Сквозняки закулисья

– Пусть теперь в его жизни, медленно переваливаясь изо дня в день, потекут недели и месяцы…

– А ты злая.

– Бог подаст. Никого не надо винить. Все идет, как идет, как должно идти. Встретились – разбежались. Мне больше не хочется обязательств. Предпочитаю отвечать только за себя: за что, сколько, до каких пор.

– Странная эволюция.

Лучше бы Павел не говорил этого. Потому что то, что пришлось услышать далее, поколебало границы его вселенной. Если для него последнее время состояло из смены внешних событий, к которым приходилось приспосабливаться на ходу и по обстоятельствам, то для Ирины время спрессовалось системным поиском взаимодействия с действительностью и – по сути – выработкой алгоритма для общения с миром.

– Ничего странного, Паша, лишь простое сочетание изменений и стабильности. Видишь ли, дорогой, как выяснилось, вы – мужчины – плохо приспосабливаетесь к окружающей обстановке, а наша физиология с этим справляется лучше. Но, и умея приспосабливаться, мужчина вынужден менять обстановку, влияя на нее физически и психологически.

И тут он, наконец, понял, что не так было в этой их встрече, ну, кроме сытного обеда. Было похоже, что Ирина либо где-то читала лекции, либо начала писать статьи. Так в быту не разговаривают, особенно с бывшими мужьями. И особенно после приятной и дорогой еды. Слух резали слишком специфические обороты, странная, вернее хорошо отработанная речь. Не говорит – вещает. Раньше за ней такого не наблюдалось. Точно что-то у нее случилось. Чего же так витиевато она его подводит к главному.

– В тяжелые времена смертность мужчин компенсируется высокой рождаемостью, – природа производит вас впрок. Мы в холод наращиваем подкожный слой жира, а вы кутаетесь, как кочан капусты. Вам требуется изобретательность, чтобы справиться с трудностями подобного рода. В критической ситуации, чтобы выжить, поведение мужчины и женщины должно объединиться: она приспособится, а он – найдет средство и примерит ситуацию на себя. Вернее, под себя. В противном случае женщине придется выживать в одиночестве. Если его разум спасует, то ее эмоции восстановят равновесие. Он будет стремиться делать дело, а она – выполнять природное предназначение. Вот, приблизительно так.

– Я ничего не понял, – Павел окончательно обалдел, – повтори, пожалуйста.

– Не бери в голову, – Ирина рассмеялась и чмокнула Павла в щеку. – А теперь, – она посмотрела на часы, – мне пора. Ты прости, пожалуйста, мы не поговорили о тебе. Приходи часа за два, – и на стол поможешь накрыть, и поговорим. Колька возвращается из школы в четыре.

– А нельзя его забрать, ведь день рождения?

– У них будет контрольная, пусть сначала потрудится.

– Много народу будет?

– Секрет.

– Ты же знаешь, что я терпеть не могу, когда за общим столом собираются незнакомые друг с другом люди.

– Знаю.

5 глава. Не подарок

Машина Павла скрылась в плотном потоке, Ирина проводила ее глазами и долго еще сидела на бульваре, смотря на звезды. Она не чувствовала холода то ли от сытного ужина, то ли от воспоминаний о давней прогулке в такой же вечер несколько лет назад.

Той осенью ей попадались старухи с ведрами, полными цветов. Она медленно выбирала букет для себя и без грусти (рубль в кошельке деньгами было назвать нельзя) пыталась представить пахучую красоту в пустой вазе на пианино. Большие чайные бутоны с капельками воды боролись в ее воображении с гордыми ало-горячими георгинами и творчески растрепанными хризантемами разных оттенков. Вволю наторговавшись с крикливыми торговками, она повернула к дому. Шла по ухабистому тротуару, радуясь тому, что не носит каблуки, и пыталась понять, любит ли она цветы? Такой простой с виду вопрос оказался сложным. И имел свою историю.

Отец никогда не дарил матери цветов. Сначала не было денег, потом привычки, а там – и желания. Мама никогда не показывала своего к этому отношения, но после прогулок с маленькой Иришкой они всегда возвращались домой с маленьким букетиком придорожных цветов – ромашек, васильков, незабудок или простых одуванчиков. Любовь Степановна не знала, что такое поклонники, и как они могут осыпать любимую женщину цветущей душистой радостью. Доходы в их семье всегда были минимальные, да и само хозяйство копеечное, и вместо букета обычно приобреталось что-то нужное в дом. Так жили все знакомые, перебиваясь от зарплаты до зарплаты. Больших заработков да соседской зависти боялись пуще голодного желудка. Хотя цветы замечали и любовались ими на клумбах, но серьезного отношения к подарочным букетам у полунищего населения не было, разве что – для учителей.

