Год нашей любви

– Прости, – сказал он, когда звонок прозвенел в первый раз. – Но я не могу перезвонить позже. У нее там уже одиннадцать.

– Без проблем, – ответила я.

Но на самом деле это было проблемой, потому что звонки причиняли мне страдания.

– В Рим на выходные? Звучит неплохо, – говорил Хартли. Его угодливый тон казался фальшивым. – Уверен, ты задашь своей кредитке ту еще работенку. Лучше сразу оплати дополнительный багаж, иначе никогда не сможешь привезти все свои дизайнерские трофеи домой.

Я слушала все эти разговоры с натянутой улыбкой. И дело было не в том, что они отрывали меня от моего нового хобби – они отправляли мои мысли плутать тропинками, на которые я совсем не хотела их пускать.

«Привет, горячая девчонка», – часто отвечал Хартли на звонок. Или: «Привет, малыш». Было трудно сказать, какая из этих шаблонных нежностей вызывала у меня большую скуку. Может, дело было в том, что меня так никогда никто не называл.

Но думаю, правда все-таки заключалась в другом. Мое пылкое влечение к Хартли открыло мне всю глубину пропасти, которая разделяла меня и таких девчонок, как Стейша. До аварии мне всегда казалось, что страстный роман в конце концов будет и у меня. Но то, как Хартли умасливал свою возлюбленную, не давало мне покоя. Существовал ли на свете парень, который назовет меня, свою искалеченную подругу в инвалидном кресле, горячей девчонкой?

Я очень сомневалась.

Заключая соглашение со своими родителями, я пообещала продолжить курс физиотерапии в Харкнессе. Моим новым врачом была подтянутая женщина в бейсболке «Пэтриотс».

– Зови меня Пэт, – сказала она, пожимая мне руку. – На выходных я изучила твою карту.

– Извините, – ответила я. – Напрасная трата времени.

– Ничего подобного, – улыбнулась она. Я заметила, что она вся покрыта веснушками. – Твои тренеры находят тебя довольно активной.

Я засмеялась:

– Если «активный» означает «стервозный», то я, пожалуй, соглашусь.

Она покачала головой.

– У тебя был очень тяжелый год, Кори. Все это понимают. Давай-ка приступим к занятиям.

Сначала Пэт занялась растяжкой. Так терапия начиналась всегда – с жутковатого ощущения, что сейчас кто-то будет выкручивать мое тело, как будто я тряпичная кукла. Пэт проработала мои тазобедренные суставы, затем колени и лодыжки. Прежде чем попросить меня сесть, она прервалась. – Могу я взглянуть на твою кожу? Никто не увидит.

Я огляделась. Дверь в кабинет физиотерапии была закрыта, за окном никого не было.

– Только быстро, – согласилась я.

Пэт спустила мои штаны для йоги сзади и заглянула мне под трусики. Опасение заключалось в том, что у меня могли возникнуть пролежни из-за того, что я целыми днями сидела в своем кресле.

– Здесь все в порядке.

– Я не вхожу в группу высокого риска. Мои родители попросили вас взглянуть, ведь так?

Она улыбнулась.

– Ты не можешь винить их в том, что они заботятся о тебе.

Вообще-то запросто.

– Если мы сумеем поднять тебя из этого кресла, – Пэт указала большим пальцем в направлении коробившего ее объекта, – то никого это больше не будет волновать. Сколько часов в день ты проводишь на костылях?

– Несколько. – Я уклонилась от прямого ответа, ведь проблема была в том, как втиснуть хождение на костылях в мое учебное расписание. – Пока я прорабатываю вопрос, насколько далеко расположены здания колледжа.

– Понимаю, – ответила она. – Но если ты собираешься участвовать в студенческой жизни, мы должны научить тебя подниматься по лестницам. Иначе тебе придется выбрать колледж, построенный в семидесятые. Теперь давай сделаем жим ногами.

Я старалась не слишком ворчать, но год назад я могла выжать двойной собственный вес жимом для ног. А сейчас? Пэт установила 60 фунтов или около того, но я все равно была вынуждена давить на ноги руками, чтобы хоть как-то заставить платформу двигаться. Первоклассник справился бы лучше.

