Страница 3 из 10
– Нет, – сказал Игорь и крюком подхватил собачий поводок. – Я тут из-за него. Он учуял тебя за километры. Захотел прийти.
– Так мы с тобой вообще никак не связаны, – сказал Роби с облегчением.
– Мы с тобой? – сказал Игорь. – Вообще нет. Я чужая ложь.
Роби ужасно хотелось спросить Игоря, чья именно, но он не был уверен, что задавать такие вопросы тут вежливо. Ему хотелось спросить, что это за место такое и много ли еще тут людей кроме него (как бы каждый такой человек ни назывался, хоть бы и “ложь”), но он опасался, что и это слишком деликатный вопрос. Вместо слов он погладил Игорева пса-инвалида. Пес был милейший. Кажется, он и впрямь очень обрадовался Роби, и Роби устыдился, что не придумал для него менее болезненную и мучительную ложь.
– Автомат, – сказал он Игорю через несколько минут. – На каких монетках он работает?
– На лирах, – ответил старик.
– Тут был один мальчик, – сказал Роби. – Отнял у меня кошелек. Но если бы и не отнял – лир там не было.
– Мальчик без зуба? – спросил Игорь. – Этот говнюк у всех крадет. Даже собачий “Бонзо”[4] съедает. У нас в России такого мальчика в трусах и майке выставили бы на снег и пустили бы обратно, только когда он бы уже весь посинел. – Игорь указал крюком на свой задний карман: – Там внутри есть несколько лир. Возьми, подарок от меня.
Смущенный Роби вытащил монетку в одну лиру у Игоря из кармана, поблагодарил и попытался предложить взамен свои часы “свотч”.
– Спасибо, – улыбнулся Игорь, – но для чего мне пластиковые часы? А кроме того, я никогда никуда не спешу. – Заметив, как Роби прикидывает, что бы еще ему предложить, Игорь поспешил его успокоить: – Я и так у тебя в долгу. Если бы не твоя ложь про собаку, я бы тут был совершенно один. Так что мы в расчете.
Роби быстро захромал обратно к торговому автомату. Нога еще болела, но уже меньше. Роби сунул лиру в автомат, глубоко вдохнул, закрыл глаза и рванул рукоятку.
Он обнаружил, что растянулся на заднем дворе своего старого дома. Первый утренний свет уже красил небо в оттенки темно-синего. Роби вытащил судорожно сжатый кулак из глубокой дыры, а когда разжал – обнаружил внутри красный шарик жвачки.
Прежде чем отправиться в обратный путь, он вернул камень на место. Он не стал задаваться вопросом, что именно произошло с ним там, в дыре, – просто сел в машину, дал задний ход и уехал. Красную жвачку он положил под подушку – для мамы, если она снова придет во сне.
В первые дни Роби еще очень много думал про это все – про то самое место, про собаку, про Игоря, про всякую другую ложь, с которой ему, к счастью, не пришлось встретиться. Была одна странная ложь, которую он однажды рассказал Рути, своей бывшей девушке, когда не пришел на пятничный обед с ее родителями, – ложь про его племянницу, которая живет в Натании, и ее агрессивного мужа, который пригрозил ее убить, – Роби, мол, пришлось туда поехать и их успокаивать. До сих пор он не знает, зачем сочинил эту уродливую историю. Может, думал, что чем сложнее и изворотистее будет ложь, тем скорее ему поверят. Есть люди, которые, не явившись на пятничный обед, просто говорят, что у них болела голова, но из-за этих его россказней теперь неподалеку, в какой-то дыре, живут сумасшедший муж и избиваемая жена.
К дыре он не возвращался, но кое-что из пережитого не желало уходить. Сперва он еще продолжал лгать, но теперь это была белая ложь, в которой не бьют, не хромают и не помирают от рака. Он опоздал на работу, потому что должен был полить цветы у тети, которая уехала в Японию навестить своего преуспевающего сына; он не пришел на брит-милу, потому что у него под самой дверью окотилась кошка и надо было позаботиться о котятах. Всякое такое. Но проблема в том, что сочинять белую ложь оказалось гораздо сложнее. По крайней мере, чтоб звучала правдоподобно. И вообще, когда рассказываешь людям плохое, они сразу покупаются, плохое для них нормально. А когда измышляешь хорошее, люди настораживаются. Так что потихоньку Роби стал лгать меньше. В основном от лени. А еще он со временем стал меньше думать о том месте. О дыре. Вплоть до того самого утра, когда услышал, как в коридоре Наташа из бухгалтерии разговаривает с директором отдела. Она просила директора о нескольких днях срочного отпуска, потому что у ее дяди Игоря случился инфаркт. Несчастный человек, вдовец-неудачник, в России попал в аварию и потерял обе руки, а теперь еще и это, а он совсем одинок и беспомощен. Директор отдела утвердил ей отпуск, Наташа зашла к нему в кабинет, взяла свои бумаги и вышла из здания. Роби последовал за ней до машины. Когда Наташа остановилась, чтобы достать из сумки ключи, он тоже остановился. Она обернулась.
