Страница 22 из 43
- На поддержку оппозиции, ты хотел сказать? - уточнил Ермолаев и вздохнул. - Опять двадцать пять…
- Да он гад! - Лохматый встал и угрожающе двинулся на него.
“Так… пройдет ли болевой прием… если под киром товарищ…” - оценил обстановку Ермолаев, выходя из-за стола.
Раз! Короткий удар внутренним сводом стопы по голени. Два! Центр тяжести - вниз, правая рука - между рук противника. Три! Ноги прямо, корпус вправо, захват сорван. Четыре! Удар левой рукой в печень.
Скуластый недвижимо лежал на полу.
- Жив, придурок? - Ермолаев пошевелил ногой его блестящую голову.
- Ну ты, это…- покачал головой Григорович. - Ну, знаешь, не ожидал я от тебя.
Оставаться было неудобно. Ермолаев еще раз взглянул на поверженного - тот шевелился, но не вставал - и направился к выходу. Григорович пошел за ним, а Курбатов остался сидеть в кресле.
- Согласись, наказывать надо хамов, - сказал Ермолаев, остановившись у двери.
- Кто хам, Лохматый? - изобразил удивление Григорович. - Да он миролюбивейший парень, мухи не обидит.
- А чего ж хамит?
- Да это так, просто у него в жизни не все ладится.
- В смысле, облысел, что ли?
- Как ты догадался? - удивился Григорович. - Верно. Он хотел волосы обесцветить, да что-то не то намешал, и вот - результат налицо. В-смысле, заподлицо.
- А-а-а, - догадался Ермолаев и сказал в рифму. - То-то у него голова белая, как страусиное яйцо. Видишь - я тоже немножко поэт.
Григорович хмыкнул и закрыл дверь.
“Неудобно получилось. Они меня как родного приняли, а я драку затеял, - Ермолаев вышел на свежий воздух. - Хотя и козлы. А я хорош… Чего перед ними распинался? Прямо горе от ума. Где моя холодная голова? Отпуск отпуском, но расслабляться нельзя, пожалуй…”
- Ну, значится, так, - с ходу выложил Титов. - Имеется два трупа, сотрудник милиции и женщина легкого поведения. Баскаков скрылся, а на этого Джабу у нас ничего нет. Шефа своего в известность поставил?
- Пока нет. Позже, - мрачно ответил Ермолаев. - Я уж вас прошу - ему ничего. Я сам. Потом.
- Мое дело сторона, - успокоил его Титов. - Ну, держи краба…
Глава двенадцатая. В вороньем гнезде.
Когда Дина вошла в казино, со всех сторон тело обволокла золотистая дымка. Сердце сладко затрепетало от страха и восторга своей тайной миссии, она чувствовала себя Золушкой, вместо бала решившей посетить пещеру людоеда.
Ей легко удалось привлечь внимание Джабраила, он пригласил ее в кабинет, предложил выпить и покурить травы.
Она выкурила одну тонкую сигаретку. Анашу она пробовала и раньше, даже дважды, но на этот раз наркотик подействовал по-настоящему. По телу ее кольцом прошла сладкая упругая волна, и когда железные пальцы пробежали по ее коже, ей представилось, что кто-то невидимый нажал клавиши удовольствия, а внутри начал растекаться медовый комок. Она захотела поскорее освободиться от одежды, которая стягивала как доспехи, но пуговицы почему-то разбегались в разные стороны. И тогда горец бесцеремонно сдернул с нее платье, так что ткань затрещала и поползла по швам. Он повалил ее на мягкий ковер лицом вниз, и ее охватил дикий восторг, когда он противоестественным образом начал удовлетворять свою страсть.
И только потом, когда все было кончено, и кавказец как ни в чем ни бывало направился к лимузину в сопровождении своих телохранителей, она, шатаясь от внезапно пришедшей усталости и придерживая разорванный рукав, вспомнила, что выполняет секретное задание. “Это неправильно, нельзя получать удовольствие, надо только делать вид”, - сказала она себе. В руке она продолжала сжимать несколько стодолларовых бумажек.
Дома она пересчитала “заработок” и пошла под душ.
