Недетские сказки

Грохот, блеск,

Шум и треск.

Свет и тьма –

Кутерьма.

Це весь мир сошел с ума!

Это я позвал стихию,

Чернокнижник и ворчун.

Ну-ка все на литургию,

Что свершит для вас колдун.

Час настал –

Ад восстал!

Силам зла

Несть числа,

Смерть сама в поход пошла!

Шеридац, щеридац,

Тутарандрай!

Разносит ветер

Вороний грай.

Пусть мир бестолковый

Добра не ждет –

Я опрокину его оплот.

Муллум курумбум,

Чирикиндас –

Вороной пусть станет

Красотка сейчас!

Едва ужасный колдун стал произносить свои сатанинские заклинания, как за стенами замка поднялся ураганный ветер. Не выдержав его мощного напора, стекла во всех окнах тронного зала вылетели из рам – и ночь ворвалась во дворец. Большие летучие мыши со свистом рассекали воздух, светящиеся призраки мелькали то тут, то там; в опустившемся сумраке слышались вздохи и шепоты невидимых существ. Бедная Ириния почувствовала, как у нее закружилась голова. Она закрыла лицо руками и упала на трон, теряя сознание…

Если бы кто-нибудь посторонний сейчас оказался в тронном зале, он бы умер от страха, наблюдая за чудовищным превращением прекрасной Иринии в гадкого ворона. Ее дивные ноги, которым позавидовали бы античные статуи, стали грубеть и сохнуть, пока не превратились в когтистые лапы большой птицы; ее божественный стан, так и не успевший испытать страстных объятий мужчины, стал расти вширь и покрываться крупными черными перьями; ее нежные руки, унизанные драгоценными браслетами, превратились в широкие крылья. И только голова Иринии ничуть не изменилась. Как ни бился колдун, произнося самые страшные и могущественные заклинания, как ни призывал он на помощь самых могучих подземных духов – не мог он до конца превратить прекрасную Иринию в гадкого ворона. Хоть и потеряла она почти весь человеческий облик, ее лицо как будто стало еще прекрасней и пронзало сердце трагической и неземной красотой. Осознав, наконец, что все его старания больше ни к чему не приводят, гнусный Повелитель Воронов умолк. Он страшно устал; крупный пот градом стекал с его бледного, без единой кровинки, лица. Прислонившись к колонне, он переводил дух, готовясь произнести последнее, самое грозное и могущественное, заклинание, чтобы убить прекрасную Иринию. Раз уж он оказался бессилен полностью лишить ее красоты, то должен покончить с этой непокорной женщиной, отнимавшей у него власть и славу одним своим существованием.

Тем временем сознание вернулось к Иринии. Медленно она открыла глаза и увидела, что с ней стало… В проемы разбитых окон врывался ураганный ветер; он рвал и метал пламя висящих на стенах факелов; в его свистах и стонах слышались ей крики и вопли ее бедных подданных, отданных на растерзание чудовищным воронам. Иринии чудились обезумевшие от горя матери, пытавшиеся защитить своих окровавленных младенцев от острых, как кинжалы, когтей разъяренных птиц; беспомощное отчаянье стариков, у которых на месте глазниц зияли кровавые раны… В огромных прекрасных глазах Иринии застыли слезы.

– О мой бедный народ, – тихо прошептала она, – чем я могу помочь тебе…

В этот миг сострадание с такой силой сдавило ее сердце, что от нечеловеческой боли Ириния горько и пронзительно вскрикнула. И тут свершилось величайшее чудо: из уст ее словно сама собой полилась ПЕСНЯ, подобной которой на земле не слышали с тех пор, как сумасшедшие менады растерзали пленительноголосого Орфея. Боже, что это была за песня! Ее тихая небесная мелодия, покрыв собой свирепый вой ночного урагана и мерзкий грай бесчисленных падальщиков, проникла в самое сердце каждого жителя королевства, заставив его сильно забиться в неясном еще предчувствии. Это была песня райского ангела над умирающим от пыток мучеником, это был нежный голос сострадания, возвращающий мужество; это была вера, зовущая на подвиг… Какая это была дивная музыка! В ней чудилась и нежность матери, кормящей тугой грудью своего дышащего здоровьем розовощекого младенца, и настойчивая ласка морского ветра, успокаивающего неугомонные морские волны, и торжественная радость свободно парящего над землей духа…

