уже это разделение власти с другими было невыносимо. Еще труднее было переносить зависимость от высшего командования, которое имело по отношению к Сталину те же права, какие он сам – по отношению к подчиненным ему командирам и комиссарам.
Работа Сталина на фронте насквозь пронизана этим противоречием. Он устанавливает суровую дисциплину, твердо держит руку на всех рычагах, не терпит ослушания. В то же время, будучи во главе армии, он систематически побуждал не только к нарушению приказов фронта, но и к полному игнорированию фронтового командования. Стоя во главе Южного или Юго-Западного фронта, он нарушал приказы главного командования.
Конфликты между низшими и высшими инстанциями заложены, так сказать, в природе вещей: армия почти всегда недовольна фронтом, фронт почти всегда будирует против ставки, особенно если дела идут не очень благополучно. Что характеризовало Сталина, это то, что он систематически эксплуатировал эти трения и доводил их до острых конфликтов. Пользуясь своим званием члена грозного большевистского ЦК и своей перепиской с Лениным по прямому проводу, он внушил своим сотрудникам пренебрежительное отношение к вышестоящему командованию. Никогда Ворошилов не решился бы игнорировать распоряжения свыше; другое дело, когда рядом с ним стоял член ЦК, который подбивал его на беззаконие и прикрывал его своим авторитетом. Никогда Егоров, полковник царской армии, не осмелился бы нарушить прямой приказ ставки; прикрытый Сталиным, он с полной готовностью погнался за запретными лаврами, какие сулил захват Львова. Втягивая своих сотрудников в рискованные конфликты, Сталин тесно сплачивал их и ставил в зависимость от себя. Таким путем он достигал ближайшей цели: единоличного господства в армии или на фронте, и подрывал авторитет вышестоящих, в которых он безраздельно видел противников. Соображения об авторитете правительства или командования в целом никогда не останавливали его, раз дело шло о борьбе за его личное положение.
В царские времена законная иерархия командования нарушалась походя великими князьями, которые были одной из язв военного аппарата. Полушутя я говорил Ленину: как бы нам не нажить беды от наших «великих князей», то есть членов ЦК. Но с другой стороны, обходиться без них было бы совершенно невозможно. Формально член ЦК имел в армии только ту власть, какая принадлежала ему по должности. Но наряду с писаной существовала неписаная субординация. Каждый член ЦК в армии неизбежно давил на других своим политическим званием; Сталин систематически и сознательно злоупотреблял им. Трудно сказать, многое ли он выигрывал этим.
Дважды его снимали с фронта по прямому постановлению ЦК. Но при новом повороте событий отправляли снова. Авторитета в армии он не приобрел. Сверху возмущались нарушением дисциплины, снизу – грубостью нажима; соседи по фронту опасались связываться с ним. Однако те военные сотрудники, которых он подчинил себе, втянув их в борьбу с центром, остались в дальнейшем тесно связаны с ним. Царицынская группа – Ворошилов, Минин, Рухимович, Щаденко – стала ядром сталинской фракции. В те годы она не играла, правда, никакой политической роли. Но позже, когда подул попутный исторический ветер, царицынцы помогали Сталину устанавливать паруса.
Роль Сталина в гражданской войне лучше всего, пожалуй, измеряется тем фактом, что в конце гражданской войны его авторитет совершенно не вырос. Никому вообще не могло прийти в голову тогда сказать или написать, что Сталин «спас» Южный фронт или сыграл крупную роль на Восточном фронте, или хотя бы удержал от падения Царицын. Во многочисленных документах, воспоминаниях, сборниках, посвященных гражданской войне, имя Сталина либо не упоминается вообще, либо упоминается в перечне других имен. К тому же Польская война наложила на его репутацию, по крайней мере, в более осведомленных кругах партии, явное пятно. От участия в кампании против Врангеля он уклонился. Действительно ли по болезни или по другим соображениям – сейчас решить трудно. Во всяком случае, из гражданской войны он вышел таким же безвестным и чуждым массам, как и из Октябрьской революции129.
Р. Такер: Тот факт, что Сталину не удалось увенчать себя воинской славой на полях гражданской войны, вполне уравновешивался его успехами в деле усиления собственного политического влияния в Советском правительстве. В отличие от Троцкого, который без остатка отдался делу строительства новой армии и вопросам ведения войны (и в ходе этой работы наступил не на одну из большевистских мозолей), Сталин сочетал военную деятельность с политической. То есть он в полной мере использовал преимущества специальных поездок на фронт и в тыл для восстановления старых и приобретения новых политических связей. Кое-кого, чьей дружбы искал Сталин, Троцкий озлобил своим резким, нетерпимым отношением. Таким образом, эти годы явились периодом формирования сталинской фракции в партии. И если после войны слава Троцкого была большой, а власть маленькой, то у Сталина, наоборот, слава оказалась маленькой, но зато власть большой130
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».