Страница 4 из 22
Нечто похожее с ней уже было. Покидая Сар, она была уверена, что теперь-то вольна распоряжаться собственной жизнью как хочет. Впрочем, чувство это отягощалось пониманием зависимости от многих людей: капитана, герцога, который то ли согласится, толи не согласится принять её на службу… А сейчас она, наконец, совершенно, абсолютно, по-настоящему свободна. Уедет она или останется с Мартой и девочками из монастыря святой Урсулы, выберет ли мужа или предпочтёт одиночество – всё зависело только он неё.
А ведь она сперва досадовала на внезапно объявившееся наследство: мол, куда ей такая громадина, что с ней делать? Но ведь замок – это не просто стены и башни: это отчий дом Алекса, кров, что помнит его младенческую поступь. Придёт время – и каждой ступенькой, каждым окном, изгибом перил, покоем библиотек и уютом спален он будет напоминать ей о том, кто с ней всегда, даже после кончины.
Наверное, они правы – и Изольда, и этот старичок. Ведь, положа руку на сердце, Доротея и сама подумывала о том же, но каждый раз упорно гнала прочь мысли, казавшиеся ей крамольными. А теперь, получается, ей надо просто решиться.
И открыть новую книгу.
…Свеча с чистым фитилём горела долго, до утра, и потом, следующие сутки, и следующие. Пока её, с поклонами и благоговением, не поместили в особый фонарь, поставив рядом с Дароносицей в соборе Серафима Эстрейского. Но Доротея об этом уже не знала. Так уж люди устроены: куда чаще они приходят в храм за утешением, а обретя оное, окунаются в новую жизнь, забыв о терзающих когда-то душу сомнениях. Неугасимый светоч горел для тех, кто явится ещё к нему за утешением и советом. И пламя его оставалось чистым, как душа Александра Смоллета, наконец обретшая покой.
***
День, которого Марта боялась до дрожи, наконец, настал.
Стоило ей открыть глаза, как холодная постель, без вмятины в перине, остающейся обычно после большого и жаркого тела герцога, напомнила, что Жильберта д'Эстре нет с ней рядом; нет не только дома, но и в самой столице, и что через два-три дня он вообще достигнет границы провинции, где ждёт его разбирательство спора с мятежной королевой эльфов, и, как знать, скоро ли оно закончится. Муж уехал – и оставил её на хозяйстве, а ей теперь хоть вслед беги: и соскучилась за ночь, и боится даже подумать, что теперь она здесь за главную. Шутка ли – государственные дела! Хоть Жиль и твердил, что многого от неё не требуется, разве что утвердить или запретить что-то, так ведь на утверждение могут подсунуть и смертный приговор. А запретить попросят какое-нибудь понижение или повышение цен, и кто знает, как это для простого люда обойдётся?
«Не бойся. Самое главное – не бойся» – твердил Жильберт перед отъездом. Громадный вороной жеребец приплясывал рядом, едва сдерживая нетерпение, словно плиты мощёного двора Гайярда жгли ему копыта. Небольшой отряд сопровождения-свиты тактично поджидал государя у ворот южной башни – не парадного въезда, поскольку отъезд был назначен неофициальный, «тихий».
«Любовь моя, да ведь все мужья рано или поздно покидают дом по делам, и мир до сих пор не рухнул. Хотя далеко не у всех такие умные и славные жёнушки». Герцог поцеловал Марту в лоб, по-отечески. (Не отечески, а вполне супружески они уже, увы, попрощались). «Помни: рядом с тобой Максимилиан. Слушай его, доверяй, как я доверяю. Поглядывай на Доротею, особенно во время приёмов и встреч с просителями, если таковые случатся, она прекрасно держится в обществе. Почаще общайся со своей новой подругой Фатимой: у неё большой опыт ведения дома, ведь господин Суммир постоянно в разъездах, а они с матушкой управляли и домом, и делами, без советников, кстати. Чем ты хуже? Провинция, конечно, не лавка и не поместье, но везде живут такие же люди, подчиняются одним и тем же законам, а главное – помнят, что власть дана от Бога. А потому уважают эту власть и почитают. Ты умная девочка; не подумав, не ляпнешь, вот так и действуй: выслушивай, не стесняйся спрашивать, и не торопись с решением, даже если на тебя кто-то посмеет давить. Лучше отложи что-то до моего приезда. Я вернусь – и всё доделаю».