Под эти волшебные звуки даже у самых слабых и робких в душах громко запела радостная надежда на спасение, а у сильных и отважных сжались кулаки от гнева и жажды борьбы. Казалось, что и самому солнцу захотелось скорее посмотреть на обладательницу столь чарующего голоса – и оно стало медленно подниматься из своей подземной обители. В этот великий день рассвет наступил в Иритании на целых четыре часа раньше положенного срока!

А что же гнусный колдун? На него было жалко смотреть! При первых же звуках чудесной песни у него отнялся язык и лысая голова стала вдруг такой тяжелой, точно ее наполнили свинцом. Засверкавшие лучи нежданного утра окончательно лишили его остатков сил и воли. Закрыв мгновенно состарившееся и ставшее еще более бледным лицо трясущимися руками, он повернулся к выходу и неверными шагами поплелся прочь. Полуживой, уже почти без чувств ввалился он в карету, которую огромные, черные кони тут же помчали быстрее ветра обратно в Страну Вечной Ночи, вслед уползающему на Запад мраку. Воронья стая немедля беспорядочно устремилась вслед за своим позорно бежавшим господином.

Когда солнце наконец полностью показалось над горизонтом, все было уже кончено: черная туча снова сначала превратилась в едва приметную темную точку, а затем и вовсе исчезла в конце той самой большой дороги. Воспрянувшие духом жители королевства стали радостно приветствовать друг друга и поздравлять со счастливым избавлением от беды. Вдруг тревожная мысль пронеслась в головах: что случилось с их прекрасной повелительницей, Иринией?! Многие видели, как проклятый колдун вошел во дворец. Конечно же, произошло какое-то страшное несчастье, раз добрая Ириния не вышла к своему народу разделить всеобщее ликование. Обеспокоенные за любимую королеву подданные бросились во дворец. Когда же первые из них переступили порог тронного зала, крик ужаса невольно вырвался у людей. Вскоре все заполнившие тронный зал жители королевства смогли увидеть страшное превращение прекрасной Иринии в чудовищную птицу с человеческой головой.

Нельзя описать словами горе жителей Иритании, ведь они так любили свою королеву. Во что бы то ни стало они решили избавить несчастную Иринию от злых чар колдуна. Во все концы земли устремились скороходы и всадники, чтобы призвать на помощь самых искусных знахарей и волшебников, какие тогда только были. В случае успеха врачевателя ждали бы огромная награда и неувядаемая слава. Все эти срочные меры оказались весьма плодотворными. Вскоре в маленькое королевство стали прибывать целые толпы целителей, гордо задиравших друг перед другом носы и рвавшихся вперед других показать свои умение и превосходство. Сначала их всех беспрепятственно допускали осматривать заколдованную королеву. Но продолжалось это недолго, так как воинствующие эскулапы в первый же день насмерть перессорились между собой из-за методов лечения и постановки диагноза. Забыв о пациентке, знахари и лекари начали хватать друг друга за бороды, высказывая при этом удивительное разнообразие медицинских терминов на бессмертной латыни. После же того, как один особенно рьяный потомок Асклепия стал выдергивать перья из заколдованной королевы, а другой – посыпать ее с головы до ног подозрительным снадобьем, издававшим невероятную вонь, всех знахарей вытолкали из дворца и впредь решили пускать только поодиночке, и то лишь после тщательного отбора.

Бедная Ириния за все это время ни разу не произнесла ни звука. Прежде всегда выразительное лицо ее теперь было каменно-бесстрастным и походило больше на лицо статуи, чем живого человека. Глаза же Ириния держала полузакрытыми, и никто не мог узнать по их выражению, что творилось у нее в душе. Она была очень горда, эта королева…