Мертвопись

Поскольку Лев и Станислав были до предела заняты, и их делам конца-края видно не было, Ворчунова пригласила Марию к себе домой – она жила неподалеку. Уведомив Льва, что они уходят, женщины быстро удалились.

Завершив работу, местные криминалисты собирались уже отъехать, пообещав все протоколы, акты и прочее выслать в главк электронной почтой, как в этот момент примчался уже знакомый приятелям японский минивэн. Из его салона выгрузились все тот же кинолог Анатолий и его неизменный спутник Азарт, с которыми им уже не раз доводилось работать. Предполагая, что в краже мог быть замешан кто-то из местных жителей, опера попросили кинолога провести обследование территории, прилегающей к зданию музея. Разумеется, отправной точкой послужил обнаруженный в кустах вход в лаз.

Азарт сразу же взял след и соседними переулками, застроенными старыми особнячками, уверенно повел к окраинной улице. Но, дойдя до обочины дороги, пес беспомощно закрутился на месте, потеряв след. Судя по всему, он здесь обрывался. Видимо, кто-то из воров, или сразу оба, укатил отсюда на машине. Гуров созвонился с майором, и местные криминалисты вскоре прибыли туда. Попросив их «выжать» из этого места максимум информации, он предложил Анатолию вернуться к лазу.

– А смысл какой? – недоуменно поинтересовался Стас. – Азарт сюда же опять и приведет!

– Это если считать, что на машине уехали оба вора, – категорично не согласился Гуров. – А если один из них местный? Вдруг Азарт сразу его след не выявил? Надо попробовать еще раз.

Они вернулись к музею, и Анатолий, поводив пса по территории, снова привел его к лазу. Принюхавшись, Азарт на этот раз побежал совсем в другую сторону. Преодолев около километра по улицам и переулкам, он привел оперов к старой пятиэтажке, зато с новенькими бронедверями. Созвонившись через домофон с одной из квартир, Стас маловразумительно буркнул:

– Я это, я…

Электроника тут же запиликала, и дверь распахнулась. Следом за Азартом опера поднялись на третий этаж и остановились подле старой, обшарпанной двери. Пес поскреб лапой дверь, как бы желая указать на то, что тот, кто нужен всем этим людям, скрылся за ней. На звонки и стук никто не реагировал. Зато из-за соседней двери выглянула бабулька:

– Этот «синяк» Курубякин со вчерашнего дня не выходил. Поди, напился и спит, пьянюга чертов!

Поскольку времени оставалось в обрез (нужно было успеть еще и в Савиновку), опера решили дверь выломать. Они пригласили бабульку и еще одну ее соседку в качестве понятых, Крячко коротко разбежался и одним ударом плеча открыл дверь нараспашку. Оказавшись в грязной и захламленной прихожей, он вдруг крикнул:

– Не входить! Тут газом пахнет!

Побольше вдохнув воздуха, Стас добежал до кухни (благо ее дверь была заперта и газ не разошелся по всей квартире!) и, ворвавшись внутрь, обнаружил шипящую горелку газовой плиты, а также лежащего на полу невзрачного мужчину с бутылкой в руке. Спешно закрыв кран горелки, он распахнул окно, откуда на кухню ворвался порыв свежего ветра. Тронув рукой хозяина квартиры, Стас сразу понял: поздно. Тот уже начал коченеть.

Когда квартира проветрилась, опера изучили возможные обстоятельства кончины ее хозяина. Скорее всего, определили они, у него «горели трубы», и он, выглушив сразу полбутылки водки, тут же свалился в полную «отключку». Правда, успел перед этим поставить на плиту полный чайник. Кипящая вода залила огонь, и на кухню начал поступать газ, от которого пропойца и задохнулся. Уберегло дом от взрыва еще и то, что была настежь открыта форточка и хорошо работала внутристенная вытяжная вентиляция. В противном случае ответом на звонок оперов в дверь могло бы стать мощное «Буммм!» – со всеми понятными последствиями.

Бабульки-понятые, узнав, какая беда их миновала, без конца крестясь и поминая Всевышнего, на все лады костерили «алкаша чертова», который едва не погубил своих соседей. Один из жильцов дома, к этому моменту собравшихся у квартиры усопшего, припомнил, что Окурок, как меж собой соседи именовали пропойцу, лет десять назад работал дворником и сантехником в управлении городского коммунального хозяйства. Позже это здание отдали под музей краеведения… Из разговоров с теми, кто хорошо знал Курубякина, удалось выяснить, что тот когда-то отбывал срок на малолетке за квартирные кражи. Их он совершал, виртуозно владея воровскими отмычками.

