Страница 6 из 23
– Лёнечка, не надо, он же мальчик ещё совсем, зачем же…?! – завелась Ирина, выбралась, наконец, из джипа, вцепилась в жениха. Тот раздражённо, почти брезгливо оттолкнул её в сторону, белоснежное платье затерялось среди тёмных пальто, но визг девушки всё равно достигал ушей Егора.
«Витязь» сделал шаг в сторону.
В руке он держал револьвер.
– Один патрон в барабане оставим, – сказал жених Лёня, исподлобья глядя на Егора.
– Самому застрелиться? – криво усмехнувшись, поинтересовался Егор.
– По очереди стреляться будем, – сказал «Витязь». – Я эту блядь-полукровку два года ублажал, а она под тебя ложиться бегала… Я себе башку прострелю – твоей будет. Ты себе – ей не под кого ложиться будет…
– Лёнчик, не кипяти канифоль, – подал голос один из его компаньонов.
Вместо ответа Лёня поднял пистолет в стартовое положение и выстрелил – звук выстрела получился глухим и каким-то беспомощным на открытой местности.
Выстрелил ещё раз.
Ещё.
Ещё.
Ещё.
И ещё.
– Один патрон, – сказал Лёня, и протянул тёплое оружие сопернику.
Это игра, проносилось в голове Егора, с самыми простыми правилами; я уцелею – его воины на куски порвут и меня, и Ивана, и тачку его. Можно было взять строительного козла в заложники – но потом ведь достанут…
Кажется, Лёня не ожидал, что Егор примет его правила, дёрнул уголком губ, когда ствол револьвера ткнулся в уцелевший висок Егора.
– Джип отпустишь? – спросил он.
– Нет. Он мою жену сюда привёз, отсюда и увезёт, – сказал «Витязь».
– Она пока ещё не твоя жена, – сказал Егор и нажал на спусковой крючок.
Далее он пытался запомнить щелчок, с каким барабан останавливался на последней фазе. Хотел распознать, когда патрон окажется в стволе, и не прикладывать в том случае револьвер к своей голове, а пальнуть, вот хотя бы в этого тупорылого боксёра, стоящего в двух шагах от него. На четвёртой попытке Егору показалось, что щелчок вышел не таким, как прежде, он не успел подумать, палец сам дёрнул спусковой крючок.
Пусто.
Лёня-«Витязь» нажимал на курок, немигая глядя сопернику в переносицу, барабан проворачивал ладонью в отличие от Егора, который пользовался рукавом куртки, с упоением слушая сухой треск. Должно быть, с таким звуком вращается круг рулетки в казино, с красными и чёрными, чёт и нечёт, цифрами и числами. В револьверном барабане чисел не было. Только шесть чёрных и одно красное. Или наоборот.
Прозвучавший заново выстрел завершил обряд бракосочетания – трагично и нелогично. В салоне джипа глухо вскрикнул Иван. Тело «Витязя» вытянулось по стойке «смирно», на лице застыла детская обида: как, неужели я, неужели мне, неужели меня? Подхватить Лёньчика никто не успел, уже мёртвый он осел на бетонную плоскость, щедро заливая территорию аэропорта кровью, лившейся из входного и выходного отверстий в своей строительной голове.
На негнущихся ногах Егор переступил труп, растолкал партнёров и совладельцев «Витязя», отнял невесту, успевшую оформиться до состояния вдовы. Сделав два шага, Ирина упала в обморок.
Часы показывали тридцать шесть часов сорок две минуты.
V
Способность человека мыслить отличает его от других форм жизни. Странно, это убеждение считалось верным даже в то славное время, когда размышления совсем не поощрялись, тем более о стремлении к абсолютной свободе, а сверхдержава на противоположном полушарии именно потому и считалась потенциальным противником номер один: потому что великая мечта, делать всё, что вздумается, и не на кого не оглядываться.
Егор пережил всё это в далёком детстве, так и не успев проткнуть пиджачный борт красивой комсомольской трапецией, но вот почувствовать абсолютную свободу ему не довелось, только лишь стремление к ней заставляло изредка оглядываться по сторонам.
