Страница 7 из 12
Неожиданно современной предстает в романе и любовь, выразительно прописанные любовные сюжеты поражают в этом историческом повествовании, пожалуй, больше всего. Может быть, как раз из-за того, что слишком разные в этот дикий край попадают люди, разных верований и житейского уклада, – нет единого свода правил для их бытования, (как, предположим, в викторианскую эпоху в Англии). Поэтому и любовь расцветает не зашорено, свободно. Все любовные истории в "Тоболе" потрясают внутренней правдой и психологизмом, женской раскрепощенностью.
…Остяк продает Айкони, одну из дочек-близняшек, юную, чистую, талантливо сведущую шаманскому искусству, русским воякам. То, что она переживает, невозможно даже представить. Но переживает, как зверушка, которая пока жива – живет, унижения и насилие ожесточают, но не убивают в ней душу, тягу к любви. На невольничьем рынке ее выкупает семья Ремезовых, добрых хороших людей. Отмыли, приодели, накормили. Нечаянно она встречает в этом доме пленного шведа Табберта, который из уважения к хозяевам погладил по головке служанку – и тут же в ответ на жест вспыхивает страстная любовь… И она, на взгляд этого европейца – варварка, оказывается выше его, честнее и чище в своей безоглядной любви. Она даже дом своих хозяев и благодетелей ради него поджигает, уносит для него ту самую ценную карту. Ничего нет выше такой страсти! А он, просто удовлетворяющий физиологические потребности, вызывает у читателя брезгливое презрение. И у Айкони в конце концов – тоже. Трансформация чувств у женщины таких далеких времен, в такой глухомани, не просто потрясает, благодаря мастерству писателя, этому преображению веришь.
В этом романе много историй безответной любви, но тот, кто любит, в силу своей безоглядной и самоотверженной преданности, вызывает восхищение. Это может быть и сосланный в Сибирь шляхтич, и старшая жена в гареме бухарца, и "таежный тюльпан", трогательная девочка-остячка. Не будь этих историй, роман потерял бы большую долю своей привлекательности и жизненной убедительности. А всерьез рассказанные чудеса, которые творят таежные духи и боги, верь в них или не верь, придают повествованию особый колорит и новую художественную окраску.
Кстати, это очень характерно вообще для романов Алексея Иванова. Он свободно вводит в повествование элементы фэнтези, и современный читатель в силу достаточного образовательного уровня так же легко распознает сказку и быль, они друг другу и ему не мешают. И читабельность, привлекательность сложной эпопеи, благодаря этому сказочному элементу, повышается.
Очень сильно впечатляет перенаселенность диких северных территорий, – какими они предстают в живописных романах Иванова. Оказывается, не только советские вожди ссылали в те края каторжан по всем уголовным и политическим статьям. Эта практика существовала в государстве ровно столько, сколько оно существовало, во все времена! И оно озадачено этим до сих пор – иначе, что означает инициатива сегодняшних властей оделить всех желающих дальневосточным гектаром? Так и хочется размазать, как масло по бутерброду, имеющееся население по всей необъятной территории! У ближних соседей Сибири людских ресурсов явно больше, и они потихоньку перетекают на российские богатые земли. Как с этим быть?
Даже в стародавние времена ясно было, что северные территории – богатство, которым следует дорожить. Помните утверждение Ломоносова, что "Российское могущество будет прирастать Сибирью"? А уж после проведенной в советское время повсеместной геологоразведки – это и вовсе аксиома! И как же это богатство удержать, чтобы не уплыло в чужие руки? Охотников-то до него немало!
Иванов в "Тоболе" рассказывает о строительстве крепостей, храмов, о миссионерском насильственном движении. Явных и скорых плодов эта мера не дает, но для тех времен это – действенный путь. К нему возвращаться, крепить государство православием в нашей по-прежнему многоконфессиональной стране? Или утверждать, что Россия – страна православная с религиозными меньшинствами и малыми верованиями? И этот вопрос оказывается актуальным!
