Сентябрь

Если в Крое не было Эдмунда, значит, Арчи был в Балнеде, если же мальчиков не было ни в том, ни в другом доме, это означало, что они бродят по холмам с ружьями и собаками — охотятся на зайцев и кроликов или же помогают Гордону Гиллоку выжигать вереск и поправлять скрадки. Или они на озере, а может, ловят в темных заводях форель или играют в теннис, катаются на коньках. Неразлучные друзья. Братья.

Но братьями они все же не были, и жизнь развела их. Эдмунд был очень способный мальчик, быть может, куда более способный, чем его отнюдь не бесталанные родители. Что касается Арчи, то он никакой склонности к наукам не проявлял.

Эдмунд, пройдя все ступени образования, с отличием окончил Кембридж, и его, подающего надежды молодого экономиста, незамедлительно пригласили работать в престижный банк в Сити.

Арчи, отнюдь не стремившийся к скучной работе в Сити, решил податься в армию. Достигнув призывного возраста, он предстал перед комиссией и с грехом пополам прошел собеседование. Скорее всего, комиссию, состоявшую из четырех старших офицеров, подкупили его дружелюбный характер и твердая убежденность, что его предназначение — армейская жизнь, и они решили не обращать внимания на более чем скромный школьный аттестат новобранца.

Арчи прошел обучение в Санхерсте, был зачислен в Королевский шотландский полк и отправлен проходить службу в Германии. Эдмунд остался в Лондоне. Он стремительно продвигался по служебной лестнице, и это никого не удивляло. Через пять лет его переманила к себе могущественная «Сэнфорд Каббен». В положенное время Эдмунд женился, и это романтическое событие добавило еще более блеска его персоне. Вайолет вспомнила, как под руку с сэром Родни Черитоном она шла по длинному проходу церкви Святой Маргариты в Вестминстере и в какой-то момент поймала себя на мысли, что в глубине души надеется, что не аура богатства, окружавшая Каролину, прельстила ее сына.

Ну а теперь колесо фортуны сделало полный оборот, и оба снова оказались в Страткрое: Арчи в Крое, Эдмунд в Балнеде. Взрослые мужчины, все еще друзья, но не такие близкие, как прежде. Много чего случилось с обоими за эти годы, и хорошее было, и горестное. Слишком много лет утекло, точно вода под мостом. Они стали совсем разными людьми: один — очень богатый бизнесмен, второй — неудачник, еле сводящий концы с концами. Но вовсе не потому былая сердечность сменилась просто вежливыми добрососедскими отношениями.

Братских чувств друг к другу они уже не питали.

Вайолет прерывисто вздохнула.

— Не вздыхайте так, Ви. Ничего страшного ведь не случилось, правда?

— Да нет, конечно, ничего страшного.

У Арчи своих бед хватает, она не станет преувеличивать свои огорчения.

— Меня беспокоит Алекса. Мне кажется, она очень одинока. Работой она довольна, у нее очень милый дом, и леди Черитон оставила ей достаточно, чтобы она безбедно жила хоть до ста лет. Но, боюсь, Алекса живет скучно, ни знакомых, ни развлечений. Мне кажется, она считает, что она слишком простая, скучная, непривлекательная для мужчин девушка. Она не уверена в себе. Когда Алекса уехала в Лондон, я очень надеялась, что она заживет самостоятельной жизнью и у нее появятся друзья — ее сверстники. Но она поселилась на Овингтон-стрит и стала чем-то вроде компаньонки для своей бабушки. Хоть бы встретила какого-нибудь симпатичного, порядочного мужчину, и он женился бы на ней. Ей нужен муж, который заботился бы о ней, ей нужны дети. Алекса рождена для того, чтобы растить детей.

Арчи слушал сочувственно. Он, как и все, любил Алексу.

— Потерять мать в таком нежном возрасте… может, мы не до конца понимаем, какая это была для нее тяжелая травма, — сказал он. — Может, из-за этого она чувствовала, что не такая, как другие дети. Чувствовала свою обездоленность.

Вайолет задумалась.

— Может быть, и так. Только Каролина была не слишком заботливой и любящей матерью. Она мало времени уделяла Алексе. Девочкой занималась Эди. Это она окружала Алексу любовью и заботой, и Эди никуда не исчезла, она всегда была рядом.

