Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 19

По нашему мнению, с аналогичных позиций выступил бы и «Наполеон карлистов»[49] капитан-генерал Т. де Сумалакарреги-и-де Имас, герцог де ла Виктория, если бы не был смертельно ранен 15 июня 1835 г. при осаде Бильбао. При этом, вытащив на себе первый этап войны (1833–1835) как военный лидер наваррского карлизма, Сумалакарреги едва ли мог выступать в роли политического идеолога. Однако в истории карлизма осталась его «Прокламация» (20 апреля 1834 г.). Обвинив в развязывании войны «конституционную систему», революцию ― в предательстве «героической Испании», а «монархическое правительство» ― в нестабильности, Сумалакарреги выражает уверенность в широкой социальной поддержке династических прав «католического монарха» Карлоса V[50]. Предоставив своим солдатам возможность подумать и сделать выбор между спокойной жизнью и верностью долгу, генерал призывал их «освободить родину от зла», обеспечить ее «спокойствие» и вновь сделать Испанию «обожаемой всей Европой»[51].

Прямые призывы к политическому насилию, алармизм и упрощение социально-политической реальности превращали обоих генералов ― Кабреру и Сумалакарреги ― в потенциально праворадикальных консерваторов. Что же касается Карлоса V, то после заключения «Вергарского соглашения» он столкнулся с дилеммой, на чью сторону встать: умеренных карлистов во главе с генералом Марото или радикальных во главе с генералом Кабрера. Поддержав однозначно воинственные намерения Кабреры, Карлос V сделал вполне ожидаемый выбор в пользу радикалов, «более близких, ― как пишет каталонский историк Х.М. Санс Пуиг, ― ему по ментальности»[52], – которую главный испанский специалист по истории карлизма Х.К. Клементе Муньос определяет как «интегристскую» (религиозно фанатичную)[53], – «запрограммировав» тем самым развитие всего карлистского движения на многие десятилетия вперед. В этом контексте совсем не удивительно, что после личного приказа Карлоса V «все авторы карлистской идеологии называют Марото предателем»[54]; притом что, настаивает Санс Пуиг, «нужно было быть большим фанатиком, чтобы не видеть уродливую роль дона Карлоса»[55].

Вторая «карлистская война» (1846–1849) формально становится результатом провала переговоров о внутридинастическом браке между потомками Фернандо VII и Карлоса V;

фактически же противоборствующие стороны просто в очередной раз попытались разрешить все существующие противоречия силой оружия.

Что показательно, непосредственно военные действия были начаты ветеранами первой карлистской войны – генералами Кабрерой и Х.Х.М. де Альсаа-и-Гомендио. И если второй был пойман правительственными войсками еще на французско-испанской границе и сразу же расстрелян[56], то «тигру Маэстрасго» первоначально сопутствовала удача. Соответственно, и первыми политическими идеологами второй карлистской войны становятся представители «партии войны», которые объясняли свои действия, как и положено всем радикалам, посредством коротких и простых слоганов, брачные же проблемы испанских королей отходили при этом в лучшем случае на второй план. Так, наваррский генерал Х. Элио-и-Эспелета, у которого, по мнению наваррского католического историка Х. Ларрайоса Сарранса, во время второй «карлистской войны» были все шансы стать генералом Сумалакарреги, провозгласил такой лозунг, как «Карлос VI и забвение прошлого»[57]; в то время как Кабрера апеллировал просто к «мужественным ветеранам»[58], не изобретая ничего нового.

Стараясь объяснить свою позицию более детально, генерал Элио в обращении к двум ― наваррской и баскской ― карлистским армиям с прямыми ссылками на манифесты Карлоса VI говорит о «необходимости создания чисто испанского правительства», подвергает критике «представителей партии, которая избрала своим лозунгом “порядок и свободу”» (т. е. правящую партию «модерадос»), и определяет «миссию» карлистского движения так: «Сохранить во всей чистоте и блеске святую Религию наших отцов, уважать и защищать ее священнослужителей; окружить трон силой и престижем, необходимыми для его сохранения; усадить на него суверена, которого требуют справедливость и счастье нации; утвердить фуэросы и привилегии, которые в течение стольких веков обеспечивали процветание нашей страны»[59]. Добавив к этому призыв «К оружию!», Элио необратимо превращается в радикала.

Между тем, одна из главных проблем карлистов во время второй «карлистской войны» заключалась в том, что их лидер Карлос VI, занятый своими любовными делами в Лондоне и, как пишет граф де Родесно, «колеблющийся всегда в самые решительные моменты своей жизни»[60], так и не отважился появиться на театре военных действий, к чему его со всей политической логикой упорно призывали генералы[61]. Нерешительность Карлоса VI привела не только к поражению карлистских армий, но в конечном итоге и к отречению самого карлистского лидера в пользу своего младшего брата Хуана III, который, будучи по своим убеждениям «либералом», «не хотел его принимать»[62]. Через семь лет после окончания второй «карлистской войны», в апреле 1856 г., Карлос VI сделает по этому поводу официальное заявление: «…убеждение, которое я приобрел во время последней провальной попытки, в том, что усилия, предпринимаемые в мою пользу, всегда будут приводить к гражданской войне, которую я хочу избежать любой ценой. Поэтому я даю слово чести никогда больше не соглашаться на то, чтобы поднималось в Испании или ее доминионах мое знамя, и заявляю, что, если, к сожалению, в будущем кто-то упомянет мое имя, я буду считать его врагом моей чести и славы»[63]. Одновременно в письме королеве Изабель II Карлос VI пообещал «никогда больше не вмешиваться в политические дела»[64].

