Страница 7 из 20
– Слышали, он отказался общаться с прессой.
– Да где это видано?! Ну, никогда ж такого не бывало!
– Это чего выходит, мы с камерами зря тут ошивались?
– Узнать бы кто купил интервью.
– Да частный издатель какой-нибудь… мало ли у нас крысятников…
– До последнего будем караулить.
– Щас погоди, его директор выйдет – всех попрёт. Он же сразу сказал, никаких записей не будет, у Льва Валентиновича важная встреча.
Внутри сердитой пчелиной семейки, зажёванный возбуждённой толпой стоял один спокойно сосредоточенный человек с живым фанатичным взором – Соловейчик. Он стоял – верил в меня, в Шафрана и ждал.
После часа томительного ожидания, к страждущим вышел седой человек с лицом прожжёного карточного шулера. Одним еле заметным кивком в мою сторону, повелел охране пропустить только меня. Гигантские волны ненависти и зависти выплеснули меня в другую жизнь.
От беспорядка в комнате не осталось и следа. Исчез ярмарочный ворох костюмов, от горы апельсинов остался лишь едва уловимый тонкий свежий аромат. Яркий свет заменила одна тлеющая настольная лампа. Цветы без разбору были поставлены по нескольким вёдрам. На гримёрном столике сидели, подаренные поклонницами мягкие игрушки, остывал чай в большом бокале. На диване обмякший, расслабленный полулежал Шафран и нежно теребил свой амулет на толстой цепочке. Поблёкший, ставший обыкновенным, будничным, как сосед из квартиры напротив:
– Пожалуйста, проходите. Я не мог дождаться момента, когда мы останемся одни.
Седовласый пронзил меня насквозь взглядом опытного каталы, еле сдерживая усмешку, молча удалился, бесшумно прикрыв за собой дверь. Я осторожно присела на край диванчика. Мы оказались совсем рядом, как давние друзья.
– Вам что-то нужно, чтобы начать сеанс немедленно? Хотите чаю? Элитный…
– Нет, спасибо. Я так попробую. Вы не левша?
– Нет, я обыкновенный.
– Тогда сначала левую руку – на ней – что судьбой записано. А на правой то, что вам удалось изменить своей волей, действием в течение жизни.
Я взяла его холёную ладонь, теперь она была тёплой, близкой, родной и совсем не звёздной. Дверь в информационное поле не нужно было открывать пинком. Она распахнулась сразу. И я увидела напуганного страдающего человека, от которого все чего-то хотят, а он никому не может ничего дать, он даже своей жизнью не управляет. Такая же марионетка, и все нити тянутся вверх. И ещё бесконечные переезды, круговерть лиц, городов, поездов и на этом фоне – страдания, страдания, страдания живого безответно любящего сердца…
Я говорила ему, говорила обо всем, что вижу: трудоголизм и затюканное детство, наличие глупых фобий и даже то, что его огромная, как небо, неразделённая любовь одного с ним пола. Не утаивая ни малейшей подробности, даже то, что ему так и не ответят взаимностью. Узнать о том, что его используют, но не любят, было бы для него слишком жестоко. Шафран впивался в меня своими проникновенно-грустными, всё понимающими глазами. Будто пил и не мог напиться:
– Да, вы правы. Всё так. Всё так. Но что же мне делать? Он собирается жениться, я в отчаянии!!!
С какой лёгкостью в этот момент я могла бы поддеть на самый элементарный знахарский крючок беззащитного в своей обнажённости, полностью доверившегося мне человека. Воспользуйся! И звёздный олух твой на веки вечные! – шептал всё тот же омерзительный, скользкий, эгоистичный червь, что раздувался теперь до размеров удава, мечтающего проглотить слона.
