Страница 19 из 26
Путешествия стали смыслом жизни. Мой папа искренне считал, что именно благодаря путешествиям он «убегает» от собственной смерти. В каждом путешествии, в каждой поездке мы с ним находили свой сюжет и свою цель. Мы сами придумывали маршруты, дружно собирали саквояжи, рылись в ментальном багаже, а что мы знаем об этом месте, любили разрушать стереотипы. Мы были Алхимиками-искателями по судьбе, как в романе Пауэло Коэльо. Да, забыла сказать: у нас ведь была своя «команда» – папа, я, мой сын Иван, моя невестка Зина, мой племянник Колян – семья!
За 5 лет мы объехали так много (но, конечно, в радиусе от нашего дома, так как здоровье папы не позволяло поступать иначе), что материала хватило бы на отдельную повесть. Но из «повести приключений» я пока возьму только четыре сюжета, самых интересных.
…Итак, сюжет первый. Мы просыпаемся втроем в хорошем настроении – мой старый папа, мой сын и я. Мы с Ваней, конечно, пьем кофе. Кофемашина гудит на всю кухню. Папа ест печенье, запивая чаем. Собака Север тихо спит у двери, свернувшись в темный клубок. Все хорошо, впереди длинный, ничем не занятый выходной. Но – скучно! Куда пойдешь в серый зимний день, когда даже солнце лениво кутается в дымке?!
И тогда я придумываю сюжет. Мы – пятеро путешественников, нас весьма интересуют этнографические темы, мы должны выяснить, как живут-поживают северные люди зимой, на чем ездят по снежным пустыням, какую пищу едят. Я даю название поездке – «Этнографическая экспедиция». Мы собираем саквояжи и звоним Зине и Коле.
Этнографический комплекс «Чочур Муран» расположен в 7 км от г. Якутска. Белый микроавтобусик весело летит-скользит по белому снегу, разлетается налево-направо пороша. Папа восседает на первом сидении. Всю жизнь начальник, он не умеет сидеть сзади.
Мы прибываем в Чочур Муран и удивляемся, как много здесь всяких видов жилья – деревянное, типично сибирское здание «Дом купца», бело-красная монгольская юрта, похожий на нее эвенкийский тордоох, якутский балаган, деревянный двухэтажный якутский амбар, стилизованный под старину. Мы даже теряемся, где же нам остановиться на постой.
Но все решается быстро – мест для ночевки, оказывается, фактически нет, и выход только один – Амбар. Это, пожалуй, самая экзотическая гостиница, в которой мы когда-либо жили. Как будто мы остановились на ночь у богатого якутского купца. Зина замечает, что у ее дедушки в якутской деревне был такой же амбар.
Мы поселяемся на чердаке здания. В нем низкие потолки, металлические кровати, стоят мешки (в которых якобы хранится зерно и мука, а на самом деле это муляж), стоят старые тумбочки, поржавевшие старые весы с гирями. А вместо стола укреплена старая дверь, торчит металлическая ручка. Вот бы не поставить на эту ручку случайно стакан с чаем!
Приходит официант Семен и излагает:
– Кофе черный называется черным потому, что раньше белые люди кричали своим африканским рабам: «Эй, принеси-ка мне кофе, черный!» А без запятой получается «кофе черный». Так у напитка появилось название.
Первую информацию о пище мы получили, но она – из другого путешествия и из другого мира, а нам –то хочется поговорить на северные темы, и поэтому мы спрашиваем:
– А что у вас есть типично северное, якутское?
– О-о, да полно всего: экологически чистая оленина, строганина, салат «Индигирка» из чира, салат «Юкагирка» из чира и красной рыбы, телятина, медвежья нога, конфеты из брусники и вот – рододендрон! Это наша гордость! Рододендрон – вечно зеленое растение, мы выращиваем его здесь сами. И сами настаиваем чаи…
Немного закусив, мы решаем выйти на улицу, чтобы изучить природу, окрестности. На выходе я стукаюсь головой о косяк – больно и глухо. Меня удивляет тупо-глухой звук удара – со всей силы, фактически с разбегу о плотный косяк. Я думала, моя голова, полная красивых мыслей, должна «звучать» более звонко. Мои спутники подсмеиваются надо мной.
Зато я полностью «проникаюсь этнографией» (посредством удара) и делаю независимое открытие: в таких амбарах не жили европейцы, эти здания были слишком низки для них.
