Страница 5 из 34
— Ты можешь прочитать его на кухне, — мягко сказала Фиона.
— Этом уроду лучше не обрывать всё письмом. Это нахрен низко. Мне наплевать, кто он, но это не прокатит. — Чантел кажется оскорблённой.
Я решила открыть письмо здесь и принять любое решение Стоуна с ними. Может, если они будут наблюдать за мной, я не упаду и не сломаюсь. Я должна справиться хотя бы ради сохранения самолюбия. До Стоуна я научилась быть сильной и доверять себе. Это девушка всё ещё во мне.
Разворачивая письмо, надеюсь, что они не заметили, как трясутся мои руки. Он сложил его три раза. Я не торопилась раскрывать его, потому что знаю, как только сделаю это, буду вынуждена прочитать слова Стоуна. Слова, которые могут меня уничтожить. Слова, от которых я никогда не смогу оправиться. Слова, которые он должен был сказать мне прошлой ночь, а не в письме, которое оставил Фионе этим утром.
Его почерк был аккуратным и маленьким. Я напрягла взгляд настолько, что всё слилось воедино, и пришлось проморгаться, пока я не смогла сфокусироваться и прочесть.
«Бьюла, проведи этот день с Хейди. К Джеральдине приехала подруга из Мэна. Она будет там следующие три дня. Пока у Джеральдины есть компания, она в тебе не нуждается.
Я буду на Манхеттене. Не уверен, когда вернусь. Квартира в твоём распоряжении.
Стоун».
Это всё, что он написал. Ничего больше — ни ответов, ни обещаний, ни «я тебя люблю». Он не пытается удержать меня. Он не сражается, как это делал Джаспер, когда мы расстались. Стоун только лишь исчез, в то же время оставляя меня позади.
Я не перечитываю его слова. Вместо этого складываю письмо так же, как было прежде, кладу в конверт и крепко сжимаю в руке. Это и есть мой ответ. Он даёт мне пространство и время, чтобы двигаться дальше. Он не хочет заставлять меня съезжать, но всё же он даёт мне возможность уйти самой.
— Ты в порядке? — голос Фионы вернул моё внимание к происходящему здесь и сейчас. Я забыла, что они здесь.
Я заставила себя натянуто улыбнуться.
— Не уверена, что буду когда-нибудь, — честно ответила я.
— Этот кусок дерьма порвал с тобой через письмо? — Чантел кажется разъярённой.
Мои губы начали трястись, но я сомкнула их, чтобы сразу же это прекратить.
— Нет.
— Тебе нужно остаться здесь? — спросила Фиона.
— Нет, но спасибо вам. Мне нужно разобраться с моим следующим шагом. Он даёт мне время на это.
— Он и правда расстался с тобой! — Чантел за пределами злости.
Разрыв был бы даже легче, чем это. По крайней мере, было бы какое-то взаимодействие. Были бы слёзы. Может быть, даже крики. Но это? В этом письме нет эмоций. Оно холодное, пустое… это конец.
Глава Четвёртая
Улыбка Хейди первый лучик тепла, который я почувствовала с тех пор, как Джаспер появился у Стоуна. В моей груди не так пусто, когда она рядом. Хейди счастливо болтает о детских одеяльцах, которые учится вязать, и о том, как они их свяжут и отправят «деткам, которые мёрзнут». Медсестра, работающая в комнате развлечений, рассказала мне о приюте для беременных женщин, подвергнувшихся насилию. Одеяльца предназначены для маленьких детей, которые живут в том приюте.
Ещё одна причина, почему я люблю это место. Они не только заботятся о Хейди, но и дают ей выполнять серьёзную работу. Она любит вязать, и делать что-то полезное для неё очень важно.
— Я горжусь моей новой работой. — Она дала мне свою четвёртое одеяльце, с тех пор как я пришла, они все её любимые, и она припасла их для меня. — Береги их. Я больше не буду вязать их до Рождества. Я должна закончить эти одеяльца для детишек. — Она вдруг стала очень серьёзной, и моё сердце сжалось.
— Одеяльца невероятно важны и полезны. Знаю, что те мамы очень благодарны за одеяльца, которые ты вяжешь, — заверила я её.
Хейди понимающе кивнула головой.