– Ты работаешь в закупках, – сказала она. – Помощник Згури, верно?
– Да, – кивнул Роби. – Меня Роби зовут.
– Н-н-ну, Роби, – сказала Наташа с раздраженной русской улыбкой, – тебе чего? Нужно что-нибудь?
– Это по поводу твоей лжи, ну, директору отдела, – пробормотал Роби. – Я его знаю.
– Ты шел за мной до самой машины, чтобы обвинить меня в том, что я лгунья? – процедила Наташа.
– Нет, – заторопился Роби. – Я не обвиняю, честно. Это супер, что ты лгунья. Я тоже лгу. Просто этот Игорь, из твоей лжи, – я его видел. Золотой мужик. А ты – уж прости, что я это говорю, – ты уже напридумывала ему достаточно горя. Так я просто хотел сказать, что…
– Ты не подвинешься? – холодно перебила его Наташа. – Ты не даешь мне дверцу открыть.
– Я знаю, что это звучит дико, но я могу доказать, – занервничал Роби. – У него нет глаза, у Игоря. То есть глаз есть, но один. Однажды солгала, что он глаз потерял, так?
И Наташа, уже садясь в машину, замерла.
– Ты это как раскопал? – спросила она подозрительно. – Ты со Славой дружишь?
– Не знаю я никакого Славы, – тихо сказал Роби, – только Игоря. Реально, если хочешь, я могу тебя к нему отвести.
Они стояли на заднем дворе. Роби лег на влажную землю, сдвинул камень и сунул руку в дыру. Наташа возвышалась над ним. Он протянул ей свободную руку и сказал:
– Держись крепко.
Наташа смотрела на мужчину, распластавшегося у ее ног. Тридцать с чем-то, симпатичный, в поглаженной и чистой белой рубашке, которая теперь стала гораздо менее чистой и поглаженной, одна рука засунута в дыру, щека прижата к земле.
– Держись крепко, – повторил он, и, протягивая ему руку, она невольно спросила себя, почему ей всегда попадаются больные на голову. Когда он начал нести чушь около машины, она подумала, что это, может быть, такой юмор в духе сабров, что-то вроде “Фисфусим”[5], но теперь поняла, что этот парень с мягким взглядом и смущенной улыбкой действительно больной на голову. Его пальцы крепко обхватили ее пальцы. На секунду Роби и Наташа замерли, он – распростершись на земле, она над ним, слегка наклонившись, глядя на него растерянно.
– Окей, – прошептала Наташа нежным, почти медсестринским голосом. – Вот мы держимся за руки. Что теперь?
– Теперь, – сказал Роби, – я крутану рукоятку.
Игоря им пришлось искать долго. Сначала они встретили какую-то волосатую горбатую ложь, видимо сочиненную аргентинцем и не говорившую ни слова на иврите, а потом Наташину ложь, но другую – занудного религиозного полицейского: он потребовал, чтоб они остановились и предъявили документы, но никогда не слышал об Игоре. В конце концов им помогла избиваемая племянница Роби из Натании. Они застали ее за кормлением котят из последней лжи Роби. Игорь не попадался этой племяннице уже несколько дней, но она знала, где можно разыскать его пса. А пес, вылизав Роби лицо и руки, был только рад проводить их к постели своего хозяина.
Игорь был в плохом состоянии; кожа его совершенно пожелтела, и он обливался потом. Но, увидев Наташу, просиял широченной улыбкой. Он ужасно обрадовался, что она пришла его навестить, – он даже настоял на том, чтобы встать и обнять ее, хоть и с трудом держался на ногах. Когда он обнял Наташу, она начала плакать и просить прощения, потому что этот Игорь, хоть и был ложью, все-таки приходился ей дядей. Вымышленным дядей, но все-таки дядей. А Игорь сказал, что ей не за что извиняться и что жизнь, которую она для него придумала, может, и не всегда была легкой, но он наслаждается каждой минутой, и волноваться нечего: по сравнению с крушением поезда в Минске, ударом молнии во Владивостоке и нападением стаи бешеных волков в Сибири этот инфаркт – мелочь. А когда Наташа и Роби вернулись к торговому автомату, Роби кинул в щель монетку в одну лиру, взял Наташу за руку и попросил ее повернуть рукоятку.
4
“Бонзо” – дешевая израильская марка собачьего корма.
5
“Фисфусим” – израильская телепередача на Десятом канале, в которой ведущие разыгрывают случайных прохожих.