Ну, ты же знаешь, что сейчас нужно говорить Шафрану: «Случай непростой, много сил сопротивляется вашему совместному счастью. Возлюбленного вашего приворожила коварная женщина. Но помочь можно. И я готова в первое же полнолуние приступить к лечению». А дальше хоть верёвки вей. Беспроигрышный вариант. Шафран впился в своего избранника по-полной, в той же степени он будет нуждаться в тебе. Поначалу изредка наезжать на сеансы. После твоих советов, конечно же, появятся положительные изменения в отношениях. И дело пойдёт. Влюблённые ведь до того глупы, что принимают желаемое за действительное. Знаменитость в твоих руках. Ты можешь подбить его на что угодно. Разводить лоха на деньги бесконечно, стать лучшим, незаменимым другом и советчиком, даже руководителем. Недаром так откровенно подозрительно на тебя поглядывал его ушлый директор. Вы сможете жить в одной квартире. Он может запросто жениться на тебе для возбуждения прилива новых чувств у предмета страсти на основе самого беспроигрышного раздражителя – ревности. И ты с лёгкостью будешь вертеть им бесконечно…
Подожди! Вдруг возопил, как белый медведь в жару, светлый духовный оппонент хитроумного шептуна. Что ты делаешь? Неужели тебе не жаль этого милого, так искренне, отчаянно влюблённого человека, а ведь ты всегда называла его своим любимым певцом. Подумай, доставит ли тебе удовольствие обманывать и помыкать? А совместная жизнь… ты только представь на минутку…
На людях вечный визуальный раздражитель – предмет всеобщей жгучей бабской зависти. В постели – бесчувственный манекен, только внешне похожий на живого человека. А так же дружелюбный, но несгибаемый товарищ (и ничего больше!) при свете дня. Вскоре ты начнёшь его ненавидеть… и мстить. Жить невыносимо. Ты же это понимаешь? Насильно мил не будешь. Невозможно заставить любить, желать, дорожить… Как заслужить любовь? Стать его хорошей привычкой? Смиренно нести с собой по жизни горький ком осознанной нелюбви страстно желанного человека… и постепенно превращаться в развалину, ведь горькое это знание будет медленно, но верно разрушать изнутри… У вас нет совместного будущего, но у каждого по раздельности оно прекрасно!
Вдруг в голове отчётливо всплыл знакомый до боли образ Павлика с его неизменными прогулками в парке каждую субботу, ежедневными супчиками и воскресным рыбным пирогом, завтраками-ужинами, где он и сыра сверху натрёт на мелкой тёрочке, и зелёный листик петрушки приладит на каплю красного кетчупа. «У нас с женой – разделение труда. Я готовлю, она ест, я мою посуду!» И радостный такой…
Вот и сейчас в моих мыслях он пылесосил, старался, сопел. Молодой ещё совсем, а брюшко уже отчётливо наметилось, и лысинка ранняя потихоньку пробивается. И чего, скажите на милость, ковёр елозить каждый день? Неужели поинтереснее занятия найти нельзя?
Хочешь так же? Давай грузи знаменитые уши. Он готов. Впился в тебя, не дыша. Будешь ему пожизненным Павликом, соратником по партии, другом и братом… но звездой пленительного счастья – никогда! Мне вдруг так стало горько и обидно за себя и за моего брошенного, не заслуженно обиженного, но такого родного и самого хорошего на свете Павлика. Я набрала побольше воздуха в лёгкие и решилась сказать моему дорогому клиенту горькую правду о его самом животрепещущем вопросе. Как в омут с головой:
– Невозможно заставить любить, желать, дорожить… Как заслужить любовь? Стать хорошей привычкой? Смиренно нести с собой по жизни горький ком осознанной нелюбви страстно желанного человека… и постепенно превращаться в развалину, ведь горькое это знание будет медленно, но верно разрушать изнутри… Вскоре вы начнёте его ненавидеть… и мстить. Жить невыносимо. Насильно мил не будешь. У вас нет совместного будущего, но у каждого по раздельности оно прекрасно!
– Без божества,
Без вдохновенья,
Без слёз, без жизни, без любви…
Сплагиаздил у кого-то, не помню…
Он посмотрел безумными, полными боли глазами Ивана Грозного, только что убившего своего сына, точь-в-точь как с картины Сурикова:
– Я вам так признателен! Спасибо вам огромное от всего сердца, я никогда не забуду вас… Как я могу отблагодарить?
– Там в коридоре стоит чудесный, талантливый мальчик. У него необыкновенно чистый голос! Поверьте – сама слышала. Он очень нуждается в вашей помощи. Пожалуйста, помогите ему!
– Ну, что ж… Таланту нужно помогать, бездарности пробьются сами!