— Но вам ведь нравилась Каролина…

— Да, нравилась. Отношения у нас были самые хорошие, и я считала, что Эдмунд должен быть доволен своей женой. Но она была какая-то закрытая, холодная, замкнутая. Иногда я гостила у них в Лондоне. Каролина принимала меня очень радушно, она знала, что для меня большая радость побыть с Алексой и Эди. Я и радовалась, но никогда не чувствовала себя по-настоящему дома. Знаешь, я не люблю город. Улицы, дома, машины давят на меня, и у меня начинается что-то вроде клаустрофобии. Но не только в этом было дело. Каролине не хватало открытости, простоты. Что-то мне мешало, нельзя было просто посидеть, поболтать с ней. Когда мы оставались наедине, мне каждый раз стоило неимоверных усилий поддерживать разговор, а ты ведь знаешь, при желании я могу заговорить кого угодно. Мы с ней то и дело замолкали, но не так, как бывает между друзьями, когда можно и помолчать. В эти паузы я начинала усиленно ткать свой гобелен… — Ви бросила взгляд на Арчи. — Я говорю глупости или ты понимаешь, что я пытаюсь тебе объяснить?

— Понимаю. Я плохо знал Каролину, видел ее всего несколько раз, и каждый раз испытывал неловкость, не знал, куда девать руки и ноги, они словно вырастали на лишний метр.

Вайолет даже не улыбнулась в ответ на это признание, мысли ее были заняты Алексой. Она молчала.

Они уже доехали до середины подъема и приблизились к повороту на Пенниберн. Тут в ограде был проем. Ворот не было, просто прогалина в стене. «Лендровер» въехал в этот проем и сотню ярдов или около того проехал по гудронированной дороге, окаймленной зелеными полосами аккуратно подстриженного газона и буковой изгородью. В конце дороги открывался довольно просторный двор, на одной стороне которого стоял небольшой белый дом, а на другой — гараж на две машины. Двери гаража были раскрыты, там виднелась машина Ви, и немного в стороне — газонокосилка, тачка и прочий садовый инвентарь. За гаражом зеленела лужайка, где были натянуты веревки для сушки белья. Сегодня на них колыхалось под ветерком белье — утром Ви успела постирать. У входа в дом стояли две деревянные кадки с розовыми гортензиями, вдоль стен пышно разрослась лаванда.

Арчи подкатил к дому и выключил мотор, однако Вайолет не собиралась вылезать — она еще не договорила.

— Не верю, что потеря матери и есть причина неуверенности Алексы в себе. И не то, что Эдмунд женился во второй раз и у Алексы появилась мачеха. Вирджиния — само внимание и забота, она неизменно ласкова с Алексой, а рождение Генри не вызвало у девочки ничего, кроме радости. Не было ни малейшего намека на ревность.

Упоминание имени Генри всколыхнуло в Вайолет еще одно беспокойство.

— Вот и Генри мне жаль. Боюсь, Эдмунд намерен настоять на своем и отправить мальчика в Темплхолл, но он еще не готов к жизни в интернате. Да и Вирджиния — что будет с ней, если Генри уедет. Он — вся ее жизнь, и, если его оторвут от нее против ее воли, боюсь, она уйдет от Эдмунда. Он почти совсем не бывает дома. Целые недели проводит в Эдинбурге или где-то на другой стороне земного шара. Вряд ли это способствует семейному счастью.

— Но ведь Вирджиния знала, что так будет, когда выходила за Эдмунда. И зря вы беспокоитесь, Ви. Темплхолл — хорошая школа, и директор, Колин Хендерсон, очень приятный и добрый человек. Я вполне доверяю этой школе. И Хэмишу там нравится, он себя прекрасно чувствует.

— Хэмиш совсем другой, он уже в восемь лет мог сам о себе позаботиться.

— Это верно, — не без гордости согласился Арчи. — Он умеет за себя постоять.

Вайолет пришла в голову еще одна страшная мысль.

— А они там не бьют маленьких мальчиков?

— Упаси Боже! Самое тяжелое наказание — это когда сажают на деревянный стул в холле. Почему-то самые непокорные сорванцы начинают страшиться гнева Божьего.

— Рада слышать. Это чудовищно, когда маленьких детей бьют. И глупо. Дети начинают ненавидеть и бояться тех, кто их бьет. Куда разумнее наказывать их сидением на жестком стуле, тем более, если они уважают, а может, и любят учителя, который назначил им такое наказание.