Боярин

Вслед за зеленоглазым коротышкой шел долговязый, высохший в щепку скин, сжимавший в зубах что-то похожее на сигарету. Время от времени он выпускал дым то изо рта, то из ноздрей.

Похлопывая себя дубинкой по бедру, коротышка остановился напротив Ивана и улыбнулся, показывая мелкие и острые, как у грызуна, зубы.

– Ванька! Вот те на! Ванька! Что-то давненько я тебя не видал. – пробасил коротышка. – Где носило? Что поделывал?

– И тебе здравствуй, Фишер, – произнес Иван без намека на доброжелательность. – Все строишь?

– Строю. Сам видишь. Тружусь в поте лица, – тут Фишер резко вскинул свою дубинку и ткнул ее концом Мальцева в грудь. – Чужака заарканил? Отдай его нам. Рабочая сила в цене!

Георгий машинально отбросил дубинку рукой. Скины, наблюдавшие за сценой встречи гостей, напряглись. А некоторые из них, вместе со своими псами-убийцами начали приближаться.

– Ну и чего дергаешься, Фишер? – Иван миролюбиво выставил ладони вперед. – Ослеп, что ли? Какой это тебе чужак? Наш он. Новенький. Поставщик. Георгий, покажи дяде свой паззл.

Мальцев вытащил из-за выреза комбинезона костяную бляшку.

– Точно. Поставщик, – Фишер прищурился, рассматривая знак на тотеме. – Только выглядит как-то странно. Да и одежка у него… Чего молчишь новенький?

– А что ты хочешь услышать?

– Ха! Да ты борзый. Ну, извини, брат, – скин протянул Георгию руку. – Я – Фишер. А эта красотка – Фрида. Моя боевая подруга.

– Привет! – Фрида придвинулась и выпустила облако дыма в лицо Георгию. – А по мне так – не из Базиса ты. Подозрительно выглядишь, паря!

Мальцев долго не мог поверить в то, что перед ним женщина. Плоскогрудая, с низким лбом и квадратным, словно обрубленным подбородком, она выглядела развязным, уродливым подростком. К тому же курила какую-то дурь – об этом свидетельствовала замедленная речь и подозрительная, нехорошая муть в глазах. Вместо дубинки, возможно у русов это было прерогативой женщин, Фрида сжимала кнут с привязанным к ремню свинцовым шариком. Еще та сучка!

– Георгий…

Мальцев тоже протянул руку Фишеру. Но в последний момент, вспомнив о своих экстрасенсорных способностях, собирался отдернуть ее. Однако было поздно – пухлая ладонь Фишера сжала пальцы Георгия.

Вновь ослепительная вспышка. А затем – полумрак, наполненный стонами и воплями. Хлесткие удары кнута. Рассеченная кожа цвета оливка. Безумные от боли глаза. Кровь, сочащаяся из ран и… Смех, больше напоминавший лошадиное ржание. А еще… Танцующее существо, с туловищем в виде яйца, короткими, смешными ручками-ножками, похожими на пуговицы глазами, носом-пупырышкой и разинутой в дурацкой улыбке беззубым ртом. Оно никак не вписывалась в общую картинку. Кто это? Инопланетянин? И кого этот человек-яйцо так ему напоминает?

Когда Мальцеву удалось освободиться от рукопожатия Фишера, он почувствовал невыразимое облегчение. Хватит с него экстрасенсорики. Пожимать руку Фриде он уж точно не станет. Странная парочка…

Дав такую характеристику Фриде и Фишеру, Георгий не забыл напомнить себе о том, что, возможно, носит свое имя и является чудовищем, по сравнению с которым два «Ф» – просто детки в песочнице. Можно искать сучки в их глазах, но нельзя забывать о бревне в своем собственном…

– Что встали?! – рявкнул вдруг Фишер, обращаясь к челам, наблюдавшим за встречей. – Я не отдавал приказа отдыхать! Работаем, твари, работаем! Если каждый будет заниматься своим делом, мир будет вертеться намного быстрее!

Фишер вновь повернулся к гостям и развел руками.

– Скоты. Понимают только язык палки. Ленивые уроды. И упрямые. Предпочитают сдохнуть, чем пахать в полную силу. Ну, Иван, пойдем, что ли, бабахнем за встречу по маленькой?

– Мы спешим… Вондра…

– Старый пердун твой Вондра. Подождет. Пойдем-пойдем. Кровно обидишь. Фрида приготовила отличное пойло. Веришь, от крепости этого ликерчика глаза на лоб лезут. Он просто так и нашептывает на ухо «Выпей меня!».

