Страница 14 из 20
Среди старших офицеров, продолжавших служить на прежних местах при новой власти, было распространено заблуждение, что, оставшись на старых должностях, можно сохранить контроль над армией в новых условиях и не отдать ее в руки большевиков либо же в рядах Красной армии проводить государственническую линию. В этой связи достаточно любопытны показания бывшего генерал-майора С.Г. Лукирского, данные во время следствия по делу «Весна» в январе 1931 г.: «Наступившая Октябрьская революция внесла некоторую неожиданность и резко поставила перед нами вопрос, что делать: броситься в политическую авантюру, не имевшую под собой почвы, или удержать армию от развала, как орудие целостности страны. Принято было решение идти временно с большевиками. Момент был очень острый, опасный; решение должно было быть безотлагательным, и мы остановились на решении: армию сохранить во что бы то ни стало…»[152] По свидетельству генерал-майора П.П. Петрова, служившего в 1918 г. в чине полковника в штабе 1-й армии бывшего Северного фронта, «все мы тогда плохо знали или закрывали глаза на то, что делалось на юге, и считали, что в интересах русского дела надо держать в своих руках, хотя бы и в стеснительных условиях, военный аппарат. Вспышки Гражданской войны нас непосредственно не касались…»[153]. Генерал С.И. Одинцов в беседе с антибольшевистски настроенным товарищем по прежней службе рассуждал аналогичным образом: «Нужно защищать интересы России… нельзя быть праздным зрителем! Нужно действовать, я через Троцкого и устроился в разграничительную делегацию, как военный эксперт для защиты интересов России»[154]. В действительности подобные надежды оказались иллюзорными.
Не оправдались и надежды на непрочность и непопулярность большевиков, которых из-за этого поддерживали лишь для того, чтобы они свергли деструктивное Временное правительство, после чего были бы сменены какой-то другой, более приемлемой для офицерства властью. Генерал от кавалерии А.А. Брусилов писал о мотивах своего поступления на службу в РККА: «Я, как с малых лет военный, за эти годы (1917–1920 гг. – А. Г.) страдая развалом армии, надеялся опять восстановить ее на началах строгой дисциплины, пользуясь красноармейскими формированиями. Я не допускал мысли, что большевизм еще долго продержится.
В этом я ошибся, но я ли один?..»[155] Однако Брусилов и те, кто мыслил так же, не ошиблись в том, что большевики довольно быстро смогли на новых началах восстановить армию и наладить строгую дисциплину. Эти меры не могли не импонировать офицерам, увидевшим в новом режиме сильную власть, способную справиться с анархией в стране.
По мере укрепления советской власти она находила поддержку у сторонников твердой руки, каких было немало среди офицерства. Интересное объяснение привел бывший капитан И.В. Высоцкий, отметивший, что перешел на сторону советской власти «не в силу понимания советской системы, а в силу уверенности в жесткости этой власти, в отличие от мягкотелости Керенского, а также и вследствие призыва офицеров на службу в Красной армии»[156]. Бывший полковник С.Д. Харламов свидетельствовал: «Мне представлялось, что “все погибло”.
С началом же проявления твердой руки пролетарского управления, с началом создания своей новой Кр[асной] армии (где и мне, грешному, будет отведено хоть какое-нибудь место), я увидел, что Октябрьская революция не только разрушает, но она и создает что-то, причем это что-то имеет свои политические плюсы. Тут уже пробудилась и патриотическая нотка – хорошо сделал, что пошел служить, что никуда не дезертировал»[157]. Не случайно к Красной армии добровольно примкнули и прежде консервативно настроенные представители старой военной элиты, жаждавшие твердой власти и имевшие репутацию крайне правых. Например, бывшие генералы М.Д. Бонч-Бруевич, А.А. Самойло и др.[158]
Отметим еще ряд причин, по которым офицеры добровольно выбирали службу в Красной армии в 1918 г. Демобилизация старой армии в феврале 1918 г. привела к тому, что офицерам пришлось искать средства для дальнейшего существования – кто-то устраивался на гражданскую службу, некоторые были даже вынуждены заниматься тяжелым физическим трудом. При этом для многих офицеров, прежде всего кадровых, военная служба была единственным занятием, вне армии и в отрыве от любимого дела эти люди себя не представляли. Среди таких офицеров получила распространение психология «ландскнехтов», готовых служить любой власти, нуждающейся в их услугах, по сути, торговать своим ремеслом[159]. Для них подходящим вариантом была служба как в Красной армии, так и в любых других армиях Гражданской войны. Тем более что в новой армии они были не одиноки – там оказались тысячи их прежних сослуживцев. Однако подобная психология позволяла с легкостью менять лагеря и армии на противоположные, что хорошо известно из примеров Гражданской войны. При этом часть военспецов пыталась уклониться от активного участия в Гражданской войне, стараясь оставаться на тыловых должностях.
В Красную армию активно шли карьеристы. Тесно связан с большевиками был бывший генерал-майор М.Д. Бонч-Бруевич, родной брат которого занимал пост управляющего делами СНК и был вхож в ближний круг советского лидера В.И. Ленина[160]. Но в идейном большевизме генерала Бонч-Бруевича можно усомниться. До 1917 г. Бонч-Бруевич придерживался крайне правых взглядов[161]. После этого с ним произошла резкая перемена. В 1917 г. он стал членом исполнительного комитета Псковского Совета рабочих и солдатских депутатов, где проводил многие часы[162]. Позднее поддержал большевиков. В своих воспоминаниях Бонч-Бруевич писал: «Скорее инстинктом, чем разумом, я тянулся к большевикам, видя в них единственную силу, способную спасти Россию от развала и полного уничтожения. Нутром я верил Ленину…»[163] Однако не все разделяли подобную идиллию. В связи с радикальной сменой Бонч-Бруевичем своих взглядов звучали, что такие, как он, «предадут брата родного… и довольно дешево» (мнение бывшего полковника А.Н. Ковалевского, изложенное в дневнике военного ученого, бывшего генерал-лейтенанта А.Е. Снесар ева)[164].
Поступление в новую армию давало возможность продвинуться по службе и тем, кто по каким-то причинам не мог на это рассчитывать в старой армии. Существует немало свидетельств, что в РККА добровольно шли люди, обиженные при старом режиме, не сумевшие прежде в полной мере самореализоваться. Например, таким путем в РККА попал генерал-майор В.А. Ольдерогге, который во время Русско-японской войны в чине подполковника служил правителем канцелярии дорожного отдела управления военных сообщений штаба Маньчжурских армий и получал взятки (по свидетельству генерала С.А. Щепихина, за поставку гнилых шпал[165], по документам расследования – за выдачу нарядов на вагоны для коммерческих грузов[166]), а когда афера раскрылась, был переведен в январе 1916 г. из Генерального штаба в строй[167]. В 1918 г. этот офицер добровольно поступил на службу в РККА, где, конечно, смог служить и по Генеральному штабу, причем его служба была достаточно успешной. Однокашник генерала А.И. Деникина по юнкерскому училищу и Николаевской академии Генерального штаба (выпуск 1899 г.) генерал-майор П.П. Сытин к началу Первой мировой войны оказался последним по старшинству из своего академического выпуска. Лишь в 1917 г. он получил генеральский чин[168]. Возможно, именно карьерные неудачи побудили его пойти на службу в новую армию, где он сумел хорошо себя проявить.
152
ГАСБУ. Ф. 6. Д. 67093-ФП. Т. 65. Ч. 1. Л. 40.
153
Петров П.П. От Волги до Тихого океана в рядах белых (1918–1922 гг.). Рига, 1930. С. 245.
154
Свечин М.А. Записки старого генерала о былом. Ницца, 1964. С. 172.
155
Брусилов А.А. Мои воспоминания. М., 2001. С. 297.
156
ГАСБУ. Ф. 6. Д. 67093-ФП. Т. 73 (95). Л. 11.
157
ГАСБУ. Ф. 6. Д. 67093-ФП. Т. 172 (231). Л. 14.
158
Лукомский А.С. Очерки из моей жизни. Воспоминания. М., 2012. С. 174; Нокс А. Вместе с русской армией: Дневник военного атташе 1914–1917. М., 2014. С. 34; Knox A. With the Russian Army 1914–1917. L., 1921. P. 42.
159
Любопытный анализ мировоззрения офицеров разных типов армий см.: Назаренко К.Б. Флот, революция и власть в России: 1917–1921. М., 2011. С. 18–46.
160
Мальков П.Д. Записки коменданта Кремля. М., 1987. С. 79.
161
Снесарев А.Е. «Вся Россия – больна». Из дневника 1918–1919 годов // Московский журнал. 1996. № 8. С. 38.
162
Станкевич В.Б. Воспоминания. С. 181.
163
Бонч-Бруевич М.Д. Вся власть Советам: Воспоминания. М., 1957. С. 226.
164
Снесарев А.Е. Москва – Царицын. Из дневника 1918 года (май) // Московский журнал. 1996. № 3. С. 43.
165
ГА РФ. Ф. Р-6605. Оп. 1. Д. 7. Л. 20 об.
166
РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 4613. Л. 8 об.
167
РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1338. Л. 106–106 об. Впрочем, другой фигурант этого дела, генштабист А.Н. Алексеев, в годы Гражданской войны оказался в белом лагере.
168
Трамбицкий Ю.А. Генерал-лейтенант А.И. Деникин // Белое движение: исторические портреты. М., 2011. С. 143–144.