Страница 5 из 5
В лице Бэкона наука еще не победила схоластику, а только обособилась от нее. В лице Ньютона и Лейбница наука начала отвоевывать свое достояние, и Свифт по-своему увлечен их борьбой. Он был, как уже говорилось, большим знатоком и любителем античности, а античная наука меньше всего была эмпирична. Напротив, она смыкалась с философией, даже со сказкой, и создавала своего рода "теоретический задел". Напрасно думают, что опережение наукой практики - исключительный признак XX века. Наука и практика всегда шли вперегонки с переменным успехом. И увлечение античностью помогало Свифту выискивать интересное и перспективное в опережающей науке его дней.
Но он тут же спохватывается. Он вспоминает, что достигнутое в античности было скомпрометировано в средние века.
Был скомпрометирован сам принцип опережения. Что касается Ньютона, то его теории кажутся Свифту тем подозрительнее, что он знает о крайней религиозной ортодоксальности в нетерпимости - не будем говорить мракобесии - Ньютона. Это и превращает роман Свифта в своеобразную "антифантастику" по отношению к предшествующей фантастикe сказке. Тут уж Свифт не щадит никого - даже своих учителей, античных авторов.
Впрочем, Свифт был не только замечательным автором парадоксов. Его "Путешествия Гулливера" - сами по себе явление парадоксальное. Как ни велик разоблачительный пыл Свифта, ахиллесовой пятой автора становится его гениальность. "Антифантастика" по отношению к предшествующей фантастике оказывается зерном - да нет, не зерном, а крепкими ростками - будущей научной фантастики. Ведь не кто иной, как Свифт, ввел в художественное произведение положения современной науки. И если сатира Свифта распространяется и на самое науку, это исторически объяснимое недоразумение не должно нас смущать. Новые литературные жанры нередко вызревают в пределах пародии. Сервантес хотел своим "Дон-Кихотом" погубить рыцарский роман, а вместо этого создал образец для романа в нашем понимании слова - с помощью своего ученика Генри Фильдинга, жившего сто лет спустя.
Свифт добился того же с помощью своего ученика Герберта Уэллса. Уэллса иногда называют Свифтом двадцатого века.
Но, может быть, разумнее назвать Свифта Уэллсом восемнадцатого. Он создал научно-фантастический роман самого современного типа - роман о кардинальных поворотах в науке, роман, где научное и социальное связано неразрывно.
Признать его научным фантастом долго мешало то, что даже современные романы такого типа мы отказывались признавать за научную фантастику, если просто не отказывались признавать за ними право на существование.
Правда, Свифт ограничен своим временем. Но не он один.
И нам остается лишь согласиться с тем, что Свифт был-научным фантастом. Великолепным. Достойным того, чтобы у него поучиться.