Проблематика романа многогранна: вопросы нравственности, соотношения добра и зла, власти и подчинения, гражданского самосознания и предательства, ответственности за свое дело перед вечностью – и сиюминутными расчетами. Роман огромен даже не по размерам, а по содержанию, осмыслить его и воспринять не так-то просто.
Но я категорически не согласна с критиками, которые обвиняют Иванова в том, что он просто вывалил на читателя массу фактов, событий, героев. Да, архитектура его произведения сложна, требует вдумчивого постижения, но обретенное в результате богатство того стоит.
Есть произведения, к которым не худо возвращаться и по мере собственного созревания. Книга ведь пишется не только для развлечения, но и для умственной работы. Иванов в своем романе – пеплуме "Тобол" дает для этого хорошую пищу.
"Повелитель мух" Голдинга и Толпа
«Чу́дище о́бло, озо́рно, огро́мно, стозе́вно и ла́яй» – и это – ТОЛПА!
Мне она внушает ужас. Если нормальному разумному человеку никогда не придет в голову бить витрины и крушить автомобили, поджигать дома и топтать все живое, то в толпе он может проделать всё это вдохновенно, на подъеме, ужасаясь и восхищаясь тем, что творит. Потому что в толпе силы умножаются многократно, а разум, чувство ответственности, отсутствуют напрочь. Или они делегированы некому объединяющему началу: я – как все! Толпа – великая разрушительная сила и никогда не бывает созидательной.
Во все времена на нее опирались лихоимцы, чтобы сместить власть. Давеча я полистала "Жизнь двенадцати цезарей" Светония, очень поучительное и увлекательное чтение! Хоть многие из императоров и утверждали, что власти своей обязаны родству с богами, на самом деле они добивались ее при помощи умело сведенной с ума толпы. (Напомню, Гай Светоний Транквилл писал о современниках, и было это ровно две тысячи лет тому назад). Прием многократно опробован, тысячекратно использован и пользуется популярностью поныне, в революциях, которые называются "цветными", и которые вроде как бы изобретение нашего времени.
Ничего подобного, бессовестный плагиат!
Технология эта – стара, как человеческая цивилизация! Революцию и порыв толпы то воспевали, как неизбежный инструмент обновления государства, то обличали и предавали анафеме, как дикую разрушительную силу. Изменилось только одно: если раньше романтически настроенные юноши готовы были поднять толпу на бой с собственным государством, то ныне умудренные жизнью мужи используют эту дьявольскую силу на чужой территории, якобы для борьбы с тиранией… Но толпа – как орудие – должна быть местной, так сказать, из аборигенов.
На своей территории с толпой расправляются грамотно и продумано: существует целая наука, как ее охладить из водометов, рассеять с дымом, разделить на потоки, усмирить дубинками и резиновыми пулями. Работает безотказно.
У организаторов появились тоже вполне современные средства, как толпу собрать, настроить, вооружить лозунгами и оружием, обеспечить средствами гласности, умножить ее убойную разрушительную силу, стимулировать…
Все приемы стары, как мир: многоголовой гидре надо хлеба и зрелищ, идею для порыва и слоганы! Результат обеспечен. Чуть не сказала – положительный! Но он всегда негативный…
С чего вдруг я о страшной и разрушительной силе толпы?
Свою самую первую книгу английский современный классик и великий пессимист в оценке Человека Уильям Голдинг написал именно об этом. Очень важно знать, как это произошло.
Он родился в 1911 году в семье учителя. Окончил Оксфорд, преподавал английский язык и философию. Немного актерствовал, немного баловался стихами, в свое время женился. В годы войны служил во флоте, был даже награжден. Всё очень благопристойно! И, будучи уже вовсе не молодым человеком, вдруг написал роман. Вот как он сам об этом повествует: