Страница 8 из 17
– Странно. – Профессор даже манускрипт отодвинул. – Откуда это у Алексея такие фантазии? Приличный же человек…
– Ну, о Чингизидах – это я сама предположила, – созналась Кира. – Но Алексей Иванович сказал, что вы меня привезли из экспедиции, откуда-то из Центральной Азии. И Варя подтверждает…
– Разве это секрет? – поморщился, как от кислятины, профессор. – Да, привёз – не бросать же сиротой в глуши и дичи. Что, только сейчас решила разобраться в генеалогии? Кстати, твоя природная мама – отнюдь не монгольских корней. Хотя и сам Темучин, по ряду свидетельств, то ли не совсем монгол был, то ли совсем не монгол.
– А она, то есть мама, жива?..
– Увы. Эпидемии там всё ещё не редкость.
– Так у вас был с нею р-роман?
Иван Иванович бросил на неё взгляд – из тех, которыми он усмирял мздоимство даже в мыслях чиновников, призванных обеспечить прохождение экспедиций, и более того: напрочь усмирял буйных студиозусов, вздумавших затеять на его лекции вредную политическую дискуссию.
– Не надо оскорблять память Елизаветы Константиновны. Я ей даже в помыслах не смел…
Карий взгляд Киры как-то странно остекленел.
В кабинете С.Д. Сазонова
– Что известно об эвакуации союзных войск с того злосчастного полуострова? – спросил Сергей Дмитриевич, едва статский советник Иванов притворил за собою двустворчатые двери министерского кабинета.
Алексей Иванович ответил с некоторым удивлением:
– Я же вчера подавал вам сводку донесений с Лемноса и Мальты. За истекшие сутки ничего существенного не поступало. Разве что сообщение нашего конфидента, капитана греческого пассажирского парохода, нанятого британцами для скорейшей эвакуации, что не было никакого противодействия со стороны турок. Никакого.
– Вот именно. Вот именно! – Сазонов будто бы даже слегка обрадовался подтверждению каких-то своих мыслей. – А ведь знают, что выведенные отряды союзников сразу же направляются в Месопотамию, то есть против них, и на Балканы – теснить австрийцев… Их союзников.
– Полагаю, турок больше воодушевляет, что можно перебросить свои хорошо подготовленные и обстрелянные дивизии на Кавказский фронт. Но сам факт провала Галлиполийской операции вас не слишком удивляет?
– Не слишком. Ещё когда их доблестное командование их доблестным флотом отказалось сделать последнее усилие и, хоть ценой потерь, прорвать турецкие укрепления в узости пролива, у Нэрроуза, выйти в Мраморное море и к Константинополю, и выиграть тем самым войну, я сказал Бьюкенену, что теперь будет много крови, а победа придёт не скоро.
– Эту вашу фразу британский посол процитировал. В несколько измененном виде её упомянула и «Таймс». Но позже, когда потери английских войск на полуострове достигли удручающих сотен тысяч…
– Мне сразу стало понятно, что союзники, начиная подступ к Константинополю с узкого Дарданелльского полуострова, не добьются никаких результатов. – Было заметно, что в очередной раз подтвердившаяся способность к предвидению совсем не радует министра Сазонова. – Укрепления проливов, Галлиполийского полуострова и самой столицы, находившиеся давно в ведении немцев, за время войны приведены в состояние полной исправности и значительно усилены. Но как у человека невоенного, у меня на этот предмет не могло быть авторитетного мнения. Одни впечатления…
Алексей Иванович счёл возможным вставить реплику:
– Не впечатления, а весьма разумные опасения. И как на это отреагировали послы?
– Впечатления или опасения, как угодно… Не на что было реагировать: я не сказал ни Бьюкенену, ни Палеологу ни слова, да и вообще никому своих опасений не навязывал. И что бы это изменило? И кстати, хотя Галлипольская экспедиция не разрешила своей главной задачи, она тем не менее оттянула немалую часть турецких сил от нашей границы и этим способствовала беспрерывным военным успехам, подчинившим нам всю северо-восточную часть Малой Азии.