Да и вообще, разве все это имело смысл?

Но Пэт ничуть не смутил мой убогий результат.

– Теперь мы поработаем над центральной зоной твоего тела, – заявила она. – Хорошая устойчивость туловища играет решающее значение для сохранения баланса на костылях.

Это тоже не было для меня в новинку. Пэт брала свои реплики из того же сценария, что и остальные физиотерапевты, которых я уже встречала. А встречала их я немало.

К сожалению, нигде в этом сценарии не говорилось о том, что действительно меня беспокоило. Пэт знала, что делать, когда мои бедра начинали дрожать во время планки. Но никто и понятия не имел, как научиться выдерживать странные взгляды, а ведь именно так люди смотрели на меня, видя, что я в инвалидном кресле. Иногда я читала в их глазах откровенную жалость. Это было хотя бы честно, пусть и бесполезно. А иногда я сталкивалась с мистерами и миссис Широкая Улыбка. Казалось бы, людей, которые разгуливают по улицам и улыбаются, как маньяки, первым встречным, не может быть слишком много. Но я получала множество Широких Улыбок от людей, которые почему-то считали, что должны дарить мне их. Будто бы это такой утешительный приз: Да, твои ноги превратились в два бесполезных куска мяса, но зато вот тебе Широкая Улыбка.

Конечно, я никогда не говорила о подобных вещах. Это звучало бы стервозно, не более. Но последние месяцы были унизительными. Прежняя «я» оскорблялась, когда парни пялились на мою грудь. Теперь я могла об этом только мечтать. Когда они смотрели на меня теперь, они видели лишь кресло.

– Еще четыре скручивания, Кори, и ты будешь в полном порядке, – сказала Пэт.

Я посмотрела вверх, на решительное лицо Пэт, и сделала скручивание. Но мы обе знали, что в полном порядке я не буду никогда.

Глава 5

Пьяный жираф на ходулях

Сентябрь незаметно сменился октябрем, и жизнь наладилась. Я продолжала усердно учиться и день ото дня перемещалась по кампусу все более уверенно. Дана была с головой поглощена прослушиваниями. Она выбрала песню «Привет, Делайла!» и так активно репетировала, что в конце концов я стала слышать ее даже во сне.

Я по-прежнему практически ни с кем не общалась и никуда не ходила, но, возможно, мне просто требовалось время. Так или иначе, моими любимыми пятницами и субботами оставались те, когда мы с Хартли играли в «Крутые клюшки». Хоккейный сезон начался, и друзья Хартли все чаще были заняты. То они тренировались, то ходили на вечеринки в такие уголки кампуса, куда Хартли совсем не горел желанием ковылять. В один из таких вечеров он приземлился на диван рядом со мной, чтобы провести пару матчей. После игры мы иногда смотрели кино.

– По-моему, ты слишком зависишь от капитана своей команды, – сказал Хартли в тот вечер, видя, что я проигрываю.

Конечно, я не могла признаться ему, что причина моего проигрыша в тот день не имела ничего общего с центральным нападающим – просто Хартли пришел без футболки, и было чертовски трудно не отвлекаться, исподтишка изучая его накачанный живот. Последние полчаса я еле сдерживалась.

Хартли открыл бутылку пива и предложил мне, но я отмахнулась.

– Дигби хорош, но ведь есть и другие игроки, – сказал он.

– Дигби просто мечта, – сказала я, кладя свой контроллер.

И это была правда – даже цифровая версия капитана «Питсбург паффинз» заставляла мое сердце трепыхаться. Он был почти самым красивым хоккеистом, которого я знала. Самый красивый сидел рядом со мной на диване.

Хартли прыснул, держа бутылку с пивом.

– Серьезно? – Он засмеялся, и я обрадовалась возможности полюбоваться его улыбкой. – Разве ты не настоящая болельщица? Вот уж не думал, что ты пак банни[5].

Его слова едва не заставили меня задохнуться от возмущения.

– Вот уж не думала, что ты говнюк!

Он поднял обе руки, как будто защищаясь (при этом из одной из них по-прежнему было пиво).

5

Слово, образованное в результате соединения двух понятий: puck – шайба (англ.) и snow bu