Все вместе мы отправляемся в маленькое «поселение» – это реконструкция старого Якутска. В этом «поселении» стоит амбар, такой же, как «наш», дом купца Мигалкина, перенесенный из центра Якутска (в нем, к слову говоря, было обнаружено «золото Маккены»!) и еще один купеческий дом. Пока все. «Поселение» еще строится.
Пока мы гуляем по «поселению», мы разрушаем один стереотип. Здесь нет никаких скопческих зданий, нет «большого дома скопца». Известный проповедник скифства, ученый Петр Зарифуллин, когда приехал в наш город, был принят местной богемой во главе с «тойоном любви», министром культуры РС (Я) А.С. Борисовым в Чочур Муране.
Чочур Муран поразил воображение Зарифуллина, поразил его и размах приема (каждому гостю дарили по алмазу – ?) и московский гость решил придать экзотичности званому ужину, назвав Чочур Муран «Скопческим Дворцом». А, может быть, это присочинил кто-нибудь из участников богемной супер-тусовки?!
Если хотите увидеть настоящее скопческое поселение, отправляйтесь в наслег Бетюнцы, что расположен на левом берегу реки Лены в долине Энсиэли, в Намском улусе. Здесь когда-то, в деревушке Бютяй-Юрдя проживал один из мощных родов саха, который поклонялся серебряному волку. Это был воинственный и при этом гостеприимный род – так, по крайней мере, гласит легенда. Это же отражается на гербе Бетюнцев: серебряный волк в центре – сила, два золотых сэргэ и два чорона по бокам лазоревого поля – гостеприимство. 148 лет тому назад в этих местах поселились скопцы, создав Хатын-Арынское скопческое поселение из 30 домов. Это были люди из секты – с одинаковыми прическами, одинаковыми лицами (что мужчины, что женщины), с пищащими голосами и без сексуальных проблем, то есть кастрированные. Прибыли они в эти края не по своей воле, скопцов сослали. Но были эти люди на удивление трудолюбивы и страдальчески беззащитны, поэтому «племя серебряного волка» приняло их с миром и никогда не обижало.
Как-то я была в этих отдаленных, очень суровых краях и удивилась, как сохранились до сих пор «осколки памяти» о скопцах – я прошлась по улице, состоявшей из приземистых крепких домов с большими окнами, украшенными голубыми наличниками. Правда, домов осталось уже 7-8. Рядом стояли амбары и ледники, построенные из горизонтально уложенных длинных бревен, плотно пригнанных друг к другу, без всяких щелей. Если хозяин был богат, забор у его дома был выше и состоял из горизонтальных бревен, а у бедного скопца заборы были редкими, «беззубыми», ветер гулял между досками.
Чисто русским изобретением местные, из «племени волка» назвали забор из тонкого, вертикально стоящего тальника, сцепленного в единый ансамбль веток, доходящий до самого тына. Изобретательным оказался один из поселенцев – свой дом он построил на земляной площадке сверху векового свалившегося дерева – не хотел вырывать дерево с корнем. И природа вознаградила его за такое сердобольство, все сохранилось, дожило до наших дней – и крепкий дом, и забор-частокол, и толстое дерево, торчащее из-под дома… Я на этом дереве немного посидела, прикоснувшись к векам. Четыре года тому назад в этом доме умер один из его жильцов, и дом закрыли – в нем так и стоят скопческие сундуки, большие, красивые, полные вещей поселенцев – никто их не трогает…Интересно и то, что скопцы на каждом доме укрепили жестяные таблички «Саламандра. 1846 год» Саламандра – это страховое общество, которое страховало имущество от пожаров в Царской России. Но, как видим, за 150 лет ни разу эти «жестянки» никому не пригодились! Скопческое поселение в Бетюнцах – настоящее сокровище памяти о прошлом !
Но вернемся в Чочур-Муран и поговорим о транспорте. Как передвигались северные люди лютой зимой, в дни, когда солнце лениво пряталось в дымке? Они ездили на оленьих, на собачьих упряжках и на снегоходах.
Коля отправляется покорять снежные просторы на собачьих упряжках. Пока он едет, развалясь в санях, я разговариваю с младшим помощником погонщика собачьих обозов. Шучу – я просто беседую с парнем, который ухаживает за лайками – северными собаками с толстой шерстью и с голубыми глазами, с повадками волка.