На следующий день она была с Джабраилом в компании артистического вида южанина, оказавшимся тем самым фотографом Робертом, и иностранца, который представился сотрудником французской гуманитарной организации. Француза звали Марк, он взглянул на Дину без всякого интереса, и весь вечер просидел рядом с фотографом.
“Такой урод, - подумала Дина, - а смотрит пренебрежительно. Комплексует, что ли?”
“Прямой и маленький нос, - отметил Тураншо, еще раз вскользь посмотрев на Дину. - Такое ощущение, что после пластической операции. Кожа гладкая и белая. Лицо невозмутимое, как мраморная скульптура. Несомненно, это славянская красота, но красота неживая. Вот у француза все эмоции на лице, как и должно быть. Сразу видно, озабочен человек или доволен, сочувствует или испытывает отвращение. А у этих лица как маски, ничего ярко выраженного. Никогда не поймешь, что у них на уме. Все их природная леность - ничего не могут сделать в полную меру”.
- Мне нужна модель для фотосессии, - обратился к девушке Роберт. - Согласны? Если Джабраил Ишханович не возражает.
Тот ухмыльнулся.
- Конечно согласна, - сразу ответила Дина.
“Пустышка, - подумал Марк. - Еще ничего не знает, а готова… Однако если она Роберта заинтересовала, мне тоже надо к ней повнимательнее отнестись”.
Марихуана сделала свое дело, и Марку захотелось сказать что-то доброе и приятное.
- А есть у вас мечта? - спросил он Дину.
- Есть. Я хочу быть счастливой…
“Что есть счастье? - подумал Марк. - Что ты вообще понимаешь в этом, жалкая бабенка… Ведь, по существу, счастье - это удовольствие, а его надо заработать. Чтоб получить удовольствие, надо что-то затратить. Русские думают, что можно лежать на печи и ничего не делать, а счастье само постучится в дверь. Неандертальцы… За все надо платить, отдавать свое время, свои силы, уметь терпеть ради будущего вознаграждения. Уметь ждать и копить. А потом, когда достаточно накопил, уметь тратить. У них есть народное выражение - “за красивые глазки”. Значит, раньше у них были проблески понимания, что можно получить что-то даже за красоту, а красота - это товар, не хуже и не лучше другого. И услуги - товар. Только коммунизм приучил их к бесплатному, и они по прежнему хотят получать все даром. Но то время безвозвратно ушло, и больше они ничего не получат просто так, и начинают понимать это, и испытывают глубокое разочарование. Все они ностальгируют по советским временам, хотят жить как паразиты. Вот почему они так несчастны и озлоблены. И вот почему в моей любимой Франции все так счастливы и приветливы - потому что у нас сложилась хорошая система отношений, единственно правильная, демократическая и цивилизованная…”
Джабраил сказал, что Дина своей внешностью не вызовет подозрений, поэтому ехать в Египет в качестве курьера должна она. “Классический вариант двойного агента, - отметила про себя Дина. - Ермолаеву пока ничего не скажу, а через неделю, когда вернусь из страны крокодилов и пирамид, выложу все на блюдечке. Пусть видит, что мы не лаптем щи хлебаем”.
Дина получила от Джабраила деньги и пошла собирать вещи в дорогу.
Египетское солнце пекло во всю силу. Метро в том районе нет, значит надо ехать на такси. Дина вздохнула и подняла руку. Тут же у обочины заскрипели тормоза помятой черной легковушки. Дина назвала адрес и села на заднее сиденье. Шофер как будто совершенно не смотрел на дорогу, жадно изучая фигуру пассажирки в верхнее зеркало, при этом умудряясь виртуозно избегать столкновений в неподвластном правилам движения скопище несущихся в обе стороны машин.
- Откуда вы, мисс? - на ломаном английском спросил шофер.
Дина сейчас была совершенно не расположена к беседе, но пришлось ответить:
- Из России.
- О, из России! - шофер повернулся назад, не сбавляя скорости. - Матрешка, Калашников, на здоровье.
- Да уж…
Наконец, машина остановилась на тихой и удивительно грязной улице.
- Мисс, товарищ Маруся, - забурчал шофер. - Зачем тебе куда-то ехать - вот, я здесь живу, пошли ко мне пить кофе.
- Я никуда не пойду, - едва сдерживаясь, ответила Дина. - меня ждет муж, и если меня не будет полчаса, он обратится в полицию.