Статский советник Иванов чрезвычайно редко позволял себе выказывать своё отношение к словам министра иностранных дел, если вопросы не касались непосредственно разведывательной работы. Но здесь он не выдержал:
– Турки не смогли бы вовремя перебросить большие силы из европейской части – с их-то транспортными возможностями. Так что прямая польза для нас от провала флотской и десантной операций союзников сомнительна. Хоть и ожидаема: большой десант при отсутствии базы, которая позволила бы союзникам развернуть свои силы, – почти безнадежная затея.
– Увы, всё так, – согласился Сергей Дмитриевич. – Для России неудача Галлипольской экспедиции стала в целом большим бедствием. Последствий этой неудачи мы, полагаю, не в состоянии исправить собственными силами.
– Вы о транспортном обеспечении?
– И о нём тоже. Помимо этого Главная квартира требует отправлять на наш Западный фронт все военные части, кроме настоятельно необходимых для удержания наших завоеваний в Малой Азии и для дальнейшего продвижения в пределах Азиатской Турции.
Василий Иванов
«Кинжал и роза»
Гоголем в гулких коридорах Дерябинских казарм Ваське-Варягу (тут чаще, чем где-нибудь, звучала его кличка) походить как-то не довелось. Класс его выпустили досрочно, хоть и на малое время, но как раз, чтобы кольнула иголкой «Георгиевской звезды» сердце Василия какая-то бессмысленная обида: «Эх, как бы ироничен был мой взгляд на блестящие кортики однокашников, мичманов свежей выпечки. С моей-то боевой наградой, самой что ни на есть солдатской, какое сравнение? Тут же суровая окопная правда…»
Он до такой степени измучил старшую сестрицу Варвару, что как-то, клюя носом в пустую («кажется, десятую уже?») чайную чашку за очередным полуночным рассказом героя об этой самой («чтоб её прах побрал!») окопной правде, вдруг подумала Варя: «Надо ему невесту найти, пусть её мучает. Прямо хоть ему легендарную Нелидову из Севастополя выписывай…»
И тут на вручение мичманского кортика прибыла…
Вручение, увы, прошло без особой помпы, но зато не на плацу училища, а в собственном кабинете генерал-квартирмейстера Кронштадта. Наслышан был «чёрный» генерал – знамо от кого! – о геройстве этакого «морского пехотинца» и, как морской чиновник первого класса, право имел.
Нет, прибыла Нелидова не собственно на вручение, что было бы невозможно в морской крепости первого класса и генеральском кабинете, а прямо на Дворцовую набережную, куда, бороздя серую невскую рябь, прибежал паровой катерок с Андреевским флагом. Пришла сама, хоть и не в одиночку, а с Варварой Ивановой. И теперь нервно как-то поглаживала белой кружевной перчаткой красный гранит парапета.
Сама Нина Нелидова! Та самая соседка по даче, к которой, когда та была ещё гимназисткой младших классов, они – Васька и Мишка – поклялись не приближаться и не отзываться, даже если позовёт (протокол героико-спасательных исключений прилагался), дабы не разрушать суровой мужской дружбы и товарищества.
Каким чудом Васька не свалился за борт катерка – он сам не понял, но вполне взял себя в руки, пока сошёл на берег, и сказал, чётко бросив двуперстие к козырьку:
– А меня в ногу ранили…
– Боже! – уставилась на его ногу Нелидова из-под чёрной вуалетки.
Впрочем, не на ту.
– И в руку, – тотчас подсказала находчивая Варя.
– И в руку, – как-то не сразу подтвердил мичман Василий Иванов (младший), утирая двуперстием обильный пот под козырьком…
И даже простил Нелидовой вечером, когда уже они вместе пошли в «Крео» на фильму «Кинжал и роза», то, что «кинжал» (суть, морской кортик) Нелидова находила куда более романтичным, чем его невзрачную «розу». А «роза» – то – петличный знак георгиевского кавалера!
Времени, чтобы прояснить девушке сиё простодушное заблуждение, у мичмана было немного. Согласно предписанию его ждали Севастополь и Черноморский флот, служба в Минном отряде. Как бы не под началом старшего брата.