Страница 11 из 20

Религиозный фундаментализм в глобализованном мире

Волобуев Алексей

1.1.4. Психоаналитическая модель фундаменталистского мировосприятия

Внутренней психологической основой фундаменталистского мировоззрения является центрирование сознания на чистоте и единообразии, откуда проистекает нетерпимость к отличиям и латентное насилие, которое, впрочем, не всегда себя таким образом проявляет. Строциер (C. Strozier), Терман (D. Terman) и Джонс (J. Jones)[45] в своей работе «Фундаменталистский образ мышления» разработали идею о том, что внутренние психологические мотивы фундаменталистов – это дуалистическое мышление, паранойя и чувство группы, это апокалиптическая ориентация с различимыми перспективами времени в смерти и насилии, также они включают в себя тотальную конверсию опыта[46]. Хотя эти установки проявляют себя в индивиде, они проистекают из психологии группы, поэтому фундаменталист с ней тесно связан.

Психоаналитическая перспектива требует определенного исторического анализа, который будет сделан в последующих главах, сейчас же можно ограничиться отсылками к ряду фрагментов. Итак, исламские фундаменталисты, в первую очередь салафиты и «Братья-мусульмане», начали набирать силу на руинах Османской империи. Их фундаментализм занял в мире жесткого идеологического противостояния место третьего пути, альтернативного западному капитализму и восточному коммунизму. Их целью было восстановление связи между религией и политикой, сокрушение светских режимов и возвращение унифицированного религиозно-политического миропорядка. Они идеализировали образ эры мусульманской общины в Медине VII века н. э. Разумеется, будет большой ошибкой считать это традиционализмом, поскольку все наиболее важные мыслители и лидеры фундаменталистов были революционерами. Такие идеологи фундаменталистов, как Сейид Кутб, буквально воспринимали аксиому «нет бога, кроме Бога», наделяя ее дополнительным смыслом: это означает, что истинный мусульманин не подчиняется никому, кроме Бога, поэтому подчинение политической власти, которая освящена религией, должно быть непререкаемым. Правила и законы могут проистекать только от самого Бога, как они записаны в Коране. Кутб требует вернуться к религиозной и политической системе первых мусульман. Они были праведными и чистыми мусульманами, поскольку все их политические решения, поступки, все аспекты их жизни, как общественной, так и личной, строились по Корану. Таким образом, целью фундаментализма является радикальный слом современного ему общества с тем, чтобы создать идеальный мир, в котором только Бог правит людьми и всеми сферами жизни. Очистив человека и общество от поздних наслоений, мусульмане придут к чистому исламу, в котором человек подчиняется лишь Богу, но не другому человеку. Это для Кутба и есть истинная свобода, но также это означает и уничтожение всех светских систем, которые стоят на пути чистого ислама, и разрушение недостаточно чистого ислама. Следовательно, джихад меча неизбежен. Чтобы установить суверенитет Бога, очищение должно начаться дома в исламских странах, а затем распространиться по всему миру. Очищение само по себе является центральным конструктом фундаментализма. Целью является гомогенное общество, которое могло бы жить в гармонии под мандатом Бога (таухид). В процессе глобализации эти идеи больше не являются культурно замкнутыми сами на себя и начинают образовывать абстрактную парадигму, которой так или иначе следуют многие фундаменталистские учения. Фундаменталисты противопоставляют себя всему остальному миру, как чистое грязному.

Подобный манихейский взгляд на мир имеет во многом бессознательный характер и поэтому является объектом, в том числе, психоанализа. Методологически и концептуально есть основания для обращения к концепту вездесущих бессознательных фантазий[47]. В работах Бенедикта Андерсона (Benedict Anderson)[48] утверждается наличие связи между этими установками; автор определяет нацию как воображаемую общность, базирующуюся на культурных системах родства и религии. Следующие бессознательные комплексы идеализации оказались существенными для анализа феномена фундаментализма: сиблинговое соперничество, чистота и относящаяся к способности образования понятия концепция Другого, а также образ группового единства и фантазии о слиянии.

Первая группа фантазий включает в себя бессознательное сбережение и детскую ревность, в ней чужеродной Другой воспринимается как захватчик, незваный гость, который входит в сферу личного пространства, вытесняет прежнего жителя, забирает то, что у него есть, и поселяется как паразит и дармоед. Бессознательно этот чужак воспринимается как конкурирующий ребенок, который разрушает нарциссически идеализированный союз с коллективной фигурой матери. Собственное алчное влечение, влечение к обладанию проецируется на вторгшегося. Впрочем, в исламском фундаментализме этот момент выглядит наименее выраженным, он более отчетливо обнаруживается в немецком антисемитизме, в котором евреи были представлены как ненасытные хищники. Тем не менее, подобная проекция есть и в исламском фундаментализме. Например, Усама бен Ладен призывал всех мусульман участвовать в священной войне против американцев и их союзников, изображая последних как крестоносцев, пришедших в мусульманский мир, подобно саранче, чтобы пожрать его богатства[49]. Там, где религиозный фундаментализм сращивается с защитным политическим национализмом, именно эта фантазия выражается наиболее бурно. Например, это касается сингальского фундаментализма, индусского национализма и в какой-то степени православного фундаментализма.

