Страница 19 из 20
Вполне признавая, что упоминание о контрреволюционных генералах и офицерах в воззваниях правительства имеет свои основания, тем не менее для пользы дела формирования необходимой армии ходатайствую о том, чтобы правительство разъяснило народу, что наряду с контрреволюционными генералами и офицерами, изменниками вроде Скоропадского и Краснова, существуют и самостоятельно работают над созданием армии бывшие генералы и офицеры другого типа, вполне преданные России и русскому народу, достойные не порицания, а всесторонней признательности и похвалы.
Докладываю, что без такого подразделения, оповещенного самим правительством, не удастся сформировать дивизий, необходимых нам для защиты от насевших на нас германцев, явно стремящихся утвердить в России всюду уже начавшееся германское рабство»[197].
Даже В.И. Ленин первоначально скептически относился к идее привлечения офицерства на командные посты. К примеру, еще 19 августа 1918 г. он телеграфировал Троцкому о «необходимости особенно наших инструкторов для рабочей армии при полной ненадежности офицеров»[198].
Наиболее дальновидные представители советского военно-политического руководства понимали, что на добровольных началах и путем импровизаций массовой армии не построить. К тому же многие офицеры, поступившие в новую армию, отнюдь не горели желанием участвовать в разворачивавшейся в России братоубийственной войне. Некоторые при зачислении в Красную армию прямо выдвигали условие, что не будут воевать на внутреннем фронте, а готовы сражаться только с внешним врагом. Например, капитан Ф.Л. Григорьев, пытаясь устроиться на военную службу, 4 апреля 1918 г. писал в Москву: «В случае потребности в офицерах Генштаба для будущих формирований постоянной армии, предназначенной для борьбы с внешним врагом, прошу о зачислении меня кандидатом на какую-либо должность Генерального штаба»[199]. Ответ на такие обращения был стандартным: «Вы взяты на учет Генерального штаба для предстоящих формирований постоянной армии для борьбы с австро-германцами»[200]. Интересно, что и большевики первоначально считали приемлемым использовать офицеров только против внешнего врага[201]. Летом 1918 г. в связи с эскалацией Гражданской войны с этими требованиями большевики перестали считаться. 13 июня был издан приказ наркома по военным и морским делам и председателя Высшего военного совета Л.Д. Троцкого о том, что советская власть не потерпит никаких уклонений и рассуждений со стороны военнослужащих, в том числе и в связи с их нежеланием участвовать в Гражданской войне[202]. Таким образом, эта категория офицеров оказалась обманом втянута во внутреннюю войну на стороне красных.
В результате аттестации бывших офицеров по благонадежности и знаниям в РККА было принято лишь 765 человек[203]. По приказу Наркомата по военным и морским делам № 324 от 7 мая 1918 г. была проведена регистрация бывших офицеров-специалистов в уездных военных комиссариатах. Именно с регистраций начался процесс массового привлечения офицеров на советскую службу. Первоначально регистрации были добровольными, но постепенно правила ужесточались, происходил переход к добровольно-принудительным (например, под угрозой невозможности дальнейшей службы по профессии, как в случае с офицерами Генерального штаба[204]) и прямо принудительным формам.
Летом 1918 г. уже осуществлялись мобилизации офицеров, ставшие единственным способом привлечь массу бывших офицеров на критически важные для большевиков внутренние фронты. 29 июля 1918 г. был издан декрет СНК о призыве бывших офицеров 1892–1897 гг. рождения. Мобилизации проводились только в Москве, Петрограде и в семи губерниях – Московской, Петроградской, Архангельской, Владимирской, Нижегородской, Вятской, Пермской, а также в 51 уезде Приволжского, Уральского и Западно-Сибирского военных округов.
Призыв офицеров оказался сопряжен с немалыми трудностями, которые порождали волну недовольства. Печально известна история регистрации офицеров до 60 лет, прошедшая в Москве в августе 1918 г. Тогда тысячи людей оказались согнаны в манеж Алексеевского военного училища и задержаны там под охраной двух рот китайцев[205]. Несчастные люди провели несколько дней в период с 6 по 13 августа 1918 г. без еды и в антисанитарных условиях, в результате чего у некоторых начались желудочно-кишечные заболевания[206]. Люди не были обеспечены самым необходимым – кипяченой водой и кипятком, горячей пищей, соломой для того, чтобы на ней спать. Военный руководитель Высшего военного совета М.Д. Бонч-Бруевич писал начальнику Всероссийского главного штаба А.А. Свечину 14 августа 1918 г.: «Происходящая в Москве регистрация бывших офицеров с массовыми арестами, производя гнетущее впечатление на всю корпорацию бывшего командного состава, еще более ухудшает вопрос возможности добровольного поступления военных специалистов в войска»[207].
Антибольшевистски настроенный мемуарист Н.А. Авенариус недоумевал в связи с августовской регистрацией: «Когда теперь советская власть вызвала всех живущих в Москве офицеров явиться на регистрацию, грозя [укрывшимся] репрессиями, то в Лефортово их явилось около тридцати тысяч. Что ж, угроза расправы за неисполнение приказа так их напугала? Где были они в октябре? Ведь у красных были только единицы»[208].
С мест поступали требования присылать военных специалистов. Военный руководитель Северо-Кавказского военного округа бывший генерал А.Е. Снесарев отмечал особую потребность прежде всего в кадровых офицерах, призывая «обратить самое серьезное внимание на выбор командного состава для вновь созидаемой постоянной армии. Безусловно необходимо привлечь на все ответственные командные должности бывших кадровых офицеров, имеющих и боевой опыт, и достаточный боевой стаж»[209].
1 октября 1918 г. был опубликован новый декрет о призыве бывших офицеров и военных чиновников, не достигших к 1 января 1918 г. 40 лет. 14 ноября было издано аналогичное постановление РВСР[210]. Параллельно была организована и подготовка собственного, политически лояльного и социально близкого командного состава на многочисленных командных курсах.
Действие рождало противодействие. В условиях слабой легитимности большевистской власти и в обстановке внутреннего противоборства с развертыванием в конце весны 1918 г. полномасштабной Гражданской войны началось бегство оказавшихся в Красной армии бывших офицеров в антибольшевистские армии. Количество перебежчиков исчислялось тысячами. К белым перелетали целые авиаотряды, переходили высокопоставленные военспецы до уровня командующих армиями включительно.
Понятно, что в условиях враждебности офицерства или его нелояльности военспецов требовалось контролировать, для чего был создал институт военных комиссаров.
Положение бывших офицеров в новой армии было непростым. Комиссары и красноармейская масса относились к ним с недоверием, как к заведомым врагам и контрреволюционерам. Красные командиры, окончившие военно-учебные заведения в Советской России, считали бывших офицеров своими конкурентами в борьбе за командные посты, относились к ним враждебно, интриговали против них, пользуясь своей близостью к власти и партийными связями. Возник даже термин «спецеедство», отражавший неприятие бывших офицеров в армии рабочих и крестьян. Видный военспец А.А. Свечин сообщил в показаниях по делу «Весна»: «С самого начала моего пребывания в РККА я ощущал атмосферу недоверия ко мне, как к бывшему генералу, отчего возникало известное расхолаживание в сознании бесплодности моих усилий»[211].
197
РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 406. Л. 167–167 об.
198
Ленин В.И. Полное собрание сочинений. 5-е изд. М., 1970. Т. 50. С. 157.
199
РГВА. Ф. 11. Оп. 5. Д. 122. Л. 62 об.
200
Там же. Л. 63, 65.
201
РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 1520. Л. 81.
202
«Восстание чехословаков, расстраивающее транспорт и продовольствие и вселяющее ложные надежды в сердца внешних и внутренних врагов Советской республики, должно быть раздавлено в кратчайший срок. Между тем в среде военных специалистов, бывших офицеров, состоящих на службе в Советской республике, наряду с честным выполнением воинского долга, наблюдалось несколько случаев уклонения от выполнения приказаний, вызывавшихся задачами борьбы с чехословацким мятежом. Уклоняющиеся пытаются ссылаться на то, что они не призваны вести “Гражданскую” войну. Чехословаки, в большинстве своем, наши военнопленные. Находясь на территории Российской республики, они получали жалованье от одного из иностранных правительств. Путем обмана они сохранили, а затем, путем мятежа, они захватили оружие, которого не должно было быть в их руках. Они стремятся овладеть Сибирской железной дорогой – важнейшей продовольственной артерией страны. Они пытаются соединиться с Владивостоком, откуда нам угрожает десант чужестранных империалистов. Чехословацкие мятежники являются, таким образом, орудием чужестранной оккупации и порабощения Российской республики. При этих условиях прятаться за фразу о “Гражданской войне” могут только изменники и пособники иностранных захватчиков. Объявляю: Советская власть не потерпит никаких уклонений и рассуждений со стороны военнослужащих перед лицом врага. Все негодные и гнилые элементы, которые без возмущения и негодования относятся к мятежу военнопленных чужеземных наемников против свободы и независимости рабочей и крестьянской России, будут низвергнуты, виновные в противодействии будут раздавлены. Настоящее предупреждение является первым и последним» (Известия ВЦИК. 1918. 15.06. № 121 (385). С. 3).
203
РГВА. Ф. 11. Оп. 5. Д. 959. Л. 7.
204
Подробнее см.: Ганин А.В. Корпус офицеров Генерального штаба в годы Гражданской войны 1917–1922 гг. М., 2009. С. 45–46, 50–52.
205
ГА РФ. Ф. Р-5881. Оп. 1. Д. 81. Л. 74.
206
РГВА. Ф. 33988. Оп. 2. Д. 38. Л. 28.
207
РГВА. Ф. 3. Оп. 1. Д. 57. Л. 276 об.
208
Авенариус Н.А. Кремнистый путь. М., 2012. С. 79.
209
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 109. Д. 3. Л. 19.
210
Реввоенсовет Республики: Протоколы, 1918–1919: Сб. док. М., 1997. С. 114–115.
211
ГАСБУ. Ф. 6. Д. 67093-ФП. Т. 66. Л. 10.