– О-о-о, насчет этого он был виртуоз! – засвидетельствовал дед в трениках и пляжной панамке. – Если кто потерял ключ – шли к нему. Гвоздем любой замок мог открыть…

Покончив с делами в Проклове, опера на всех парах помчались в Савиновку. Они уже получили звонок старшего опергруппы главка, которая прибыла туда с полчаса назад. Он сообщил, что к этому времени они уже успели найти землекопов, и те в данный момент полным ходом раскапывают могилу художника Лунного. Когда «мерин» Станислава затормозил у сельского погоста, там, что называется, негде яблоку было упасть. Известие о том, что «для какой-то там проверки» будут выкапывать гроб Лунного, переполошило всю округу, поэтому у кладбищенской ограды собрался не один десяток человек. В разноголосо гудящей толпе, обсуждающей перипетии кончины Виталия трехлетней давности, кое-кто уже начал заключать пари: живым его похоронили или по-настоящему мертвым? Кто-то спорил на бутылку, а кто-то и на десять-двадцать тысяч наличными…

Среди женщин прибывшие сразу же заметили Таисию Максимчук, которая молча стояла в стороне от всех, словно окаменев. Выйдя из машины, Мария подошла к ней и обняла за плечи, говоря какие-то слова поддержки и утешения. Среди толпы тут же побежали разноголосые шепотки:

– А кто это?

– Ты че, тупой? Это же Мария Строева… Да! Та самая, знаменитая…

– Ух ты-ы-ы, какие люди к нам пожаловали!..

– Не толкайтесь, черти! Что ведете себя как бараны?..

Уже знакомый операм мужской голос пробасил:

– Точно – бараны! Давятся, как какое-то дикарье! Что люди-то о нас подумают?!

Глянув в его сторону, Гуров сразу же узнал своего недавнего собеседника Кирина. Тем временем землекопы выбрали из могилы остатки грунта, и все присутствующие явственно услышали глухие удары лопат о крышку гроба. Толпа притихла и насторожилась. Таисия сжалась в комок и закрыла лицо руками. Один из парней, работавших в могиле, выбрасывая последние комья земли, неожиданно сообщил тем, кто был наверху:

– О! Гроб-то – как новенький! Как будто только вчера похоронили.

Это известие тихим гомоном прокатилось по толпе и затихло в самом ее конце. Землекопы, работавшие наверху, спустили вниз веревки и менее чем через минуту по команде «Вира!» начали поднимать гроб. Напряжение в толпе нарастало. Казалось, наэлектризовался сам воздух. Когда над могилой явственно мелькнула красная ткань гроба с черной бахромой, в толпе ойкнула какая-то женщина. Гуров и Крячко, стоявшие рядом с могилой, имея крепкие нервы, были непоколебимо спокойны. Однако и они где-то в глубине души ощущали непроизвольную нервную дрожь. Каждого до крайности интриговало: что может быть там, под крышкой?

Теперь гроб стоял на только что взятом с кладбищенской мусорной кучи полотне старого штакетника. Старший из землекопов – невозмутимый усатый дядька с недельной щетиной на щеках, небольшим гвоздодером с обоих концов гроба оторвал крышку и скомандовал парням:

– Поднимайте!

Настала звенящая тишина. Крышка была убрана, усач неспешно снял с лица обитателя гроба ажурное покрывало и, взглянув в сторону толпы, негромко сообщил:

– Не перевернутый. Как положили, так и лежит.

В мертвой тишине даже эти негромко сказанные слова донеслись до каждого. Бригадир землекопов отошел в сторону, уступив место экспертам, а толпа глухо загомонила. Вполголоса возликовали те, кто ставил на смерть Лунного до его погребения. Одновременно приуныли проигравшие. Однако еще одна реплика усача добавила эмоций всем, без исключения:

– Виталя-то совсем не переменился. Вот, каким его положили в гроб три года назад, таким и остался. Даже и улыбается… Тая, можешь глянуть – не пугайся. Он не испортился. Лежит как живой.