Дело не в идеологии, а в слаженной обойме: детсад, школа, институт, армия, работа – это основа стабильности в государстве, где у большинства граждан стремление к свободе отсутствует напрочь. Хорошая возможность сделать из себя большого оригинала; как так получилось, что весь сознательный период Егор пытался отличаться от всех остальных, а потом вдруг разочаровался в прежних избеганиях зависимости от чего, или от кого бы то ни было – Егор и сам не знал, и не догадывался, откуда это всё, пока естественная форма воспроизведения человеком себе подобных не сработала на нём точно так же, как и на всех остальных. Появилось маленькое существо по имени Пашка – и Егор стал таким как все.
Всё же эта обойма с похожими комплектами может служить доказательством твоего отличия от всех других форм жизни: ты есть, ты движешься, ты двигаешь, не лежишь на холодном столе с биркой на большом пальце правой ноги, не рассматриваешь оставшийся без тебя мир сквозь двухметровый слой сырой земли. Если ты часть чего-то активного и цельного, это также делает тебя разумным мыслящим, размышляющим, живым…
С наступлением осенней темноты Ирина Башкирова слабо напоминала разумный объект. В грязном подвенечном платье, с размазанной косметикой, выглядела она страшно и ужасно, рыдала алкогольными слезами, и энергично мотала головой, рискуя разбить подносимый стакан с водкой, и разрезать в клочья пухлые красивый губы. Она заметно выбилась из сил в оплакивании своего погибшего жениха, а Иван, даже залитый водкой, ходил нервно из комнаты в кухню, ероша волосы, ходил широкими шагами, создавая иллюзию, будто комнат на самом деле больше, чем одна, несколько, «много», и все они битком набиты старой мебелью-рухлядью, тогда как на самом деле почти вся мебель была совсем недавно вывезена бывшей супругой Ивана…
– Да брось ты её на хрен! – не выдержав, заорал он. – Или уведи отсюда!
– Она здесь останется, – с усилием произнёс Егор.
– Ч-что?!
– Тс-с-с…
Девушка уснула. Или уплыла в алкогольный обморок, выглядела в объятиях Егора свадебной куклой, основательно истрёпанной, как будто валялась где-то на пыльном складе, а циничные дети решили сыграть ею в футбол.
– Вали всё на меня, – как заводной повторял Егор. – Говори, что вообще – таксист, раньше меня никогда не видел.
– Да?! А тачку от кровищи кто отмоет?!
– Дождь…
– Ох, блин, ну влип, на перья..!
Вот так и не доехал директор магазина «Витязь» на священную землю, думал Егор, а были мечты, наверное, быть не таким как все, а выше всех остальных. Нового в мире ничего не происходит, только лишь повторяются старые избитые клише во всевозможных комбинациях, – сказка о рыбаке и рыбке может повторяться бесконечно, без риска стереться до нечитабельного состояния. На чью свободу ты посягнул, дорогой товарищ «Витязь», чтобы стать владыкою морским? Было что-то в тебе от объективности, и теперь ты не сидишь у разбитого корыта, а лежишь с биркою на ноге, на цинковом столе…
… Школьным учителям нелегко претендовать на место равное ученическому; демократические методы в современной системе образования не изменили ситуации. Слишком много различий – в возрасте, полномочиях, наконец, в самом поколении. Но существует альтернатива, когда человек, намного старше тебя самого, совсем ненамного, на какой-нибудь год, или даже несколько месяцев, когда разницу можно почувствовать только интуитивно, смотришь, и оцениваешь не человека, а именно вот эту разницу – и вот так Егор воспринимал бывшего своего учителя географии Андрея Алексеевича, ныне среднестатистического пенсионера, умудрившегося в пост педагогической нищете сохранить элегантность сродни английской палате лордов.
Встречи бывших ученика и учителя Егор воспринимал странным серым пятном, обладавшим свойством забываться, зато после, несколько часов спустя, из пятна этого Егор извлекал вещи невероятно мудрые и полезные. Вспоминая избитое «художник должен опережать время», он подозревал в географе недюжинный потенциал живописца, хотя на самом деле ничего этого не было, была обыкновенная квартира в многоэтажном доме и прочие атрибуты пенсионера, стряхнувшего социалистическую пыль ранее своих сверстников.