Как пишет граф де Родесно, Карлос VI «был слабым и имел всегда отмеченную тенденцию к личному отказу от своих прав и представительства, но унаследовал от своего отца безупречное благородство и доказанную приверженность принципам дела»[65]. Либерально-консервативный испанский историк К. Секо Серрано также интерпретирует «идеологическую позицию» Карлоса VI как «колеблющуюся, неопределенную» и «двусмысленную»[66]. Правда, подобную неустойчивость испанский историк связывает с общей – левой – тенденцией в политико-идеологической эволюции карлизма от «чистой реакции» Карлоса V к традиционалистским «древним средневековым свободам» Карлоса VII. Закономерным следствием подобной эволюции становится, по мнению Секо Серрано, и первый серьезный раскол в лагере карлистов, которому вольно или невольно посредством своей примиренческой политики содействовал «альтер-эго» молодого Карлоса VI Бальмес, а целенаправленно – либерально-консервативный «британский кабинет» во главе с лордом Пальмерстоном, с холодным расчетом, по словам Санса Пуига[67], подталкивавший претендента пойти «по либеральному пути»[68].

Набиравшая силу по мере развития либерально-демократической революции 1868–1874 гг. третья «карлистская война» (1872–1876) получила новый импульс к развитию, когда новый лидер карлистов Карлос VII в очередном своем «Манифесте к испанцам» призвал их всех встать на защиту «святой религии наших отцов», «собственности» и «промышленности» против «аморальности» и «анархии»[69]. Добившись определенных военных успехов и господствуя на значительной части территории Испании, как политический деятель Карлос VII сумел создать то, что до сих пор не удавалось ни одному из его предшественников, – «подлинно, – по словам Клементе, – независимое государство»[70]. Для этого Карлос VII был вынужден восстанавливать средневековые свободы (фуэросы) подвластных ему испанских провинций (Каталонии, Валенсии и Страны Басков)[71], которые, однако, сразу же демонстрировали все ограничения нового карлистского проекта, поскольку были обращены в прошлое. Было очевидно, что в столице Карлоса VII, как в свое время и Карлоса V, за исключением небольших групп специфических политических интересов, никто не ждет. Более того, приняв экономическую поддержку со стороны крупной буржуазии, желавшей вернуть на испанский престол королеву Изабель II[72], Карлос VII оказывался в роли объекта, а не субъекта политического процесса. Все это содействовало развитию и укреплению в лагере карлистов пессимистических настроений, заставивших в конечном итоге и Карлоса VII выйти из войны и со словами «Я вернусь» покинуть пределы Испании.

49

Sans Puig J.M. Liberales y carlistas. Cien años de la guerra civil. p. 48

50

Proclama de Cabrera. Las guerras carlistas en sus documentos. Barcelona. p. 94.

51

Ibid.

52

Sans Puig J.M. Liberales y carlistas. Cien años de la guerra civil. Barcelona-Bogota-Buenos Aires-Caracas-México: Bruguera, 1976. p. 83.

53

Clemente J.C. Crónica de los carlistas. La causa de los legitimistas españoles. Barcelona: Martínez Roca, 2001. P. 199.

54

Sans Puig J.M. Liberales y carlistas. Cien años de la guerra civil. p. 84.

55

Ibid. p. 85

56

Rodezno, conde de. Carlos VII, duque de Madrid. p. 149–150.

57

Larrayoz Zarranz J. La segunda guerra carlista en Navarra, 1848–1849. // Príncipe de Viana. 1956. № 63. p. 171–172.

58

Rodezno, conde de. Carlos VII, duque de Madrid. p. 150.





59

Larrayoz Zarranz J. La segunda guerra carlista en Navarra, 1848–1849. p. 172–173.

60

Rodezno, conde de. Carlos VII, duque de Madrid. p. 153.

61

Ibid. p. 151–160.

62

Ibid. p. 160.

63

Ibid. p. 188–189.

64

Ibid. p. 189.

65

Ibid. p. 190.

66

Seco Serrano C. Tríptico carlista. Estudios sobre historia del carlismo. Barcelona: Ariel, 1973. p. 82–83.

67

Sans Puig J.M. Liberales y carlistas. Cien años de la guerra civil. p. 102.

68

Seco Serrano C. Tríptico carlista. Estudios sobre historia del carlismo. p. 83, 96–98.

69

Carlos VII a los españoles // Los manifiestos políticos en el siglo XIX (1808–1874). Barcelona: Ariel, 1998. P. 195–196.

70

Clemente J.C. Crónica de los carlistas. La causa de los legitimistas españoles. Barcelona: Martínez Roca, 2001. P. 205.

71

Ibid. p. 205.

72

Ibid.p. 205.