Роскошная – теплая и ласковая осень – настраивала Ирину на грустный мемуарный лад. Вспомнилось, что когда-то прямо за домом начинались заросли жасмина. А в соседнем дворе кто-то по ночам обламывал ветки сирени. Внутри что-то потянуло, и навернулись беспричинные слезы.

Захотелось цветов для себя.

Нежданных.

Сюрпризом.

Подарком.

Засосало под ложечкой точно так же, как в тот давний вечер, когда она чувствовала себя золушкой-замарашкой и мечтала о том, что хорошо быть красивой женщиной, ведь победительная красота сопровождалась благоуханным разноцветием. Она усмехнулась, конечно, наивно было так думать, но тогда она была уверена, что кто-то обязательно обладает этой нечаянной радостью.

Ирина долго смотрела на небо, словно ждала именно от него чего-то необычного и волшебного. Оно было таким огромным и бездонным, что казалось всесильным. Сколько глаз яростно и бессильно искало в его высоте помощь и справедливость. Сколько губ посылало ему проклятия и молило о пощаде. Дождь, снег, ветер в разные времена из погодных проявлений становились символическим знамениями. Как смириться с простой арифметикой смены времен года? Иногда в бессонную и тоскливую ночь, когда капли дождя кого-то оплакивают, а тучи всхлипывают громовыми раскатами, кажется, что небеса рыдают, провожая молодость человечества.

Уже понятно, что детские игры закончились, и агрессией юности с ее безумием и безжалостностью земля сыта по горло. Но надежда на мудрость еще слишком слаба.

Мудрость беспомощна. Лишена тела. Силы.

А молодые тела горячи, и их владельцы сходят с ума в поисках удовольствий. Закайфовать, забалдеть, забыться, – и подальше от безумия эпохи смуты и перемен. Заработать, а лучше – наворовать, отнять, изъять, вложить в недвижимость, ввинтиться в чужую реальную жизнь. И забыть о себе. Культ зеленых портретов, настоящих бриллиантов и бесстыдной ночной жизни становится единственной целью. Мечты и надежды надежно изгнаны. Перед бронированной дверью сытого сегодня слишком сиротливо и неуютно сумеречному вчера.

Бедное-бедное время. Тебя, говорят физики, не существует. И все-таки, бедное-бедное время. Вчерашние лозунговые идеалы затоптаны ураганной поступью сегодняшнего лощеного хама с гарвардскими замашками одесских космополитов, вседозволенностью кавказских «князей» из кизяковых аулов и пофигизмом российских стадных граждан.

Алчное, клыкастое и хорошо вооруженное «сегодня» лихо затаптывало «вчера». Но вечером, за каждым окном зажигался свет. Может быть, хрупкое «завтра» не совсем растворилось в нестойком тумане надежд? Может быть, ее радость притаилась где-то там – за соседним углом?

Фонари не горели, и она несколько раз тогда оступалась. Старухи с ведрами тоже не попадались – какая торговля в потемках? В овощном магазине на углу было совсем мало покупателей. Лук на вид показался сухим, и она купила сеточку – вот и все цветы для ее кухни. Состояние было какое-то непонятное, взвешенное. Ее словно обманули, поманили и ничего не подарили. Дома быстро приготовила ужин, убралась в прихожей, а внутри, разгораясь, росло ожидание чего-то необычного, почти сказочного. Коленьку из садика надо было забирать только в пятницу…

Она вспомнила! Сегодня был праздник – пятилетие у них с Павлом! Так вот что ее мучило! Она посмотрела на часы – почти восемь. В это время муж обычно возвращался после вечерних новостей. До его прихода оставалось несколько минут. Тогда Ирина загадала, если он принесет цветы, – начнется новая жизнь! Он уйдет с телевидения и вернется в кино, ей в театре дадут новую роль, появятся лишние деньги, и они наймут Коленьке няньку, чтобы, наконец, забрать его из ненавистного садика. Будет счастье!