Чистота и видение Другого. Эта система фантазий, как правило, превалирует в фундаменталистской системе мышления. В сравнении с проекцией запретных инстинктивных импульсов на Другого связь между образами чистоты и групповой идентичности более сложная. Как указывал Фрейд[50], члены группы ретушируют индивидуальные различия в своей нарциссической идентификации друг с другом. Они убеждают себя в прочности их межличностных связей и в своей идентичности, старясь быть такими же, как и другие члены группы. Различия и инаковость, таким образом, воспринимаются как нечто, нарушающее чистоту нарциссической групповой идентификации и, таким образом, как нечто нечистое. Как показывает М. Дуглас (M. Douglas)[51], грязь, нечистота долгое время определялась в культурно-историческом смысле как что-то не на своем месте. Соответственно, грязь или нечистота – это нечто, что не может быть включено в символическую систему, если она должна продолжить свое существование. Неопределенность, неуверенность, небезопасность и амбивалентность нетерпимы. Такие нечистоты должны быть уничтожены, чтобы гомогенная, символически консистентная вселенная существовала.

Ритуальная чистота играет существенную роль во многих религиях, особенно в монотеистических, поэтому неудивительно, что фантазия о чистоте так значима для самоидентификации, скажем, исламского фундаменталиста. Например, одна из крупных исламских политических газет следующим образом выражается о влиянии западных идей и образа жизни: «Ислам подобен чистой пресной родниковой воде, неверующие же подобны воде, извлеченной со дна городской канализации. Даже если капля этой мерзости войдет в чистую воду, ее чистота будет нарушена. Точно так же достаточно одной капли скверны неверия, чтобы заразить ислам на Западе»[52].

Сейид Кутб, многократно упоминаемый в монографии идеолог исламского фундаментализма, обвиняет в этом осквернении чистоты евреев: «Еврейские и христианские империалисты сговариваются отобрать землю у палестинских арабов; евреи породили капитализм и коммунистическую теорию…»[53]; евреи, ведомые своими чувственными желаниями, уничтожают этический фундамент веры, и в результате вера осквернена той же нечистотой, которую они распространяют по всему миру[54]. Существует много других примеров подобных верований. Помимо загрязнения, образ яда также играет существенную роль. В бессознательных страхах женское тело наделено особенно мощной силой загрязнять, соблазнять и отравлять. Это также играет роль метафоры для ситуации с обществом, которое видит себя под угрозой соблазняющих злых сил[55].

Strozier Charles B. (ed.), Terman David M., Jones James W. with Boyd Katherine A. (ed.). The Fundamentalist Mindset: Psychological Perspectives on Religion, Violence, and History. – New York: Oxford University Press, 2010.

Ibid.

Bendkower Jarón. Psychoanalyse zwischen Politik und Religion. – Frankfurt/M.: Campus Verlag, 1991. S. 301.

Anderson Benedict. Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. – London: Verso, 2006.

Kippenberg Hans G. Gewalt als Gottesdienst: Religionskriege im Zeitalter der Globalisierung. München: C.H. Beck, 2008. S.164.

Freud S. Group Psychology and the Analysis of the Ego. Revised ed. – New York: W.W. Norton Company, 1990.

Douglas M. Purity and Danger: An Analysis of Concept of Pollution and Taboo – Oxford: Oxford University Press, 1966 [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://monoskop.org/images/7/7d/ Douglas_Mary_Purity_and_Danger_An_Analysis_of_Concepts_of_ Pollution_and_Taboo_2001.pdf (дата обращения 03.01.2019).

Цит. по: Raban J. My Holy War//The New Yorker. – 2002. – Febrary 4. – Pp. 28–36.

Армстронг К. Битва за Бога. С. 288–289.

См.: Nettler R.L. Past Trials and Present Tribulations: A Muslim Fundamentalist Speaks on the Jews// M. Curtis (ed.). Antisemitism in the contemporary world. Boulder, London: Westview Press, 1986. P.104.

Riesebrodt M. Fundamentalismus ALS Patriarchalische Protestbewegung: Amerikanische Protestanten (1910–28) Und Iranische Schiiten (1961–79) Im Vergleich. Tübingen: Mohr Siebeck, 1990.