Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 13

ТВ отражало то, что происходило на улице. Битвы за власть с кровавыми исходами, смена сильных мира сего. Притом, всё это было грязно, страшно и цинично. Люди ходили по улицам как-то тихо, грустно, ожидая перемен и надеясь на лучшее, а наши эфиры через стекло Останкино сообщали «радостные» новости, высоко подняв победный флаг. Это было время разбойников, воров и глупцов. Но наше новое телевидение надеялось на то, что сможет изменить отношение людей к жизни, саму эту жизнь, и бой Кремлёвских Курантов будет отбивать другое время.

В то время я не очень еще разбиралась во всех сложных перипетиях, происходящих на новом ТВ. Видимо, мне нужно глубже нырять в процесс осознания происходящего вокруг. Я увидела, что Бортнев пошёл в студию. Видимо, начинается запись программы «Звезда экрана». Естественно я быстро побежала пока не закрыли двери, и не появилась надпись «Тихо, идет запись». Вот, по-моему, единственный человек, который мудро не пытался участвовать ни в политических, ни в служебных представлениях. У него была своя отдельная жизнь и ИГРА, в которой он всегда был главным подарком и престидижитатором. Но он не манипулировал людьми в отличие от других ведущих, а действительно показывал искусные фокусы феерических знаний, понимания природы человеческих чувств и тайных желаний.

В студии, на записи пилота новой программы Бортнев сидел среди десятка родственников и знакомых, приглашённых в качестве публики. На сцене стоял проповедник. Одет он был необычно – чёрный пиджак, свитер с белой стоечкой протестантского священника, а на голове иудейская кипа, в руках – чётки. За его спиной стояла ударная установка, колонки, динамики и синтезатор.

– И может, однажды, – вещал священник громко и возвышенно, – мы обретём понимание, что слова Спасителя, «несть не эллина, ни иудея», ни догмат новой веры, но отмена всех конфессий, всех границ меж людьми, каковые есть лишь сатанинские ухищрения и ничего больше. И это и есть подлинная вера, что лишь в ней и Бог един, и люди – равны.

За спиной священника появился ВИА, именно вокально-инструментальный ансамбль, этак года 1972 –го, жабо, манжеты, волосы той моды и запел. Причём, проповедник, взяв гитару, присоединился к остальной группе:

Тут на первый план вышли дети – мальчик и девочка. Ансамбль, бросив инструменты, воздел руки и стал отхлопывать ритм ладошками, а дети в ритме речитативом:

В зале все, кроме Бортнева, поднялись и тоже хлопали в такт.

У Бортнева зазвонил мобильный телефон, он, посмотрев определитель, поднёс телефон к уху.

– Ало, да пап, я не слышал. Что у тебя? – тихо спросил Костя. – Да заеду обязательно. А что врачи говорят? Ладно.

Он поднялся и вышел, решительно раздвигая хлопавших счастливых людей, которые продолжали скандировать:

Пусть мош-на пус-та!

Зато ду-ша чис-та!

На телевизионной лестнице, в клубах дыма, как на светском рауте все проходящие чинно раскланивались. Туда же прибежал взмыленный проповедник:

– Ну, – спросил, он нервно закуривая.

– Эфир дают? – спросил Костя, со знанием дела. – Как часто? Учти, реже двух раз в месяц – бессмысленно. Не будет рейтинга.

– Да подожди ты, видишь, только пилот снимаем! Мысли есть? – нервничал Рома-проповедник.

– Вот что, – отбросил папиросу Костя. – Рано подаёшь финал. Не говори свой текст на фоне инструментов. Все сразу ждут песен. А это ж ударное место! Возьми какой-нибудь задник на складе, скажем, звёздное небо, ну, что найдёшь, и закрой. А потом, ба-бах!

– Точно – согласился проповедник. – Что значит опыт…!

Я обратила внимание, что неподалёку от Бортнева и Ромы стоит Голубева и явно чего ждёт.

– Константин, – обратилась смущённо она к Бортневу.

– Да, слушаю внимательно, восходящую звезду, – раскланялся и поцеловал руку Ирине.