– Ну, если глаза, если нашептывает… Если на лоб, – Иван пожал плечами. – Пойдем, Георгий. Давно пора перекусить.

Они двинулись вперед, мимо надсмотрщиков, которые с трудом удерживал своих свирепых псов, рвавшихся испытать свою челюсти на незнакомцах и челов, начавших мостить дорогу с удвоенной энергией.

Фрида шла впереди. Сделав очередную затяжку, она остановилась и ни с того, ни с его хлестнула кнутом по спине ближайшего чела. Тот уронил камень, который собирался укладывать, резко выпрямился и смерил Фриду испепеляющим взглядом. Это был статный красавец, как сказали бы в прежние времена, кавказской наружности. Ростом с Ивана он имел более спортивную и точеную фигуру, чем поставщик и лицо древнеримского гладиатора. Многочисленные белые полосы на спине, груди говорили о том, что с плеткой и палкой он знаком далеко не шапочно.

– Че уставился?! – расхохоталась Фрида, каркающим смехом вороны. – Ведь убил бы меня, если бы смог? Правда? Убил бы? Знаю-знаю. Да только руки коротки. Ты мне нравишься. Работай, падла!

Чел поднял свой камень и занялся делом теперь уже с новой раной на спине. Фрида же, пройдя несколько шагов, обратилась к Фишеру:

– Как тебе этот красавчик?

– Неплох. Просто Ап… Этот… Ну, как его… Апло…

– Аполлон, дурачок.

– Точно. Хорош.

– А если и между ног у него все так же отлично, я бы не отказалась, что этот чел засадил мне по самое не могу, – Фрида осклабилась. – Ну, а я попробовала бы на вкус то, что вытекает из его шланга.

– Стерва! – с улыбкой вздохнул Фишер. – Ну и стерва же ты, Фрида!

– Так ты не прочь, если сегодня ночью я слегка порезвлюсь с этим Аполлоном?

– Да хоть с десятком!

– А это идея. Десяток – сильно сказано, но если мне все дыры вопрут пятеро таких жеребцов… Надо как-нибудь попробовать, – Фрида, никого не стесняясь, провела ладонью себе по промежности и мечтательно улыбнулась. – Да-да… Во все дыры, чтоб воздуху не было куда выйти!

– Заткнись! – буркнул Фишер. – А вы, ребята, не удивляйтесь. Ревновать к челам – глупо. Они ведь не люди, и не животные.

Мальцев улыбнулся. Его, конечно, шокировала распущенность Фриды и свобода нравов, царивших у русов, но вопиющая непосредственность плоскогрудой сучки была достойна восхищения. Что касается высказывания о людях и животных, то ничего нового Фишер не придумал – наци всегда были сторонниками этой теории.

Фишер привел гостей к большой, очищенной от пальм поляне. В центре ее стояли три, сооруженные из бревен, навеса странной конструкции. Странность заключалась в том, что навесы стояли на пальмовых пнях, как на сваях и, благодаря этому поднимались над землей на целый метр. Плоские крыши навесов покрывали несколько рядов пальмовых листьев.

Один навес, площадью в добрых полсотни квадратных метров, был открыт и предназначался для надсмотрщиков, второй, размером еще больше, имел стены-решетки, мастерски сделанные из пальмовых стволов и дверь, которая запиралась тяжелым засовом снаружи.

В это здание, как догадался Георгий, помещали на ночь челов. Третий навес, судя по перилам, со следами потертостей и горам обглоданных костей на полу, предназначался для сторожевых собак-монстров.

Последним сооружением на поляне был ряд деревянных клеток, установленных на высоких подпорках и очень похожих на тех, в которых держат кроликов. Только вместо кроликов там были собаки. Поначалу Мальцев решил, что это щенки голоногих питбулей, но быстро понял, что ошибся – эти собаки походили скорее на безобидных дворняг и особой нужды держать их в клетках не было.

Бревенчатый пол элитного навеса был устелен шкурами животных, а по центру его из камней было сложено пять очагов. В одном из них полыхал огонь, а рус, сидя на корточках, поворачивал деревянный вертел. Насаженная на него туша небольшого животного уже прожарилась. Капли жира, падая на раскаленные камни, распространяли вокруг аппетитный запах. Рядом, на выдолбленном из дерева овальном блюде лежала горка мохнатых кокосов, с уже проделанными в скорлупе дырами.