— У тех детишек нет дома. Их мамам нужны вещи. Хотела бы я сделать для них одежду. — Она выглядит такой грустной. Она и понятия не имеет, что когда-то была нежеланным ребёнком. Порция ничего не хотела и отдала своего ребёнка в менее благополучный дом. И забыла о ней. Думаю, ненависть к Порции взяла бы надо мной вверх, если бы я не знала, что моя мама, которой отдали Хейди, всей душой любила её.
— Мэй слишком долго спит, — внезапно пожаловалась Хейди, меняя тему разговора.
— Мэй болела на прошлой неделе. Ей нужно больше отдыхать, — напомнила я ей.
Хейди пожала плечами, и тут же её улыбка вернулась.
— Когда ты придёшь завтра, ты принесёшь печенье?
Я сделала ей сюрприз сегодня и сказала, что приду и завтра. Она прыгала и хлопала в ладоши пять минут. Вид того, как она радуется, помог ослабить моё отчаяние. Моя сестра напомнила мне, что я не могу сломаться. Хейди всегда была моим источником радости. Она никогда не сможет до конца понять это. Не раз Хейди спасала меня от печали. Потеря мамы была самым сложным испытанием в моей жизни, но то, что со мной была Хейди, помогало мне оставаться на плаву каждый день.
Принятие жизнь без Стоуна другой вид боли, но такой же сильный. Хейди снова меня спасает, что заметно после времени, проведённого сегодня вместе. Я наклонилась и притянула её в свои руки, чтобы крепко обнять. Это единственный для меня способ выразить, как сильно я её люблю. Она с радостью сжала меня в ответ.
— Я люблю тебя. — Я поборола слёзы в своих глазах.
— Я тоже тебя люблю. — Она отклонилась и осветила меня своей яркой улыбкой. — Помнишь, как мама готовила нам блинчики с конфетками?
По особым случаям мама готовила нам блинчики с кондитерской обсыпкой внутри. Я наслаждаюсь счастьем на лице Хейди, которое принесли эти воспоминания.
— А сверху она клала взбитые сливки, что делало их ещё лучше, — добавила я.
Глаза Хейди расширились, будто она забыла об этом. Мне стало интересно, как много она не помнит. Мне нужно больше говорить с ней о маме. О таких мелочах как блинчики с обсыпкой и взбитыми сливками. О моментах, которые мама бы хотела, чтобы она помнила.
— Да, — с трепетом сказала Хейди. — И один раз у нас был шок-ко-лад... — У неё возникали трудности с последним словом.
— Да, шоколадный сироп. У нас обеих были одни пятёрки в табеле успеваемости. Это был очень хороший день.
— Я хочу блинчики с конфетками, шок-ко-ладом и взбитыми сливками. — Хейди выглядит задумчивой.
Я тоже их хочу. С маминой кухни, пока она стоит у плиты и поёт. Это прекрасная картина, чтобы её помнить, но нам придётся обойтись воспоминаниями.
— Я посмотрю, что смогу сделать. — Я приготовлю для нас блинчики точно такие же, как в детстве.
— Приготовь для Мэй тоже. Она их никогда не пробовала. Я рассказывала ей о них.
Я всегда готовила достаточно для Мэй, но Хейди должна мне напомнить. Она не хочет, чтобы Мэй когда-либо осталась в стороне. У меня нет такого друга. От знания, что у Хейди есть такая дорогая подруга, мне легче оставлять её здесь. Когда нам исполнилось восемнадцать, мама сказала, что однажды у Хейди должна появиться своя жизнь, а у меня своя. Она указала мне на то, что я не смогу вечно приглядывать за ней. Она хотела, чтобы я следовала за своими мечтами.
Не знаю, чем могли быть те мечты. Мечтать о другой жизни кажется таким неправильным. Хотела бы я, чтобы мама была здесь, говорила со мной или обнимала.
— Давай пойдём на качели! — сказала Хейди, подпрыгивая со своего места у стола для рукоделья.
— Давай. — Я встала, чтобы отправиться за ней в большой двор, обустроенный для занятий на свежем воздухе.
Когда мы подходили к двери, Мэй вошла в мастерскую, и Хейди побежала её обнимать, будто они не виделись недели, а не всего лишь несколько часов. Мэй застенчиво мне улыбнулась, и они, держась за руки, продолжили свой путь на улицу. Это мир простой и безопасный. Хейди и Мэй счастливы и не знают уродства внешнего мира. Эта уверенность позволяет мне спокойно спать ночью.