– Не могли бы вы пойти в рекламный отдел и послушать то, что они мне предлагают, то, что они хотят из меня сделать. По дороге я вам расскажу, что уже Митя придумал, – просительно заглядывая в лицо Бортнева, попросила Голубева.

– О, Митя – большой фантазёр. Интересно, что за феерическую историю придумал этот утопист. Пошли, пообщаемся с желторотыми птенцами и их мыслями, – Костя почти вприпрыжку направился к рекламщикам.

– «Реклама – двигатель прогресса» – сказал Бортнев вместо приветствия. – Извините за банальность. Ирина по дороге к вам поведала мне «потрясающую» историю. Очень захотелось услышать продолжение. Не возражаете. Может, и я чему научусь, а то всё старые идеи. Надо ж двигаться вперёд, – с «серьезным» видом сказал Бортнев и сел рядом с Игорем Сергеевичем.





Ребята были несколько растеряны, но отказать Бортневу не решились.

– Так я продолжу, – настойчиво сказал Митя. – Штампы – почему-то имеют успех у почтенной публики. Мне ли вас учить…. В общем, однажды у автомата с газированной водой поймал нашу сиротку за руку красивый мужчина в лётной куртке, но не позвал милицию, а повёл к себе. Выбросив билет в Ялту, куда ехал лечиться после ранения…

– Подожди, дорогой, – остановил летящего Митю Бортнев, – в Ялте вокзала нет. Читай Набокова…

Митя внимательно посмотрел на карту, висевшую на стене.

– Разумеется, в Симферополь… короче, звали его Серёжа, был он военный лётчик. Прожили вы с ним пять лет. Счастья не занимать. Но ушёл однажды Серёжа, да так и не вернулся.

– Ты оказывается сказочник, Митя, – вытирая глаза то ли от смеха, то ли от слёз Костя.

– А, по-моему, съе-е-едобно, – не согласился И.С. – Продолжай свое повествование. Мне даже интересно, чем всё закончится.

– Афган, – догадался Бортнев.

– Сбили под Кандагаром, – вздохнул Митя.

Было очень смешно смотреть, как рассказчик переживает свою придумку.

– Секретное задание… Короче, из казённой квартиры тебя тут же в шею, благо не жена. Поскиталась ты по родной земле, пока не встретился тебе хороший человек.

– Это – я, – гордо выпятил грудь И.С.

– И что? – спросила Ирина.

– А то, красивая моя, что если заказчик (Митя указал на И.С.) не против, тогда со следующей недели эта ахинея – твоя судьба.

– И ходить ты будешь в сарафане и кокошнике. Хотя на ТВ этим никого не удивишь, – подмигнул Ирине Костя. – Удачи вам друзья. Он встал и быстро вышел из комнаты.

– Дайте мне время. Я должна войти в роль. Продолжим позже, – довольно жёстко сказала Голубева. – Вы ещё многое должны мне объяснить. Я же официантка, а не актриса.

– Но ты ж закончила Гнесинку. Чему-то вас там научили? – сопротивлялись упорству Ирины все, находящиеся в рекламном отделе.

Ирина встала и, не говоря ни слова, вышла.

– Тут всё делается вот так? – спросила она меня.

– Не знаю, но ты всё ж дослушай их рассуждения.

– Чуть позже. Сейчас мне хочется расцарапать им рожи.

По пути в курилку мы встретили Бортнева и Клёнова, которые о чём-то напряжённо беседовали.

Я услышала только, как Стас сказал, что у них начинаются неприятности. Вызывают наверх. От этого ничего ждать хорошего не приходится. ОНИ хотели легкой шутливой молодёжной программы и немного западной музыки. А мы стали приглашать разных интересных людей, которых хоть и пытались выводить на легкомысленные темы, но многих несло. Они всё равно переводили разговор на серьёзные темы. Нам приходилось, чтобы не выглядеть полными идиотами, им поддакивать, тоже быть серьёзными. Тем более что народ хотел от молодёжи обстоятельных бесед, советов и так далее…