«…И разберусь, – добавил обманчиво мягко, – с теми, кто, воспользовавшись моим отсутствием, попытается на тебя воздействовать: жалостью, или чересчур большим умом. Ничего и никого не бойся. Ты здесь хозяйка».
«Жи-иль…»
Она прижалась к его груди, не замечая, что уткнулась щекой в твёрдую гранёную пуговицу камзола.
«А ведь капитан Винсент не с тобой, как же ты без него? Кто будет тебя охранять? Я не за себя, я за тебя бою-усь…»
Сиятельный супруг нежно оттёр ей щёки. Сказал нарочито сурово:
«Запомни: люди должны видеть герцогиню сильной и стойкой. Ещё бы и величавой…»
Вздохнул.
«Ну, это со временем придёт. Провожай меня спокойно и с лёгким сердцем, и тогда я быстро вернусь, жив и здоров. А что касается Винсента… Открою тебе небольшой секрет: у него под руководством два отряда, в Роане останется один, со мной поедет второй, а сам Винс нагонит нас по дороге. Ему, в сущности, надо лишь проконтролировать состояние дел: Роанский бургомистр и его старейшины умны и расторопны, наверняка уже наладили карантин. Винсент всё проверит, потом присоединится ко мне. А уж там, в лагере я буду… Ну, пусть – под его защитой, если тебе так хочется». Он усмехнулся.
«В лагере?»
«Да, традиционно переговоры с эльфами не ведутся на земле, закованной в булыжник. И не под крышей, только под небом. Так что – раскинем шатры. Не беспокойся, о погоде приглядят их маги, это они умеют. Ну, милая…»
Он привлёк её к себе, и Марта прижалась к мужу всем телом, сминая пышные юбки и не в силах оторваться от родного человека.
« Вспомни, какой должна быть герцогиня?» – шепнул он ласково. «Ну же, голубка! Порадуй меня своей стойкостью!»
Улыбнувшись дрожащими губами, она отстранилась, заботливо поправила перевязь шпаги, лишний раз прикоснувшись супругу. Тишком вздохнула. И отступила.
Хорошо, Жиль. Всё, как ты наказываешь. Я слушаюсь тебя прямо с этого момента.
«Умница».
Улыбнувшись, он церемонно поцеловал ей руку. Похоже, ему тоже хотелось сорвать ещё одно прикосновение.
«Помаши мне вслед платком. Как прекрасная принцесса своему рыцарю».
И уехал.
…В полуоткрытую створку окна потянуло сквозняком, зеркало дрогнуло, качнувшись на срединных шарнирах, и солнечный зайчик переместился на потолок. Это было хорошо, потому что, переведя на него взгляд, Марта невольно подняла глаза и – сдержала слёзы. Герцогиня должна быть стойкой.
Постучавшись, в дверь заглянули Берта и Герда, и «принцесса» всё-таки чуть не разрыдалась. Обычно первым с утра в хозяйскую спальню заглядывал камердинер, докладывал о том, что брадобрей прибыл и ждёт. Сейчас Антуан тоже в дороге, а Марте теперь предстоит долгие дни проводить в женском царстве.
Ох. Какой там должна быть герцогиня?
И вообще. День зовёт. Муж оставил ей целый список обязательных дел, на неделю вперёд, с тем, чтобы она ежедневно выполняла один-два «пункта» обязательно. И писала бы ему каждый вечер письмо о том, как справилась: «Отчёты». Письма отправлять не нужно, чтобы не перехватили шпионы иных государств, а вот он приедет – и всё прочитает, и узнает, как тут милая жёнушка проводила время. И чтоб не скучала!
Максимилиан Фуке после завтрака должен огласить список сегодняшних дел, если они «потребуют личного участия её светлости». Марта поёжилась. А ещё – никто не отменял занятий с тётушкой Доротеей, а потом они едут к милым девочкам-урсулинкам, и не забыть ещё навестить дядю Жана с мальчиками… Но это вечером, ибо днём с тех «будет спускать по три шкуры с каждого», по его же выражению, этот странный, но такой умный королевский шут. Он теперь при Мастере Жане, как при ней – Доротея. Тоже воспитывает и обучает. Ну, хоть не ей одной зубрить геральдику и историю благородных семейств…
Семейств…
Что-то с этим словом было связано. Кажется, что-то написано в том задании, что ей оставил Жиль.